Там, где мы служили... - Олег Верещагин

— Я посмотрю?

Голос Майкла и саам вопрос были настолько неожиданны, что Витька вздрогнул:

— А?

— Можно посмотреть журнал? — снова терпеливо повторил Майкл, глядя спокойными, холодными, но сейчас заинтересованными глазами.

— Да держи, конечно… — помедлив, Витька нерешительно спросил: — Увлекаешься?

Несколько секунд Фой смотрел на Виктора, а потом… потом его глаза вдруг залучились и стали глазами обычного мальчишки. Развернув постер, он сказал мечтательно, глядя на снимок похожего на револьверный барабан аппарата на гигантском стапеле:

— Его назовут «Воден». Уже решено, голосование было…

— А? — Витька кивнул. — Ну да… Так значит, правда увлекаешься?

— Увлекался, — признался Майкл, листая журнал. Помедлил, глядя на русского, словно оценивая его. Пожал плечами, словно отвечая «почему нет?» своим мыслям. — У нас был клуб юных астронавтов. Я там занимался. Мечтал о полёте на Марс.

— А почему бросил? — спросил Витька и осекся. Лицо Майкла потемнело, он закусил губу. — Прости…

— Ничего, — Майкл мотнул головой. — Это хорошо даже, что не понимаешь…

— Я понимаю…

— Не понимаешь, — грубо и резко перебил Майкл. — А ты тоже увлекался, да? — тут же уже совсем иначе спросил он. С интересом, живо… И Витька, решивший было всерьёз обидеться и даже полезть в драку, не смог не ответить:

— Да. Правда так… читал, смотрел. Но у меня дома есть книжки Привалова.[17] Одна даже с автографом! Он был у нас в школе, я в астрономической олимпиаде участвовал…

— Подумаешь, Привалов! — заносчиво сказал Майкл. — Он даже не астронавт, а просто конструктор! И вообще обс… это… обскурант![18]

— Ха, так у нас и Кобрин есть! — торжествующе бросил Витька. — И, между прочим, я даже Краюхина[19] читал!.. Только мало что понял, — признался он тут же. — Но наш отряд космонавтов — самый лучший!

— Ничего, — почти по-детски обиженно ответил Майкл, которому явно нечем было крыть, — зато мы будем первыми на Марсе![20]

Витька фыркнул недоверчиво-презрительно. Но вслух неожиданно для самого себя сказал:

— Знаешь, а я из дома сбежал. Мне шестнадцати ещё нет.

Странно, но сделав это сверхнеожиданное признание, Витька испытал облегчение — словно сбросил наземь тяжеленный рюкзак в походе. Чувство хорошо знакомое… Теперь можно было распрямиться…

— Да я давно догадался, — просто сказал Майкл. — У тебя погиб кто-то?

— Брат остался без ног, — Витька задержал дыхание.

— Вот что… — Майкл вздохнул. — А у меня погибла вся семья.

— Вообще все?! — вырвалось у Витьки. Майкл кивнул:

— Да. Мы переехали на самую границу, отец был инженером, мать — агрономом… Жили в посёлке на фронтире. А потом напали бандиты. Не ожидалось даже, что там остались такие большие банды… Мне тогда было четырнадцать лет… Я был в школе, когда всё случилось. Да мы все там были. И мой брат, младший… ему исполнилось девять. Нам надо было обороняться, школа строилась, как крепость… А мы сглупили. И мы, и учителя… Отбили первый натиск и рванули в посёлок. К семьям. А они только этого и ждали… — Майкл кривился, когда говорил всё это, хотя, наверное, сам не замечал того. — Отца я больше и не видел никогда. А с мамой мы даже встретились, смогли. Бежали к горам. Я помню, что выстрелил в одного урода — они там все настоящие мутанты были — и меня… по голове. А пришёл в себя с мамой в предгорье. Пока она меня тащила, младший потерялся… Там, в горах, мама и умерла.

— Отчего? — выдохнул Витька, не сводя с Майкла глаз.

— От голода, — тихо ответил Майкл. — Там ничего не растёт ещё. И почти нет воды. Мы скитались больше месяца. Она всё, что находила, подсовывала мне, потому что я первое время был очень слабый, трещина в черепе, крови много потерял… А однажды она просто не проснулась… Я даже не мог её толком похоронить. Сперва просто сидел рядом с ней. Не плакал, я разучился. Потом кое-как завалил камнями и пошёл… ну так — пополз почти, потом по-настоящему пополз… А потом как-то раз — и вокруг ополченцы. Незнакомые. Они меня случайно нашли, ну я с ними и остался. Воевал, мы очень долго вытесняли ту банду, больше года. Они, наверное, дальше на юге тоже издыхали от голода, потому так упорно и цеплялись за наши земли… Навидался, конечно, всякого… Через три месяца нашёл своего брата.

