Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901) - Неля Васильевна Мотрошилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть II. Философы старшего поколения в Университете Галле-Виттенберг
Факсимиле части рукописного документа о сдаче вступительного экзамена в университете Галле-Виттемберг. Подписи экзаменаторов Георга Кантора и Карла Штумпфа.
Глава 1. Рудольф Гайм
Когда Гуссерль попал на философский факультет Университета Галле, он не мог обойти вниманием внушительную фигуру патриарха философии профессора Рудольфа Гайма (Heym, 1821–1901), которого по справедливости называют «Нестором философии Галле» (Spirituskreis, S. 47). Действительно, его жизненная судьба была тесно связана с Университетом Галле и вообще с этим городом. Он изучал теологию, философию и классическую филологию в Галле и Берлине, в 1843 году в Галле же получил степень доктора философии. Некоторое время преподавал в гимназии Берлина, затем стал свободным публицистом. В 1845–1848 годах снова оказался в Галле. Во время революции 1848 года Гайм был членом Немецкого национального собрания; в 1849/50 годах он снова свободный писатель в Грюнберге и Галле. В 50-х годах начинается преподавание Гайма в университете Галле: с 1850 года он – приват-доцент философии, с 1860 года экстраординариус, а с 1868 года – ординариус философии и истории литературы. В разное время Гайм занимался журналистикой: так, в 1850 году он был редактором газеты «Konstitutionelle Zeitung» («Конституционная газета»); в 1858–1864 годах основал издание «Preuβische Jahrbücher» и был его Herausgeber (в нашей терминологии – главным редактором). В 1866/67 годах Гайм избирался в Прусский парламент.
Как можно заметить, Гайм стал ординариусом довольно поздно – в 1868 году ему было 47 лет. Причинами исследователи считают его умеренный политический либерализм (Spirituskreis. S. 153), постоянное вмешательство в политику. Сам Гайм называл себя правым национал-либералом (Ibidem). Известность в ученом мире – и не только среди философов – Гайму принесли его книги «Гегель и его время» (Hegel und seine Zeit, 1857) и «Романтическая школа» (1870). Он обладал замечательным талантом ясно, ярко и в то же время содержательно воспроизводить философские идеи в контексте эпохи и в процессе их внутреннего развития. И всякому, кто хочет ознакомиться с философией Гегеля, можно и сегодня рекомендовать прочитать названное сочинение Гайма. К слову, оно всегда было популярным в нашей стране, а в 1891 году было переведено на русский язык.
В 80–90-х годах XIX века Р. Гайм и И. Э. Эрдманн уже были, так сказать, осколками уходящей в прошлое философской школы – самой влиятельной в Германии первой половины века, хранившей традиции немецкой классической мысли. В начале развития Гайма как мыслителя наибольшее воздействие на него оказывала не философия Канта, а философия Гегеля. А ведь к концу столетия, как известно, философская мысль решительно поворачивала «назад к Канту!». Это имело место и в Университете Галле. Ко времени прибытия Гуссерля в этот Университет позиции гегельянства были здесь окончательно утрачены. Кстати, и раньше в Галле они не были особенно сильными, и их справедливо связывали скорее с авторитетом самого Гайма. Исследователи констатируют: к тому периоду, когда в Галле нахлынули кантианцы (их духовным лидером был энергичный Бенно Эрдманн), университет «правда, располагал в лице “последних гегельянцев” И. Эрдманна и Р. Гайма представительной линией связи с классическим идеализмом раннего XIX столетия. Но уже немало лет оба ученых были обязаны оказываемым им уважением скорее своему личному авторитету и своей теперь уже исторической славе, нежели непосредственному влиянию их философии на отдельные науки» (Spirituskreis, 227).
Причины сложившейся ситуации были и общего, и местного характера. Казалось бы, не так много времени прошло с тех пор, когда споры вокруг философии Гегеля доминировали в немецкой мысли. Но разочарование в гегельянстве было весьма сильным, что можно в первую очередь отнести к влиянию социально-исторических изменений, затребовавших иной тип философского мировоззрения и вызвавших к жизни волны позитивизма, который был особенно враждебен идеалистическим концепциям гегелевского типа.
Неправильно было бы забывать и о том известном факте, что после смерти Гегеля его дело оказалось в руках соперничавших представителей его школы, которые отнюдь не были слабыми в интеллектуальном отношении фигурами, но, конечно, по глубине философского анализа, новаторству никак не могли сравниться с учителем, родоначальником школы. Главное же, они растаскивали философию Гегеля в противоположные стороны в угоду своим леворадикальным или, напротив, правоконсервативным социально-политическим позициям. Недаром же и Гайм в искреннем письме своему сыну (11 июня 1880 г.) писал, что в студенческие годы «с энтузиазмом читал Фейербаха и Руге, позволив себе увлечься их радикальными взглядами». И – признается Гайм – это увлечение пришло раньше, нежели он оказался в состоянии «контролировать эти взгляды с помощью Гегеля, Канта и т. д.»: ведь произведения самих этих классиков, «как солидную пищу», он во время увлечения левым гегельянством еще не освоил.[61] В таком же положении оказалось немало молодых людей, прошедших через подобные увлечения, но – в отличие от Р. Гайма – так и не возвратившихся к первоистоку, т. е. к самому Гегелю. Итак, к концу XIX века мало кто в философии Германии надеялся, что раздастся клич: «Назад к Гегелю!» (Правда, новое движение в этом направлении было не за горами.) В других странах в это время, кстати, к великому немецкому философу относились благосклоннее, чем на родине. Впоследствии влияние философии Гегеля так или иначе сохранялось, то возрастая, то уменьшаясь. Но для нас важно, что именно в конце XIX и начале XX века и как раз в Германии кривая этого влияния резко поползла вниз.
Обрисовать специально эту ситуацию в данной работе не представляется возможным, тем более что она достаточно подробно освещена в специальной литературе. Здесь для нас существен вот какой объективный результат: поколение Гуссерля выросло, не только не испытывая еще недавно мощного воздействия философии Гегеля, но все более отчуждаясь от нее. И впоследствии Гуссерль редко и в основном неодобрительно отзывался о гегелевской философии.
Правда, в высшей степени сложная тема «Гуссерль–Гегель» никак не укладывается в рамки такой оценки: на деле связь двух феноменологий, гегелевской и гуссерлевской, более прочна, чем это представляется на первый взгляд и чем это рисовалось самому Гуссерлю (здесь мы не можем вдаваться в эту специальную тему сколько-нибудь основательно).
Трудно сказать, повлияло ли и как повлияло на Гуссерля то обстоятельство, что среди его коллег в Галле был такой известный исследователь Гегеля и, несомненно, яркий философ, как Рудольф Гайм. Полагаю, на
