Диктаторы обмана: новое лицо тирании в XXI веке - Сергей Маратович Гуриев

мы брали максимальное число из известных за какой-либо год правления диктатора. С высокой вероятностью именно этот год наиболее полно освещался в отчетах правозащитников и других источниках. В число политических заключенных и задержанных мы включали всех людей, удерживавшихся более чем на несколько часов по политическим – а не обычным уголовным – основаниям. Такие лица могли быть или не быть осуждены судом. Мы не включали в расчет людей, лишенных свободы по обвинениям в терроризме или других насильственных преступлениях (за исключением случаев, в которых Amnesty International и иные правозащитные организации заявляли о невиновности задержанного). Мы также учитывали сообщения об использовании пыток против политических заключенных. Как и в первой главе, мы распределили всех диктаторов по временным когортам в зависимости от десятилетия их прихода к власти. Получившуюся базу данных мы назвали Authoritarian Control Techniques Database (база данных технологий авторитарного контроля)146.

Нет необходимости говорить, что в такой работе идеальная полнота и точность недостижимы. Слишком детальные сравнения были бы ненадежными, поэтому мы их избегаем. И все же подобный анализ полезен, поскольку помогает выявить как значительные расхождения, так и общие схемы и тренды. Данные покажут, чем отличаются мясники вроде президента Уганды Иди Амина, совершавшего десятки тысяч политических убийств в год, от правителей, похожих на аргентинского генерала Хорхе Видела, счет жертв которого шел на тысячи в год, президента Узбекистана Ислама Каримова (сотни убийств в год) и Уго Чавеса (меньше десяти политических убийств в год).

После нескольких месяцев, проведенных за чтением источников данных об этих ужасных событиях, мы смогли выявить закономерности, подтвердившие наши догадки. С 1980-х размах насилия в последовательных когортах недемократических лидеров значительно сократился. В когорте оказавшихся у власти в восьмидесятые – в эту группу входят президент Зимбабве Роберт Мугабе, лидер национального освобождения Панамы генерал Норьега и король Саудовской Аравии Фахд – почти две трети правителей допускали более 10 политических убийств в год. В когорте девяностых таких лидеров было 44 %. В когорте 2000-х, включающей премьер-министра Сингапура Ли Сяньлуна, президента Эквадора Рафаэля Корреа и президента России Владимира Путина, эта доля сократилась до 28 %. С 1960-х снижается и доля диктаторов, совершающих больше 100 политических убийств в год. В когорте 1960-х – с участием Муаммара Каддафи (Ливия), Фердинанда Маркоса (Филиппины) и Леонида Брежнева (СССР) – примерно четверть правителей несли ответственность за более чем 100 политических убийств в год. Этот показатель упал до 9 % в когорте правителей двухтысячных годов147. График представлен на рисунке 2.1.

Рис. 2.1. Государственные политические убийства 

Источник: Guriev and Treisman, Authoritarian Control Techniques Database. Примечание: «диктаторы» – сохранявшие власть не менее пяти лет руководители государств с индексом Polity2 < 6 в течение всех пяти лет.

С одной стороны, в каждой когорте обнаруживались совсем некровожадные диктаторы. Король Свазиленда Собуза II правил с момента обретения страной независимости в 1967-м до 1982-го без единого зафиксированного политического убийства; это же верно и в отношении нескольких эмиров Кувейта. С другой стороны, у некоторых современных автократов кровавый послужной список: по оценкам, за год правления действующего президента Сирии Башара аль-Асада в среднем происходит 1 500 политических убийств (с начала правления до 2015 года, которым заканчивается наш ряд данных). Но в целом в современном мире диктаторов-массовых убийц стало существенно меньше.

Мы обнаружили, что сократилась и доля диктаторов с большим количеством политических заключенных. По нашим данным, максимум достигается у диктаторов в когорте 1970-x: у 59 % среди них насчитывалось более тысячи политзаключенных. В когорте 2000-х этот показатель упал до 16 %. Среди диктаторов, при которых в их странах было больше 100 политических заключенных в год, в когорте 1970-х таких насчитывалось 89 %, а в когорте 2000-х – всего 44 % (см. рис. 2.2). К сожалению, пытки все еще широко распространены в авторитарных режимах, но количество сообщений о них в различных источниках неуклонно снижается. 95 % диктаторов, пришедших к власти в 1980-е, обвинялись в применении пыток к политзаключенным или задержанным. В когорте 2000-х их 74 %148.

Такие явные свидетельства снижения уровня репрессивного насилия удивляют. Правозащитники постоянно совершенствуют методы контроля, и со временем их отчеты, безусловно, становятся полнее.

Казалось, мы должны были бы увидеть рост насилия? На самом деле, мы констатируем его спад. Может быть, результат зависит от выбора пороговых значений? Но мы приходим к тем же результатам и при других показателях уровня насилия. Доли диктаторов, при которых совершается более 10 или более 100 политических убийств в год, и диктаторов, держащих в тюрьмах свыше 100 или свыше 1 000 политзаключенных, в когорте правителей 2000-х годов при всех методах расчета оказывались существенно ниже, чем в когорте 1980-х. То же наблюдается в ситуации одного политического убийства в год или десяти политзаключенных149.

Рис. 2.2. Политические заключенные

Источник: Guriev and Treisman, Authoritarian Control Techniques Database. Примечание: «диктаторы» – сохранявшие власть не менее пяти лет руководители государств с индексом Polity2 < 6 в течение всех пяти лет.

Возможно, наши данные страдают от других недостатков? Может быть, на тренд влияет срок пребывания диктатора у власти? Некоторые автократы из когорты 2000-х еще не правят так долго, как Ким Ир Сен (46 лет в должности) или король Иордании Хусейн (47 лет на престоле). Если репрессивность диктаторов усиливается к концу их правления, это может исказить наши оценки. Но мы наблюдаем тот же резкий спад в числе политических убийств и заключенных, если рассмотрим только диктаторов, сохранявших власть в течение 5–10 лет. В этом множестве у всех диктаторов был сравнимый стаж150.

Может ли общий результат зависеть от конкретного региона? В конце 1980-х – начале 1990-х в Восточной Европе произошло крушение коммунистических режимов. Если бы в разные периоды времени диктаторы концентрировались в разных частях света, сравнивать их было бы труднее. Однако выясняется, что нисходящий тренд в жестокости репрессий одинаков для всех континентов. Доля диктаторов с 10 политическими убийствами в год не сильно отличается в бывшем Советском Союзе и в странах Восточной Европы от этого показателя в Латинской Америке и Карибском бассейне, странах Африки южнее Сахары, на Ближнем Востоке, в Северной Африке и в Азии. Во всех регионах число политических убийств в когорте 2000-х существенно ниже соответствующего показателя когорты 1980-х151. Устойчивый и повсеместный переход к менее жестоким репрессиям имеет место