Воспоминания одной звезды - Пола Негри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вацлав Нижинский в балете «Петрушка», 1911
Когда стало известно о моей первой роли, некоторые из моих соучениц проявили ожидаемую ревность. Правда, это не выразилось в чем-то особенно неприятном — просто все стали по-иному относиться ко мне.
Хотя дополнительная нагрузка сильно утомляла меня, работать на одной сцене с великими танцовщиками было огромной радостью. Фокин требовал строжайшего соблюдения дисциплины, и результаты были великолепными, они сводили на нет все страдания, какие он нередко причинял нам. Его малозаметные, но искусные, весьма изобретательные нововведения превратили эту постановку «Коппелии» из очаровательного музейного экспоната в драматическую историю, рассказанную средствами танца. Я часто думала о том, что его указания при постановке нашего спектакля, к сожалению, ни разу не были использованы впоследствии. Правда, может быть, оно и к лучшему. Пожалуй, они не произвели бы того грандиозного впечатления, как при участии тех двух невероятно талантливых балетных танцоров. С первых же репетиций стало очевидно, что Сванильда у Карсавиной предстанет образцом кокетливой страсти, тогда как старик Коппелиус в исполнении Фокина явит собой шедевр характерного танца.
В нашей труппе очень редко кому выпадала возможность участвовать в репетициях вместе с приезжими гастролерами и особенно со столь известными артистами балета. Обычно они приезжали всего на одну репетицию во второй половине дня, перед самым спектаклем, а затем сразу же после выступления уезжали. Соответственно, к постановке «Коппелии» возник вполне понятный, особенный, невероятно сильный интерес. Все участники труппы то и дело находили причины, почему им нужно было зайти в зал именно во время репетиций и, соответственно, выйти, когда им заблагорассудится. Это стало так сильно мешать Фокину, что он закрыл зал для всех, кроме участников будущего спектакля.
Между прочим, моя новая роль принесла лично мне чисто материальную пользу: мне удвоили жалованье до десяти рублей в месяц, а значит, благодаря этому мы с мамой могли, наконец, решиться уехать с Броварной улицы. Причем нам для переезда не нужны были грузчики, даже не потребовалось просить кого-нибудь о помощи. Однажды утром мы попросту упаковали свой скарб и ушли из нашей чердачной комнаты, навсегда закрыв за собой дверь. Мы сами несли чемоданы, что принадлежали маме с давних пор. Еще молодой девушкой она приехала с ними из Брдува в Варшаву, потом, став невестой, из Варшавы увезла их в Липно, а позже, оставшись без мужа и вынужденная в одиночестве растить дочь, снова приехала с ними в Варшаву. Некогда эти чемоданы были частью комплекта ручной клади, который изготовила парижская фирма Vuitton. На них все еще можно было разглядеть полустертые монограммы этой знаменитой компании. Замки и петли, правда, уже давно разболтались, поэтому чемоданы были теперь обвязаны веревками. Они представляли собой жалкое воспоминание о собственном былом великолепии, став такими же ободранными и ветхими, как и вообще все на той убогой, трущобной улице. Кстати, никто даже не обратил на нас внимания, когда мы уходили оттуда прочь — ведь в бедных кварталах люди приходили и уходили подобно цыганам. Правда, нас отличало от многих то, что мы покидали Броварную улицу среди бела дня. Большинство наших соседей предпочли бы улизнуть оттуда ночью, чтобы избежать встречи со взбешенным хозяином жилища, которому они наверняка задолжали квартплату за несколько месяцев.
К моему удивлению, я вдруг взгрустнула, когда мы покидали эту улицу. Все-таки я провела здесь все свое детство, пусть даже мы жили там бедно. Нашим отъездом с Броварной завершился период полной безысходности. Я окончательно распрощалась не только с грязью и вонью, не только с нищетой и уродством, но и с той девочкой, которая каждый день играла здесь, на этой узкой улочке. Теперь я уже юная девушка, даже молодая женщина, кто постоянно вносит свою лепту в общий кошелек: я уже поддерживала маму финансово, и мои заработки помогли нам хотя бы немного приблизиться к городу нашей голубой мечты, выбраться из нищеты.
Нашей мечте вот-вот суждено было сбыться. Чем больше мы удалялись от едких, раздражавших обоняние запахов речных вод, тем мои ноздри, казалось, все сильнее наполнялись сладкими ароматами прежних грез. И благоухание было столь сильным и столь дурманящим, что я уже хотела не шагать, а нестись в танце всю дорогу, пока мы шли к нашему новому дому на Беднарской улице, меня овевал осенний ветерок и освещало ласковое солнышко.
Географически Беднарская улица находилась не слишком далеко от Броварной, однако во всех иных смыслах разница между ними была огромной. Беднарская улица пролегала не параллельно реке, а шла круто вверх, изгибаясь в сторону Театральной площади. Мы нашли новое жилье примерно в середине улицы, и это почти вдвое уменьшило расстояние, которое мне приходилось преодолевать, отправляясь каждое утро вверх, в училище. Кроме того, здесь уже стояли газовые фонари, был тротуар для пешеходов и мощенная булыжником мостовая. И пусть лепившиеся тесно друг к другу дома не отличались особыми архитектурными достоинствами, но все же у них имелись кое-какие приятные детали: небольшие балкончики, широкие окна и выступавшие вперед на уровне крыш рельефные карнизы. Наши здешние соседи были не более зажиточными, чем прежние, во всяком случае с чисто финансовой точки зрения, но все же отличались другим отношением к жизни, иной силой духа. Здесь в людях жила надежда на лучшее, а не господствовало полное отчаяние, здесь вместо сплошной, непреходящей, жуткой безысходности уже существовало известное представление о возможной свободе действий, проявлении собственной воли.
Наше жилище было верхом роскоши по сравнению с тем, которое мы покинули. Мы теперь занимали две передние комнаты в четырехкомнатной квартире. Во второй половине жила вдова с дочерью, и у нас с ними была общая кухня, а также чудесная, невероятно удобная, даже комфортная ванная комната. Дочка зарабатывала на жизнь частными уроками игры на фортепиано. Она была ярким примером того, как выглядит некрасивая
