Любовь и фантазия - Ассия Джебар

В первом ряду пышного кортежа гарцевал сам ага Си М'хамед, не спускавший с паланкина глаз. Он уже думал о другом празднике, который последует вскоре после этого, — о празднике по случаю свадьбы его дочери; может, она станет женой сына его нового коллеги, аги сбеахов Си Мохамеда, который заступил на пост Бель Касема, убитого Бу Мазой.

Один из юношей, скакавших в авангарде, вдруг поотстал и поспешил к aгe:

— На западе, за первыми ложбинами, появилась группа всадников в красных тогах!

— Красные тоги — да это же спаги! — сказал в ответ ага…

Остановив своего коня, он стал всматриваться в указанном направлении, но мог разглядеть только неясное, едва заметно приближающееся пятно. Взмахом руки он подал знак кортежу остановиться. Четыре лошади, запряженные в паланкин, сделали одно или два резких движения, так что все сооружение на какую-то долю секунды наклонилось влево… Донесся слабый женский крик, но паланкин уже обрел равновесие.

Это охрана моего друга Си Мохамеда! — крикнул зычным голосом ага М'хамед. — Он обещал помочь мне!.. Это он скачет к нам со своими охранниками и всадниками. Наверняка хочет принять участие в конном празднике! Окажем ему достойную встречу!

Всадники из авангарда один за другим повернули назад, ряды кортежа сомкнулись в ожидании приказаний.

— Встаньте в два ряда! — приказал ага.

Пока мужчины перестраивались и только охранники паланкина оставались на своих местах, ага Уарсениса, радостно улыбаясь, переходил от одних к другим, довольный этой встречей, напомнившей ему былые празднества в молодые годы, а может, и его собственную свадьбу.

— Они уже близко! — заметил кто-то.

Облако густой пыли заволокло горизонт. (И все-таки сквозь пыльную завесу можно было различить высокие фигуры наездников на низкорослых лошадях и ярко-красные пятна вздувшиеся от быстрой скачки тоги на спинах спаги. Внезапно дробный топот послышался совсем близко, словно рядом ритмично работал какой-то механизм, опередивший людей… Лишь кое-кто из присутствующих, отличавшихся особой осторожностью, удивился численности прибывших: двадцать или тридцать всадников, а может, и больше — наверное, авангард. Постепенно очертания их прояснялись, стали видны склоненные головы, согнутые ноги, длинные ружья наперевес.

— Что-то я не вижу своего коллегу! — прошептал ага, застывший в ожидании чуть поодаль от своих товарищей, двойная цепь которых вытянулась на добрую сотню метров.

Женщины в колясках — невидимые зрительницы оживились. Услышав разговоры о грядущем конном празднестве фантазии, — они испустили первый протяжный клич свое многократное «ю-ю», прозвучавшее прологом к наступающему торжеству. И почти в тот же миг раздался ружейный выстрел, затерявшийся в шквале пронзительных криков, рассекавших воздух. Кто-то успел заметить, что и сзади надвигается целая толпа. Ага М'хамед, стоявший по — прежнему в стороне, тронул свою лошадь, инстинктивно приблизившись к паланкину. Среди всадников он все еще искал глазами агу сбеахов, который на таком-то расстоянии мог бы окликнуть своего коллегу. Си М'хамед вдруг забеспокоился-ведь тут находились и его дочь, и его невестка.

Пыль еще не улеглась, и в ее гуще снова послышались выстрелы. Какой-то мужчина застонал, потом раздался крик ярости:

— Нас предали! Нас предали!

Неясные возгласы, издаваемые вновь прибывшими всадниками, слились вдруг воедино и, расколовшись, покатились по рядам, толпа людей задрожала, словно пшеничное поле на ветру:

— Мохамед бен Абдаллах!

— Мохамед бен Абдаллах!

Ага Си М'хамед понял наконец: стоявшие неподалеку от него товарищи падали один за другим под неумолчный стрекот карабинов.

— Нас предали! Нас предали! — твердили средь всеобщей сумятицы и неразберихи обезумевшие голоса.

Увы, это и в самом деле был шериф Бу Маза со своими воинами! Некоторые из них с диким хохотом сбрасывали с себя нарочито театральными жестами одеяние спаги, которым они воспользовались, прибегнув к военной хитрости.

«Значит, они убили моего друга, агу Мохамеда, и всю его охрану! Сняли с них одежду и переоделись, чтобы застать нас врасплох. Нас было трое: Бель Касем, Мохамед и я, а теперь, кроме меня, никого не осталось, да и мне, видно, пришел конец! — пронеслось в голове у аги, который один не разрядил своего ружья».

