Драматургия ГДР - Фридрих Вольф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Р е п о р т е р. Саботаж, а?
К а н т. Я уже говорил: материал никуда не годится.
Ш у р е к. Вы сказали: не многого стоит.
Р е п о р т е р. Понятно. Объективные трудности.
К а н т. Бригадир, старый квалифицированный рабочий, сказал, что в три дня восстановить печь невозможно. Он сказал правду. По нормам на одну крышку полагается три дня.
Р е п о р т е р.
Мозгами мастер не шевелит, —
Пусть все хозяйство к черту летит!
Мое собственное изречение.
К а н т. Двое не очень опытных каменщиков установили новые нормы. Вот и все.
Р е п о р т е р. Грандиозно!
Входит Л е р к а, на лице ссадина. Он останавливается в дверях.
Л е р к а (Канту). Крышку сорвало.
Пауза.
Ш у р е к. Ты же ее сам клал, Лерка.
К а н т. Вы клали сырые кирпичи? Да?
Л е р к а. Не совсем так, господин инженер, я всегда был хорошим работником. Но когда надо работать быстрее, чем это возможно. Десять часов работы, а на завтрак сухой хлеб, и четверо детей и больная жена.
К а н т. Вы понимаете, что вы наделали, Лерка?
Л е р к а. Вы станете вычитать из моей зарплаты? Премия накрылась, это я понимаю.
Ш у р е к. Это саботаж. Это тебе будет дорого стоить.
Д и р е к т о р. Кто-нибудь ранен?
Л е р к а. Нет.
К а н т. У вас на лице кровь.
Л е р к а (вытирая тыльной стороной руки кровь с лица). Царапина!
К а н т уходит, за ним — Р е п о р т е р. Лерка хочет уйти следом, но Директор его останавливает.
Д и р е к т о р. Я не знаю, почему ты это сделал, Лерка. Но я не могу делать вид, что ты не виноват. Я сижу здесь не для собственного удовольствия.
Л е р к а. Вы не можете мне оторвать голову из-за одной ошибки. Вы думаете, я хотел, чтобы крышку сорвало?
Ш у р е к. Ты сам во всем виноват. Теперь не жалуйся.
Пауза.
Л е р к а. Ах так, значит. Тебе дают под зад коленкой за то, что ты вкалывал тридцать лет, жрал как собака, надрывался как ломовая лошадь. Да еще называют саботажником! Вот, значит, каково ваше рабочее государство! Вы ничуть не лучше нацистов.
Д и р е к т о р (глухо). Повтори, что ты сказал?
Л е р к а. Я сказал, вы не лучше нацистов.
Директор бьет Лерку по лицу. Пауза.
Это тебе будет стоить твоего места, директор. Теперь другие времена, чем при Гитлере. (Уходит.)
Пауза. Директор идет в бухгалтерию.
Д и р е к т о р. Ведомости на зарплату готовы?
Ф р е й л е й н М а т ц. Да.
6 а
Бухгалтерия и кабинет. Д и р е к т о р с озабоченным видом сидит за письменным столом и читает. Перед ним кипа бухгалтерских книг.
Б у х г а л т е р выдает зарплату Г е ш к е, О ч к а р и к у и Б а л к е.
Б у х г а л т е р (к Балке). Вам я должен выплатить четыреста процентов. Вы, наверно, получите и за господина Лерку?
Б а л к е. Да. Четыреста. По старым нормам. Как положено. Иначе мы никогда не добьемся новых норм. Как говорят: помоги себе сам.
Гешке и Очкарик наблюдают за тем, как Балке прячет деньги и уходит, потом идут в кабинет директора.
Г е ш к е. Активист получает премию, а кирпичи мы таскали.
Очкарик кивает.
Д и р е к т о р. Вы делали то, что может каждый.
Г е ш к е. Но больше я этого делать не буду. (Уходит с Очкариком.)
Ш у р е к входит в кабинет, размахивая газетой.
Д и р е к т о р (нервничая). А тебе что надо?
Ш у р е к (берет книгу и читает название). «Двойная бухгалтерия». Что, бухгалтера увольняют?
