Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901) - Неля Васильевна Мотрошилова

приложили максимум усилий к тому, чтобы обеспечить приват-доценту Гуссерлю государством оплачиваемые должности экстраординарного и ординарного профессора. Это было продиктовано не только элементарной заботой о человеке, который на свои средства и скудные прибавки от государства должен был содержать растущую семью. Главное все-таки состояло в том, что одаренность, работоспособность, новаторство Гуссерля как исследователя, педагога были достаточно явными, и их честно и справедливо признали, высоко оценили коллеги, в основном, более старшие по возрасту и тогда более известные в науке и философии. Они предъявили Министерству довольно аргументов и доказательств в пользу своих ходатайств и прошений: это были ссылки на опубликованные работы Гуссерля (о них у нас впоследствии пойдет речь), а в конце века – и на подготавливаемые «Логические исследования», которые уже в начале XX века станут своего рода сенсацией в мире философии, а затем (согласно более поздним оценкам выдающихся мыслителей, например, Рассела, Дильтея или Хайдеггера) прочно войдут в перечни наиболее значимых философских произведений XX столетия.

Для Гуссерля признание коллег, пришедшее раньше официально признанного прочного статуса, было существенной жизненной поддержкой. О чем он ясно скажет позже. «Меня поддерживало доверие служивших образцами, высокопочитаемых старших коллег…».[55]

Однако то, что хорошо чувствовали, понимали и четко выражали университетские коллеги уже в Галле, было неведомо и чуждо министерским чиновникам, принимавшим жизненно важные (в данном случае для Гуссерля и его семьи) решения.

В 1905 году философский факультет Галле снова вернется к вопросу об «ординарном» профессорстве для Гуссерля, который с 1901 года уже работал в Гёттингене. А. Риль (раньше, напомним, неоднократно ходатайствовавший за Гуссерля) переехал в Берлин. На его место искали замену, и сразу вспомнили о Гуссерле. Гуссерль вряд ли стал бы возвращаться в Галле; в конце концов на месте Риля в Галле стал трудиться достаточно известный тогда философ Юлиус Эббинхаус (1850–1909). Важно, однако, что факультет в своих рекомендациях снова высоко оценил исследовательские и педагогические заслуги Гуссерля, назвав его чрезвычайно основательным, оригинальным философом и ученым, мыслителем в высшей степени острого ума, педагогом, лектором, добившимся большого успеха.[56] Все это было верно, а в 1905 году и достаточно очевидно. Тем не менее в Гёттингене Гуссерля тоже ждало испытание, правда, прямо противоположного свойства: здесь ему противодействовали коллеги (надо сказать, не столь известные и значительные, как его сторонники в Галле); Министерство же, напротив, было (наконец) на стороне Гуссерля. «Невзирая на волю факультета» в 1906 году оно создало для Гуссерля «персональное» место ординарного профессора по философии. Но это уже особая история, о которой я ранее писала; к исторически-временным этапам, центральным для данной работы, она прямо не относится.

Одно надо подчеркнуть в заключение этого повествования в I части книги: чиновничий мир разных времен и народов, на протяжении последних веков управляющий наукой, в большом долгу перед учёными – и, как это ни парадоксально, особенно перед выдающимися учеными с громкими именами, чей путь к официальному признанию куда как часто оказывался и оказывается чрезвычайно трудным даже в тех случаях, когда их объективно, своевременно, справедливо признает и высоко оценивает само научное сообщество. Тема «Гуссерль в Галле» убедительно подтверждает это общее суждение. История молодого Гуссерля может быть показательным уроком для чиновников от науки. Если в конце XIX века, когда праздновали 200-летие Университета в Галле и коллеги снова и снова безуспешно хлопотали перед Министерством о получении официальной, государством оплачиваемой профессорской должности для приват-доцента Гуссерля, то через 100 лет, в 1994 году, когда торжественно отмечали 300-летие Alma Mater Halensis, Министр науки и образования земли Саксония-Ангальт написал: «Еврейско-немецкий философ Эдмунд Гуссерль, который в качестве приват-доцента преподавал в Alma Mater, в Университете Галле, [затем] вплоть до 30-х годов 20 века оказывал международное воздействие благодаря развитию своей школы. Он далеко предвосхитил свое время, его влияние, осуществляемое со стороны наук о духе, переступало через [государственные] границы, распространяясь на различные континенты».[57] Итак, можно сказать, что справедливость все-таки восторжествовала. (Есть, правда, один грустный момент, связанный уже с началом XXI века. Во время пребывания в Университете Галле я с удивлением, если не сказать резче, обнаруживала: имя Гуссерля и тот факт, что он провел в этом университете 13 лет, вряд ли что-то говорят даже нынешним университетским профессорам других специальностей. А ведь это почти то же, как если бы философы не знали имен и заслуг выдающихся физиков.)

В 1901 году Гуссерль, скорее всего, покидал Галле с двойственным чувством. Годы, проведенные в городе и его Университете, оказались (прежде всего в материальном отношении и в отношении официальной карьеры) в высшей степени трудными. Но признание коллег, дружба со значительными, интереснейшими людьми – это согревало, давало силы и стимулы для дальнейшего творческого труда. Главное же, поскольку в этом городе с относительно скромной тогда (в сравнении с другими немецкими городами) философской славой он сделал, как сказано, выдающееся открытие, пролагающее новые, неизведанные пути в развитии философии и в научном движении его самого – постольку по большому объективному историческому счету и с точки зрения жизненного предназначения ученого, философа баланс был весьма и весьма положительным. А в свете дальнейшей перспективы феноменологической философии и просто грандиозным. Но об этом сам Гуссерль пока еще не знал…

§ 4. Оценки деятельности Гуссерля в Галле

Говоря об эпохе и, конкретнее, о том времени, когда Гуссерль (с растущей семьей) поселился и работал в Галле, мы отметили динамичный характер развития Германии этого времени, повышение статуса науки и образования и другие факторы, которые, взятые в целом и объективно, могли способствовать и действительно способствовали (о чем подробнее – дальше) плодотворной работе молодого ученого. Но в том-то и дело, что объективные предпосылки всегда непрямо, неоднозначно преломляются через умонастроения, личностный строй, мироощущение личности. К тому же даже и несомненно высокие результаты труда ученого достигаются через трудности, сомнения, даже страдания личности. И ещё они объединяются с теми перипетиями судьбы исследователей, особенно молодых, которые обуславливаются житейскими фактами и трудностями. Ровно это случилось в судьбе раннего Гуссерля в годы его пребывания в Галле. Что отразилось в некоторых его собственных – достаточно мрачных – оценках этого периода жизни и творчества.

Гуссерль, казалось бы, должен был, живя и работая в Галле, испытывать подъем – и не столько потому, что сознательно приспосабливался к динамическому ритму окружающей социальной жизни, сколько в силу погруженности в науку, в творческий поиск, относящиеся к коренным чертам научного познания. Но из-за стечения разных обстоятельств он испытывал не только творческий подъем, но и вынужден был преодолевать немалые трудности на