— Нашёл?! — обрадовался Витька. Майкл улыбнулся кривой жуткой улыбкой:

— Нашёл. У них в одном становище. Во время налёта. Только он уже… в общем, он даже не понимал, кто он такой и не говорил. Был как животное. Я просил нашего командира, у нас хускерл из «Фирда» командовал — помочь. Он долго смотрел, вертел, крутил. И сказал: нет, ничего сделать нельзя. Совсем ничего. Тогда я… — Майкл потёр губы, посмотрел на свою руку. — Я его отвёл от нашего лагеря и… — Майкл снова потёр губы, снова глянул на пальцы. — И застрелил. Быстро, сразу в затылок. Он там лежал и был совсем такой, как раньше, когда был… когда человеком был. Как будто спит. Я сам хотел застрелиться, но мне не дали. Сказали, что надо ещё много воевать и строить и что у меня должны быть дети, минимум трое. Это моя обязанность, мой долг… А в Роты я потом записался, уже когда там бои кончились. Меня к себе сперва взяли Хикси, очень хорошие люди они… но только меня как будто всё время свербило что-то, вот я и…

Он замолчал. Смотрел себе под ноги, чавкал грязью.

Витька тоже молча шёл рядом с англосаксом. Смотрел искоса, не зная, что сказать. Да и что тут надо было говорить, и что можно было сказать? Ничего, наверное… Поэтому Витька помолчал-помолчал и неловко спросил:

— Майкл… а откуда у тебя шрам такой на руке? Это от ранения, да?

— А, это… — голос Майкла прозвучал не слишком охотно. — Нет, это не ранение… Смешно. Меня за всю нашу партизанщину, за год с лишним, ни разу не зацепили. — Это в плену. На исходе года уже меня схватили, я пакет вёз. Лошадь подстрелили, пакет я успел порвать на мелочь, да и можно было не рвать, они там и говорят-то с трудом… Лошадь они сожрали сырьём, одежду на мне в клочья, а меня там к камням привязали так… ну и факелом по руке. Гыгыкают и жгут. Даже не спрашивают ничего. И вонь… вонь от них такая, что даже мою руку забивает. Я лежу и думаю: ну всё, Майки-бой, ты своё отжил, но это ж только начало, помолчу, чего глотку тратить, ещё накричусь… потом… — Майкл опять мёртво улыбнулся. — Но потом я уже того… не в сознанке был. Наши меня отбили. Повезло, короче…

— Слушай… — Витька поморгал. — Я сейчас спрошу, ты не обижайся… просто… ты если не хочешь — не отвечай… я… ты как тогда промолчал-то?

— Со зла, — пояснил Майкл. — Пришли какие-то уроды. Всё, что мы построили, своими руками из дерьма, из пепла, из грязи… в общем, своими руками подняли — знаешь, как мы работали? Все, даже малышня! — опять растоптали, а теперь ждут, когда я визжать начну… Виктор, а ты что, и правда хочешь стать астронавтом?

— Я не знаю, — нерешительно ответил Витька. — Космонавтом… не знаю. Наверное, всё-таки просто военным. Обычным.

— А я… — Майкл неожиданно ожесточённо посмотрел на русского, — я всё-таки стану астронавтом. О-бя-за-тель-но. Может, я и не успею на Марс, но я всё равно буду астронавтом, Виктор. Назло всем. Назло этим… всем. Их не станет. А я — буду астронавтом.

2

Обратно вернулись, неся в судках яичницу с ветчиной и помидорами, сэндвичи с рыбой, хлеб, черничный джем, лимонное желе и кофе с ромом. Дождь продолжал лить вовсю, и земля разъезжалась, как мыло… но теперь Витька этого не замечал. Они с Майклом, ухитряясь одновременно держать почту, судки и прочее, по очереди листали «Звёздную дорогу», обсуждая снимки и статьи. Майкл совершено не был похож на себя уже привычного Витьке — он смеялся, вырывал журнал, спорил и, когда они ввалились в блиндаж, первое, что Витька увидел — обалделые, неверящие глаза Джека. Собственно, смотрели-то на них все, и Эрих, неожиданно расхохотавшись, сказал, ни к кому не обращаясь (но Витька понял, кому и о чём он говорит):

— А ты страдал!

Майкл перестал смеяться, но и прежняя угрюмость к нему уже не вернулась. Он бухнул на стол пакет:

— Почта.

Витька тоже выгрузился. На еду пока особого внимания не обратили, все ломанулись к почте и в два счёта распотрошили пакет. Майкл тоже получил целых два письма.

— От кого? — весело спросил Витька, присаживаясь на кровать. Он сегодня ничего не получил, но и не ждал.

— Он тёти Хикси и от нашего командира, — улыбнулся Майкл, распечатывая один из треугольников.

Жозеф с радостным видом схватил письмо со своей фамилией — и буквально с первых же строк побелел, как стена. Потом скомкал бумагу и бросил комок на середину стола, а сам ушёл к кровати и упал на неё ничком, зажав уши руками.

— Жозеф? — тут же окликнула Елена, поднимаясь на ноги. Все оторвались от писем. — Что случилось? — она поднялась на ноги.