Самозванка (дореволюционная орфография) - Алексей Пазухин

Какъ не узналъ онъ при первомъ взглядѣ, что это дѣвушка?!…

Онъ недоумѣвалъ, даже сердился на себя, а между тѣмъ это было очень понятно: мужской костюмъ скрадывалъ ростъ дѣвушки, пиджакъ дѣлалъ ея плечи болѣе широкими, маскируя округленность бюста и талію.

– Садитесь! – проговорилъ Салатинъ, подавая дѣвушкѣ стулъ и сѣлъ самъ.

Старушка, извинившись, убѣжала хлопотать на счетъ чаю и слышно было, какъ она шепталась о чемъ-то въ сосѣдней комнатѣ со служанкою, хлопала дверцами шкафа, гремѣла посудою.

– Вамъ тутъ будетъ хорошо! – говорилъ Салатинъ. – Это премилая, пресимпатичная старушка и очень скромная, не сплетница… Впрочемъ, вѣдь, вамъ недолго придется жить тутъ…

– Недолго?…

– Конечно…

Вѣра вздохнула.

– Можетъ быть начнутся тревоги, мука, – проговорила она.

– О, нѣтъ!… Зачѣмъ все мрачныя мысли?… Думайте не о горѣ и мукахъ, а о счастіи, о радости…

Онъ взялъ ее за руку, но въ это время вошла Степанида Аркадьевна съ подносомъ, на которомъ были яблоки, груши, пастила и мармеладъ.

– Покушайте-ка передъ чайкомъ-то! – сказала она. – Словно знала, что гости дорогіе будутъ и какъ разъ сегодня на Болото [12] ходила, да и купила вотъ яблоковъ и грушъ… Покушайте-ка…

Старушка все посматривала на Вѣру, очевидно, очень заинтересованная спутницею своего молодого благодѣтеля, но деликатно и съ большимъ тактомъ не разспрашивала, заботясь лишь объ угощеніи.

Она поставила подносъ на столъ и побѣжала, было, опять, но Салатинъ остановилъ ее.

– А вы не хлопочите, не безпокойтесь! – сказалъ онъ. – Присядьте-ка, дорогая… намъ поговорить надо…

Поговорить было о чемъ.

Какъ бы то ни было, а Вѣрѣ придется нѣкоторое время пожить тутъ, а между тѣмъ документа у ней нѣтъ.

Это могло создать хлопоты, и затрудненія.

Собравшись обмануть мать, Анна Игнатьевна добыла при помощи выгнаннаго со службы полицейскаго чиновника подложный видъ, гдѣ былъ вписанъ ея сынъ Василій, прижитый съ покойнымъ мужемъ мѣщаниномъ Байдаровымъ. У Анны Игнатьевны былъ документъ и на имя дочери, въ видѣ метрической выписки, гдѣ Вѣра значилась такого-то года и такого-то числа крещенною, какъ незаконнорожденная дочь вдовы мѣщанина Байдарова, Матвѣевна по отечеству. Вѣра видала эту бумажку, знала ее, знала и тайну своего рожденія.

Бумага эта хранилась у Анны Игнатьевны въ завѣтной шкатулочкѣ, на самомъ днѣ ея, вмѣстѣ съ портретомъ курчаваго красавца, Матвѣя Ивановича Вертунова, отца Вѣры, владѣльца волжскаго парохода.

Салатинъ потомъ добудетъ этотъ документъ. Анна Игнатьевна отдастъ его дочери, конечно, но вотъ теперь-то у Вѣры нѣтъ никакого „вида“, и это можеть смутить старушку, которая пуще всего на свѣтѣ боится полиціи, мирового и всякаго рода суда и „волокиты“.

Наконецъ, Салатинъ не зналъ – въ качествѣ кого онъ отрекомендуетъ Вѣру Степанидѣ Аркадьевнѣ и хоть думалъ объ этомъ всю дорогу, но придумать ничего не могъ.

Ему не хотѣлось, чтобы старушка и одну минуту подумала что-нибудь нехорошее о Вѣрѣ…

– Поговоримъ, батюшка, поговоримъ, – отвѣтила старушка, присаживаясь и все поглядывая на Вѣру. – Ивановна тамъ самоварчикъ ставитъ, а мы пока и побесѣдуемъ…

Надо было что-нибудь сказать про Вѣру и въ эту критическую минуту, какъ это часто бываетъ, Салатинъ моментально придумалъ, что надо сказать.

