Самозванка (дореволюционная орфография) - Алексей Пазухин

Страдала она ужасно!…

Страдала отъ тоски по немъ, страдала въ своей роли „самозванки“, страдала отъ страшной лжи…

Страдала и отъ того еще, что видѣла сближеніе Салатина съ Настенькою…

„Модная дѣвица“ добилась таки этого сближенія.

Врядъ-ли она сколько-нибудь нравилась этому молодому человѣку, – она была, что называется, „героиня не его романа“, но она сдѣлала такъ, что Салатинъ началъ интересоваться ею, и когда бывалъ съ нею, то не скучалъ.

He умѣя занять Салатина разговорами, (его трудно вѣдь было заинтересовать романами о похожденіяхъ маркизовъ Альфредовъ и виконтовъ Добервилей), Настенька отлично научилась „искусству слушать“. Она подсаживалась къ Салатину и предлогала съ видомъ страшно любознательной дѣвушки одинъ вопросъ, другой, третій, хорошо изучивъ вкусы молодого человѣка, его симпатіи и влеченія.

Онъ начиналъ ей отвѣчать, разсказывать, увлекался ролью ментора, лектора, – такая роль была въ его натурѣ, – а Настенька слушала съ напряженнымъ вниманіемъ и дѣлала видъ, что ловитъ каждое слово, что учится, просвѣщается, совершенствуется…

Это очень льстило молодому „развивателю“, и онъ очень охотно бесѣдовалъ съ Настенькою, самъ уже искалъ ее, даже скучалъ, когда ея не было.

Настенька торжествовала, влюбленная въ Салатина, а бѣдная Вѣра страдала все больше и больше. Страданія ея доходили до кульминаціонной точки.

День отъѣзда между тѣмъ наступилъ.

XVI.

Въ день, назначенный для отъѣзда, Вѣрѣ стало невыносимо тоскливо и грустно.

Помимо разлуки съ Салатинымъ, близость котораго, самое существованіе въ Москвѣ уже утѣшали ее – она грустила и по бабушкѣ, горячая привязанность которой глубоко трогала дѣвушку.

Вѣра знала, что уѣдетъ она согласно планамъ матери надолго, быть можетъ, никогда не увидитъ уже старую бабушку, слабѣющую все болѣе и болѣе…

Навсегда прощалась она мысленно и съ Салатинымъ.

Онъ полюбитъ тутъ Настеньку, женится на ней…

Тяжело, тяжело становилось дѣвушкѣ и какъ въ ссылку отправлялась она въ Ярославль, который когда-то любила.

Увы… не только протестовать, но и просить она не смѣла, запуганная матерью…

Въ день отъѣзда бабушка уѣхала утромъ помолиться въ Симоновъ монастырь [8], гдѣ былъ какой-то праздникъ. Анна Игнатьевна отправилась купить кое-что для дороги. Вѣра осталась одна.

Съ Настенькою простилась она наканунѣ, и „модная дѣвица“, счастливая своею любовью, полная радостных надеждъ, простилась съ Вѣрою ласково, обѣщала писать ей въ Ярославль и сообщать всѣ новости.

Осенній денекъ былъ теплый, солнечный, и въ саду, позлащенномъ уже осенью, дышалось легко, привольно. Тяжесть тоски словно стала легче въ измученной душѣ дѣвушки.

Она походила по дорожкамъ, нарвала букетъ цвѣтовъ на память о домѣ бабушки, – теперь и были въ саду только настурціи да печальныя иммортели [9], – и сѣла въ бесѣдкѣ подъ густыми липами, гдѣ любила, бывало, проводить время.

Вдругъ мимо забора звонко зашуршали резиновыя шины, и кто-то остановился у воротъ.

Щелкнула калитка, залился грознымъ лаемъ дворовый цѣпной песъ и сейчасъ замолчалъ, видно узнавъ знакомаго.

– Дома Ольга Осиповна? – раздался громкій звонкій голосъ.

Вѣра такъ и дрогнула вся, – она узнала Салатина.

– Никакъ нѣтъ, Николай Васильевичъ! – отвѣчалъ дворникъ. – Уѣхали въ Симоновъ монастырь…

– А Анна Игнатьевна?

– Онѣ въ городъ уѣхали, Николай Васильевичъ… Только, стало-быть, молодой хозяинъ нашъ дома…

– Вася?