Вокруг него началась паника, люди бросились бежать: ружья-то у всех были заряжены холостыми патронами. Больше десятка мужчин погибли сразу, кое-кто успел воспользоваться кинжалом… Ага бился врукопашную с одним из воинов шерифа, судя по внешнему виду местным сбеахом. Мысли теснились одна за другой: главное не отходить от паланкина, думал он, чтобы было кому защитить двух девушек, сражаться надо до конца, перебить их всех, ну или почти всех. Ненависти в его душе не было, ничего, кроме удивления, он не испытывал. Первого противника он сумел ранить, и тот отступил, но перед агой сразу же выросли еще двое, потом трое. Он видел только их блестящие глаза.

«Как это чертовому шерифу удалось вернуться от флиттасов так быстро и так незаметно?» — думал он скорее по привычке, а сам тем временем продолжал с поразительной ловкостью отражать удары, хотя и знал, что ловкость эта в конечном счете была все равно бесполезна… Когда его ранили в бок, под мышкой, это была первая его рана, он вздрогнул всем телом и тут только заметил на вершине холма своего соперника в светлой одежде с новым ярко-красным знаменем, развевающимся над его головой. Словно орел — победитель, Бу Маза наблюдал сверху за схваткой.

Когда агу ранили во второй раз, он понял, что не выйдет отсюда живым. Его осаждали четверо; один из них, отойдя в сторонку, разглядывал открытую рану. Одного ага убил, второго ранил тот отскочил, но потом снова вернулся; третий стоял в нерешительности.

— Аллах велик! — крикнул Си М'хамед в сторону паланкина. Сквозь приоткрытые шелковые занавески виднелось чернявое лицо кормилицы, следившей за страшным поединком.

Оставшись без командира, основная масса конного отряда отступила назад. Некоторые раненые пытались бежать, преследуемые Исой бен Джинном и его солдатами. Возле окровавленного аги, который уже едва держался на ногах, вырос небольшой холмик из нескольких трупов — там были и люди, и лошади вперемешку.

Проявив известную ловкость, ага мог бы еще попытаться найти путь к спасению. Но он и не помышлял об этом. «Моя дочь! Моя невестка!» твердил он про себя. Словно издалека до него доносились истошные крики женщин, которые перекрывали вопли мужчин и с той, и с другой стороны. А в паланкине, раздвинув занавески и высунувшись наполовину наружу, причитала мулатка:

— О Аллах! О Аллах! О Сиди Яхья, Сиди Абд аль — Кадир!

Раненный в третий раз — кинжал проткнул ему живот, — ага почувствовал, что у него холодеет внутри… «Это конец!» — подумал он без всякой печали, как бы вдруг впадая в дрему, и тут небо разверзлось перед ним где-то вдалеке, маня голубовато-серой далью.

А на холме неподвижно застывшая фигура шерифа показалась ему совсем близкой, хотя тот не двигался с места. Бу Маза смеялся.

— Аллах велик! — повторил ага, которого выбили наконец из седла; он рухнул наземь, обратив лицо к паланкину, и тут занавески распахнулись.

— Отец! — закричала дочь аги и в один прыжок очутилась рядом с ним.

Вся закутанная в зеленый шелк, девушка, припав к земле, хотела спасти отца от надвигающейся смерти; четверо всадников шерифа смотрели на нее как зачарованные. Стоя в отдалении, Иса бен Джинн поднял руку с оружием, и, хотя его жест говорил сам за себя, он воскликнул с насмешкой в голосе:

— Невеста из Мазуны свободна!

Бу Маза, долго наблюдавший сверху за полем битвы, подъехал теперь ближе. Лицо его было бесстрастно, но, прежде чем взглянуть на женщин, он спросил тихонько, обращаясь к Исе:

— Сколько этих псов полегло?

— Двадцать или тридцать. Женщины в наших руках: остальные солдаты бежали! — ответил кто-то из стоявших рядом.

— Предатель ага дрался до последнего, надо отдать ему должное! — заявил Иса бен Джинн, указывая на мертвое тело у своих ног.

— Он сделал движение, собираясь приблизиться к девушке с разметавшимися волосами, которая рыдала, вцепившись в труп отца. Шериф жестом остановил его. Эта будет моей! — хотел он сказать.

Но тут, подняв голову, увидел Бадру: ослепительно прекрасная в своем свадебном уборе, она величественно выходила из паланкина.

Мохамед бен Абдаллах, он же Бу Маза, он же «халиф на час», прозванный так племенами Дахры ашаба, медиуна, бени хаджи, сбеах, да и другими, не менее воинственными, — Бу Маза, новый кумир окрестных гор, внушавший ужас благопристойным гражданам Мазуны, восседал на коне рыжей масти; коня этого подарили ему флиттасы, обитавшие на западе, а им он достался два года назад от самого Мустафы, знаменитого вождя дуаиров, которого флиттасы подстерегли в ущелье и убили. Итак, Бу Маза, восседавший на достославном трофейном коне, любовался Бадрой, не признаваясь самому себе, что эта добыча приводит его в восхищение.