– Рекомендую вамъ, Степанида Аркадьевна, дочь моего покойнаго друга-пріятеля Вѣру Матвѣевну Вертунову! – началъ онъ. – Вы должны, если любите меня, оказать ей великую услугу, выручить ее изъ бѣды, a я ужъ за это отблагодарю васъ…

И Салатинъ сочинилъ „исторію“.

Вѣру хотятъ выдать замужъ за немилаго, за постылаго, а она любитъ другого. Ее бить собрались, мучить, она и скрылась къ Салатину, какъ къ другу отца пришла. Скоро изъ Нижняго пріѣдетъ дядя Вѣры, который имѣетъ вліяніе на ея мать и все дѣло устроитъ, отдастъ дѣвушку за любимаго человѣка, и тогда все кончится къ взаимному благополучію…

– Такъ!… – проговорила старушка, выслушавъ разсказъ. – А „милый-то“, „желанный-то“, небось, ты?…

– Я?…

– Да ужъ вижу, вижу… не скрывай!… И она, красавица писаная, краснѣетъ вся, на тебя глядючи, да и ты глазъ съ нея не спускаешь…

И Вѣра и Салатинъ покраснѣли.

– Ничего, ничего, доброе дѣло! – продолжала старушка. – Пора тебѣ, батюшка, жениться, пора… и я рада-радешенька всякими способами помогать тебѣ… на груди, какъ птенчика, буду согрѣвать твою суженую, твою нарѣченную, а только…

Старушка озабоченно покачала головою.

– He затаскали бы меня, старую, по судамъ за это! – промолвила она. – Вѣдь, барышня-то… вѣдь, бѣглянка она, голубчикъ!…

– Нe бойтесь, милая Степанида Аркадьевна! – сказалъ Салатинъ. – Я все беру на себя, и вы ни въ какомъ случаѣ отвѣчать не будете… Вы домовладѣлица и завтра или тамъ послѣ завтра вида Вѣры Гавриловны никто, вѣдь, не потребуетъ у васъ, – она просто гоститъ у васъ, а тамъ будетъ и видъ… Даю вамъ честное слово, что васъ не ждетъ никакая непріятность…

– Да ужъ надѣюсь на тебя, на сокола…

– И надѣйтесь!… Ивановнѣ, знакомымъ, дворнику вы скажете, что Вѣра Матвѣевна…

– Родственница… – подсказала старуха. – Я и то цѣлое лѣто племянницу, сестрину дочь, изъ Калуги ждала.

– Ну, вотъ и отлично!… А помѣщеніе у васъ найдется?

– А свѣтелочка въ мезонинѣ-то?… Лѣтомъ тамъ жарко было, зимою холодно, а осенью лучше не надо… У меня тамъ и кровать, и комодикъ, и картиночки по стѣнамъ, – живописная горенка…

Старушка взглянула на Вѣру.

– Ну, ужъ и красавицу же ты нашелъ себѣ, батюшка! – проговорила она. – И парочка васъ будетъ!…

Старушка побѣжала, заслышавъ зовъ своей служанки.

Минуты двѣ Салатинъ и Вѣра молчали, не смотря другъ на друга.

– Пусть старушка считаетъ насъ женихомъ и невѣстою, – это располагаетъ ее къ вамъ, – произнесъ Салатинъ.

Вѣра промолчала.

– Вамъ не противна зта роль? – продолжалъ Салатинъ.

– Я вѣдь… я, вѣдь, привыкла уже быть самозванкою, – тихо-тихо отвѣтила Вѣра.

Салатинъ дрогнулъ, всталъ съ мѣста и взялъ ее за руки.

– Но это скоро кончится, вы не будете самозванкою…

Вѣра вздохнула, не отнимая рукъ.

– Богъ знаетъ, чѣмъ все это кончится… – съ тоскою промолвила она. – Мнѣ страшно что-то, жутко…

– Надѣйтесь… Знайте, что за горемъ за несчастіемъ всегда идетъ счастіе и радость, какъ за ненастьемъ – солнце и тепло… Вы много страдали, много терпѣли, пора вамъ думать о радости. Но какъ вы хороши, Вѣра, какъ вы прекрасны!…

Вѣра потихоньку потянула свои руки изъ горячихъ рукъ Салатина.

– Зачѣмъ вы отнимаете ваши руки? – спросилъ онъ. – Мнѣ хотѣлось-бы ихъ поцѣловать… Можно?…