– Такъ точно…

– Съ барышнею онъ что-ли?

– Никакъ нѣтъ, – одни… Въ саду прогуливаются… Прикажете позвать, сударь?

– Я самъ пройду въ садъ…

У Вѣры сильно-сильно забилось сердце.

Она оправила пиджакъ, – ахъ, и замучилъ ее этотъ пиджакъ! – пригладила волосы, которые отрасли у нея за послѣднее время и стала въ темный уголъ бесѣдки, держась за сердце, которое было готово выскочить изъ груди…

Салатинъ вошелъ въ садъ, обогнулъ клумбу съ зеркальнымъ шаромъ на пьедесталѣ и остановился.

– Вася, гдѣ ты? – крикнулъ онъ. – Вася!…

– Я здѣсь, Николай Васильевичъ! – отвѣтила дѣвушка, собравъ всѣ силы, чтобы быть покойною, что-бы голосъ не дрожалъ и не выдалъ ее.

– А, вонъ ты куда забрался!…

Салатинъ вошелъ въ бесѣдку.

– Что-жъ это ты, Вася, въ бесѣдкѣ тутъ сидишь, а?… Теперь не жарко и на солнцѣ, лучше надо имъ пользоваться… Скоро-скоро, Вася, минуютъ теплые ясные деньки и осень наступитъ!… Ну, здравствуй, дружище!…

Салатинъ пожалъ руку дѣвушки и сталъ рядомъ, снявъ шлапу.

– Пойдемъ въ садъ, Вася! – сказалъ онъ, закуривая папиросу.-Тамъ веселѣе, вольготнѣе…

– У меня голова что-то болитъ, Николай Васильевичъ… Я боюсь на солнцѣ…

– Ну, какъ хочешь, будемъ здѣсь сидѣть… Что-жъ это ты все куксишся, мальчикъ, а?… Кажется, такой важненькій, румяный былъ, а все киснешь… Балуютъ тебя бабы, Васюкъ, вотъ что! He пo мужски воспитываютъ тебя, ну, ты и разнѣжился… Надо за тебя приняться будетъ, надо мужчину сдѣлать, а не дѣвченку, какъ бабы хотятъ!… а?…

Салатинъ бросилъ папиросу, наклонился къ дѣвушкѣ, взялъ ее за руки повыше локтей и поставилъ передъ собою.

Вѣра такъ и затрепетала вся.

– Ишь, какой! – продолжалъ Салатинъ. – Рученки тоненькія, безъ мускуловъ, нѣжныя, да и весь, какъ барышня!

Вѣра склонила голову, и слезы градомъ-градомъ побѣжали у нея по щекамъ, по груди ночной крахмальной сорочки, поверхъ лифчика.

– Вася, что съ тобою? – воскликнулъ Салатинъ.

Дѣвушка не имѣла больше силъ впадѣть собою, зарыдала, рванулась было изъ рукъ Салатина, но покачнулась и упала-бы, еслибъ онъ не подхватилъ ее.

Она была въ его объятіяхъ.

– Вася!… Но что же это такое?… Вася!…

– He Вася я… не Вася… а Вѣра! – крикнула дѣвушка и забилась у него на груди въ рыданіяхъ.

– Господи!

Салатинъ положительно растерялся, не теряясь никогда въ жизни. Онъ не зналъ, что подумать; ему казалось, что все это во снѣ снится…

Но это не былъ сонъ.

Дѣвушка юная, прекрасная дѣвушка рыдала у него на груди… Шляпа упала съ головы Вѣры и Салатинъ видѣлъ эти шелковистые волосы, нѣжную тонкую шею, розовыя маленькія уши, а его руки обнимали гибкій стройный и нѣжный станъ начинающей формироваться дѣвушки…

– Боже, да это не сонъ! – воскликнулъ Салатинъ. – Это какая-то тайна…

– Да, это тайна!… – проговорила Вѣра, сдерживая теперь рыданія. – Это тайна, это страшная тайна и я… я погибла!…

– Но въ чемъ дѣло?… Что тутъ такое?…

– Я погибла, погибла!… – въ безумномъ отчаяніи повторяла дѣвушка.

– Нѣтъ! – произнесъ Салатинъ, все еще держа ее въ объятіяхъ. – Я начинаю понимать, я догадываюсь… Я не дамъ васъ въ обиду, я буду вашимъ другомъ… Успокойтесь…