Пламенеющие храмы - Александр Николаевич Маханько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Льва X не получилось, слишком уж слаба она была в то время. Но прошли годы и о Лютере теперь заговорили не только в трактирах и рыночных площадях, но и во дворцах. Зёрна протеста против папства проросли и стали набирать силу. То, что витало в воздухе в виде настроений, выкристаллизовалось в словах. Слова сложились во фразы, обозначающие принципы, а те запустили следующую волну настроений, да так, что задрожали стены Святого престола. «Sola scriptura» и папа уже не нужен. «Solus Christus» и следом за папой в небытие отправляется весь церковный клир. А если к этому добавить еще и «Sola fide», то исчезают храмы с их ящиками для пожертвований, не говоря уже о реликвиях, мощах, индульгенциях, иными словами всё, что приносит деньги в церковную казну. И что же теперь могло статься с римской курией и самим Климентом VII? Без авторитета, без организации, без денег. Крах? То, что и было нужно Леммелю и Совету семей. А едва Джулио Медичи, стал папой Климентом VII, как о себе заявил и не менее громко еще один последователь Лютера – Ульрих Цвингли из Цюриха. Тамошний городской совет не без влияния со стороны счел вполне допустимым и устроил публичный диспут сторон о канонах веры, на котором Цвингли так разнёс папского делегата, что тому пришлось с позором бежать из города. Подобные выступления начали происходить по всей Европе постоянно и перестали быть чем-то из ряда вон выходящим. Профессора университетов, приходские священники позволяли себе открыто выступать с кафедр с идеями, отличными от папских доктрин. Горожане, способные думать не только о хлебе насущном, студенты, ремесленники, торговцы, собирались в кружки и делились мнениями, выдумывали новые идеи и т.п. От всего этого папский трон Климента с каждым годом дрожал и раскачивался всё ощутимее, а вместе с ним и авторитет всей семьи Медичи. Помимо войны идей Леммелю удалось втянуть Климента и в войну самую обычную, кровавую. Король Франции Франциск I и император Священной римской империи Карл V, два достославных монарха, соревнуясь в тщеславии, уже который год отвоевывали друг у друга земли. Для пущей важности в 1526 году Франциск даже собрал своих союзников в Коньякскую лигу, к которой не то по недомыслию, не то поддавшись влиянию прелатов (а по чьей указке действовали сами прелаты, очевидно, нет нужды повторять), примкнул и Климент. После этого, по замыслу Леммеля, Климент должен был не просто потерпеть военное поражение, а вообще исчезнуть как авторитет политический и духовный. Что-то подобное и произошло. В 1527 году в самый разгар войны Между Карлом и Франциском против Климента вдруг восстали города Милан, Венеция и даже родная Флоренция, а в самом Риме против него ополчился некогда верный кардинал Помпео Колонна. Отправив свои войска на усмирение мятежных городов, Климент оставил Вечный город без защиты. И именно в этот момент к Риму подступили полчища наёмников императора Карла. Сам Карл не хотел захватывать Рим и, прекрасно понимая, к чему это приведёт, не отдал такого приказа. Однако, всё решилось без Карла. Точнее решили за него кредиторы императора, коими оказались семьи, составляющие достопамятный Совет. В тот самый момент, когда пришла пора платить наёмникам жалованье, императорская казна, до того исправно кредиторами пополняемая, оказалась вдруг пуста. В итоге, так кстати обозлённая и вооружённая орава наёмников, одна половина из которых была добрыми католиками, а другая лютеранами, развернув императорские знамёна, ринулась грабить Рим. В один день Священный город был подвергнут невиданному со времён варваров поруганию. Всё, что доселе олицетворяло величие веры Христовой, было сметено, разграблено и разрушено ради поживы самими христианами. Незадачливого Климента тогда заперли в замке Святого ангела, дабы не мешал грабежу. В один момент авторитет папы и доминанта римской курии превратились в руины вместе с самим Римом. После всего произошедшего можно было считать влияние Климента и всего семейства Медичи низвергнутым окончательно. Леммель выполнил свою миссию блестяще.
Однако он не достиг бы своих высот и соответствующего положения в Совете семей, если бы был человеком одной миссии. Разыгрывая карту новых духовных доктрин, он вполне оценил насколько они серьёзны и даже опасны. Эти доктрины не остались потрясением одного дня. Даже оставаясь без всякой поддержки, материальной или какой-нибудь иной, они не умерли в забвении, не растворились в трактирных пересудах. Они по-прежнему продолжали будоражить толпы людей и с каждым годом всё основательнее. Идеи создавали настроения, те в свою очередь в какой-то, обычно в самый неподходящий, момент сподвигали толпы народа на действия, казалось бы самые непредсказуемые и тем не менее предопределённые. Так, в году 1525 начались восстания в германских землях. То здесь, то там крестьяне чинили погромы своим князьям. Так же после долгих брожений случился переворот в благообразном до того городе Мюнстер. Здесь чернь, подстрекаемая несколькими проповедниками, свергла законную власть и провозгласила коммуну. Котёнок, когда-то брошенный на растерзание псам, выжил и сам превратился во льва, способного с лихвой возместить своим обидчикам. Оставь Леммель этого льва без опеки сейчас, в будущем это могло бы обернуться ещё большими неожиданностями. С ведома Совета семей, дабы обезопасить свой мир от возможных потрясений, Леммель как мог принялся обхаживать этого льва. Обхаживать и дрессировать. Для этого решено было применить старинную тактику, оправданную веками существования. Если не можешь подавить волнения, возглавь их и направь в выгодную тебе сторону. Подавить идеи, вызвавшие брожение умов, оказалось (увы!) невозможно. Леммелю оставалось привычное для него «возглавить и направить». Для начала он где-то через своих доверенных людей, а где и сам в личных беседах или в переписке, пытался выяснять суть новых доктрин и, что не менее важно, что из себя представляют сами люди, их выдвинувшие. Мотаясь по городам Европы и устраивая множество иных своих дел, Леммель всегда вызнавал настроения и отношение к доктринам множества самых разных людей, будь то городской ремесленник, рыночный торговец, католический епископ, городской чиновник, а то и сам князь или король.
По всему картина вырисовывалась нескладная. Уж сколько лет минуло со дня появления лютеровых тезисов, а единой доктрины нового, неримского христианства как не было, так и нет. Хотя с той достопамятной поры по поводу христианской веры и царивших церковных порядков не высказывался только ленивый.