Пламенеющие храмы - Александр Николаевич Маханько

– Прекратите же, заклинаю всем святым, что в вас осталось …

– А всякого человека, обратившегося к вашей Церкви за словом Божиим, вы грабите два раза. Первый раз, когда вместо слова истинного вы внушаете человеку невесть что, имеющего с этим словом мало общего. А второй раз, когда за это требуете с него вполне реальную мзду. И если грабеж первого рода вам удается все хуже, поскольку любой чуть мыслящий человек уже легко распознает его, то в грабеже второго рода вы достигли небывалых вершин. Браво! За каждое сказанное вами слово, за каждое свое движение вы уже не просите, нет, и даже не требуете. У всякого, обратившегося к вам, вы вымогаете для себя награду. Из служителей Господа вы превратились в мытарей от Слова Его. Это ваши деяния богопротивны, а не мои слова, дорогой епископ.

– О, Господи, вразуми же этого безумца. Покарай его силою своей .., – епископ, потрясенный слышимым под сенью его храма, уже не мог ни восстать против этого, ни что-либо возразить. Похоже, сердечный приступ все же настиг его.

Члены его окончательно отказались ему повиноваться. Если до того он как-то ещё мог держаться, то теперь безвольно рухнул на руки своих прислужников. Лицо его исказила ужасная гримаса, он ещё продолжал что-то бессвязно бормотать, но изменить происходящее он уже не мог.

Прислужники, сами объятые смятением, неуклюже копошась, поспешили унести прочь своего наставника. Толпа прихожан, силясь осознать произошедшее, безмолвно застыла и на мгновение в соборе установилась мёртвая тишина. Бог весть, что творилось сейчас в умах всех, кто здесь находился. Тёмные крестьяне, ремесленники, немногочисленная знать, от рождения и до гробовой доски жившие одним церковным обычаем, пришли сюда сегодня на праздник. Но вот к алтарю вышел неизвестный молодой человек в мантии и оказалось, что всё, чем они жили до сего момента, было не правильным. Конечно, где-то в глубине души каждого из них иногда ворочались подозрения, что принятый порядок вещей временами слишком уж тяготит и не даёт просвета к жизни. Однако слова, веками дрожащие под сводами этого церковного собора, прочно утвердили в каждом уме мысль, что сей порядок едино определён Богом и Церковью, а потому непреложен. И вот только что на их глазах и порядок, и Церковь предстали несостоятельными и поверженными.

Леммель, стоя на верхнем ярусе бокового нефа, зорко за всем наблюдал. Повисшая в храме пауза не могла тянуться вечно, однако никто из прихожан не хотел первым её нарушать, очевидно из страха оказаться во всем этом виновным. Но вот нечаянно хлопнула дверь притвора и храм, словно получив сигнал, мгновенно ожил. Всё вдруг пришло в движение. Толпа взволновалась и зашумела. С передних рядов, где обычно занимают места самые набожные и преданные прихожане, в сторону человека в мантии, понеслись отчаянные проклятия и угрозы Страшным судом ему ещё здесь на земле с живописанием всех пыток и мучений, ожидающих дерзнувшего болтуна. Занимающие средние ряды недоумённо переглядывались друг с другом со словами «А что, разве не так? Ты посмотри на себя. А вот я …» и начинали в голос спорить друг с другом. Непритязательный же люд, занимавший по обыкновению задние ряды и прочие пространства, одновременно был «за» и «против» всех, свистом и прибаутками подзуживая передних. И во всех рядах сетовали друг другу и Всевышнему на жизнь, пеняли на неотданные долги, делились видами на урожай. Задние помимо прочего травили анекдоты, сговаривались о предстоящей попойке, заключали пари относительно дальнейшей судьбы епископа и этого, который в мантии. Только карманные воришки, сновавшие по всем рядам, молча и основательно занимались своим делом. Собор как встревоженный улей гудел и распалялся всё больше.

«Интересно, что ж будет дальше? – думал Леммель, поглядывая на всё это со стороны. Такой поворот дел в соборе несколько изумил его, – Вразумить толпу уже некому. И кто этот бедняга? Вчерашний студентик, решивший, что ему по силам перевернуть мир? Очевидно. Но теперь ему вряд ли удастся унести отсюда ноги».

– Прежде, чем вы решитесь что-то сделать, ответьте мне только на один вопрос, – эти слова прозвучали внезапно и резко, словно разбившийся в пылу ссоры хрусталь. И произнес их, не выкрикнул испуганно, а именно произнес твердо и уверенно тот самый человек в мантии. Он всё также непоколебимо и бесстрашно стоял у алтаря, перед толпой, которая вот-вот могла разорвать его на куски.

– Ответьте даже не мне, а самим себе. Для чего вы пришли сюда? Только ли ради Троицы? И вообще ради ли неё? Или ради чего-то иного? Например, повидать за раз всех своих друзей, соперников, врагов. Подивиться на их платья и шляпы, порадоваться их успехам или позлорадствовать над неудачами, а вглядевшись в их морщины, представить насколько вы сами хороши в сравнении с ними. Нет? Или вы сегодня оказались здесь, не для того, чтобы найти компаньонов возделать землю, сговориться о денежной махинации или составить партию за или против кого-то, стоящего здесь же? Тоже нет? И не вы вскладчину или по отдельности загодя закололи поросенка и извлекли из подвала бочонок вина, чтобы сегодня устроить пиршество и предаться вакханалии? Не об этом ли были ваши помыслы по дороге в храм? Признайтесь себе и не кривите душою. Всё это было у вас во-первых. А помыслы о Боге здесь в храме в день Святой троицы едва ли не для каждого из вас оказались последними в списках желаемого. Это ли не правда? Ответьте себе, положа руку на сердце!

После этих слов молодого человека вся скопившаяся под сводами храма накаленность как-то сразу сникла. Волны грозного ропота до того вольно бродившие среди рядов постепенно, с каждой произнесённой фразой стихали, в конце превратившись в робкий, разрозненный гомон. Большинство народа в храме смолкло. Каждый, кто ещё был способен на это, на мгновение задумался, а осознав обескураживающую истинность своего положения, уже не хотел потрясать кулаками и требовать кары для дерзнувшего нечестивца. Хотелось спрятать глаза и не встречаться ни с кем взглядом. Всё, что он сказал, было правдой или почти правдой.

– А раз так, то стоит ли задерживаться здесь, когда вами намечены для себя другие, более нужные по вашему разумению дела? Займитесь же ими у себя дома, в лавках, кабаках, но не здесь, в храме Господа. Ибо мирскими и корыстными помыслами своими вы только оскверняете дом Его. И напрасно вы думаете, что громким пением псалмов или щедрым пожертвованием вы сможете получить прощение Господа, что добрыми по вашему разумению делами вам удастся снискать Его