Д и р е к т о р. Нет, проверяют. Что тебе надо?
Ш у р е к (развертывая газету, в которой помещен портрет Балке). Вот. Наша лучшая лошадка. Пойдет в стенную газету. (Отрывает лист с портретом, вынимает из кармана канцелярские кнопки, прикрепляет лист к стене, отходит и смотрит, как это выглядит.)
Д и р е к т о р. Здесь не конюшня. (Снова погружается в чтение.)
Ш у р е к уходит. Газетный лист остается на стене. Директор вынимает из письменного стола бутылку и рюмку. Наливает, пьет. Входит Ш о р н, новый парторг. Директор после неудачной попытки спрятать бутылку и рюмку вынимает вторую рюмку и ставит ее перед Шорном.
Ш о р н (отодвигая рюмку). Спасибо.
Д и р е к т о р (наполняет свою рюмку). У нас здесь земля под ногами горит. Тебе нелегко придется в роли партийного секретаря. Ты у нас третий по счету. (Пьет.) Первого сгубила водка. Он начал закладывать из-за саботажа. Второй был зеленый юнец, только что со школьной скамьи, книжный червь. Он теперь на западе. У рабочего нет доверия к партии. Фашизм у него в крови. Гранаты они крутили не переводя дыхания! А теперь как бешеные орут: «Сдельщина — это убийство». Если хочешь знать: я ни одному из них не доверяю. (Пьет.)
Ш о р н (указывая на фотографию в газете). А это кто?
Д и р е к т о р. Балке, наш лучший рабочий, выработка четыреста процентов. Наша лучшая лошадка.
Ш о р н. Дай мне водки.
Д и р е к т о р (наливая ему). В ней только сорок градусов.
6 б
Столовая. Обеденный перерыв. На продуктовом киоске надпись: «Закрыто на переучет». Лозунг снят. Столы накрыты скатертями. На задней стене деревянный стенд. На нем написано «Стенная газета». Стенд пуст.
Г е ш к е (ест суп). В прежние времена я своим эксплуататорам такое дерьмо выплеснул бы прямо в лицо.
К о л б е. Гешке, ты герой!
Д р у г о й р а б о ч и й. В нем есть мясо.
К а р р а с. Он сказал — мясо! Он бредит. Это от голода.
Т е л я ч ь я н о ж к а. В сочельник у нас всегда были телячьи ножки, до сорок четвертого. (Каррасу). А ты знаешь, что такое телячьи ножки? Если их потушить в масле, они просто тают во рту.
К а р р а с. А кто платил за эту телятину?
Т е л я ч ь я н о ж к а (хихикая). Государство. Я был служащим.
Д р у г о й р а б о ч и й. А кто оплачивал государству?
Ц е м к е (Телячьей ножке). Ты был нацистом?
Т е л я ч ь я н о ж к а. У меня было шестеро детей, коллеги.
К а р р а с. Это оттого, что ты жрал мясо.
Входит ф р е й л е й н М а т ц. Она вешает на стенд газетный лист с портретом Балке. Каррас смотрит на нее. Доска висит слишком высоко.
Я думаю, что в супе действительно было мясо.
Общий смех. Ф р е й л е й н М а т ц поспешно уходит. Входит Б а л к е.
Ш т е т т и н е р. Вот активист.
Ц е м к е (громко). Явился собственной персоной, карман на заднице лопается от наших денег. (Срывает со стены портрет Балке.)
Ш т е т т и н е р. (отойдя в сторону). Рвач! Предатель рабочего класса!
Г е ш к е. А сколько получает твой подручный, Балке?
Балке приносит еду и садится. Каррас и Цемке демонстративно встают из-за стола, за ними остальные. Колбе и Крюгер продолжают сидеть.
К р ю г е р. Я лично ничего против тебя не имею, Балке, а Штеттинер был в С. А. и вообще он дерьмо. Но ты, действительно напал на нас со спины.
Б а л к е. Я не делал из этого тайны.
Ш т е т т и н е р Это позор, это черт знает что.
Б а л к е. Каждый может сделать то же самое.
К а р р а с. Может.
Б а л к е. Вчера на собрании вы все
