Девочка-медведь - Софи Андерсон

с Юрием окончательно отрывается от берега, и нас подхватывает течение.

— Янка! Что ты делаешь? Подожди! Стой! — Саша бросается вперёд, словно хочет перепрыгнуть к нам на льдину, но нас отнесло уже слишком далеко. Саша бежит вдоль берега, однако ему не догнать нас — течение очень быстрое. Я сажусь на льдине, сама оторопев от того, что наделала. Теперь пути назад нет.

Волны кренят и раскачивают льдину, и душа у меня уходит в пятки. Течение несёт нас наискосок, утягивает за поворот. Саша на другом берегу в отчаянии опускает руки. Я подавляю желание позвать на помощь. Ещё поворот — и Саша окончательно исчезает за деревьями.

На меня разом наваливается холод. Я промокла от шеи до пят. Льдину раскачивает, и я вцепляюсь в Юрия. Он стонет, потом закашливается. Из его рта и носа во все стороны разлетаются брызги.

— Ты живой! — Я обнимаю плюшевую шею Юрия, а он поднимает на меня глаза, его трясёт. — Ничего, сейчас слезем с этой штуковины.

Озираюсь в попытках придумать какой-нибудь план. План не придумывается. Льдину несёт посреди реки, до берега далеко, и ничего, за что я могла бы ухватиться, не видно.

Мышеловчик перепрыгивает с моей руки на шею Юрию и указывает на стягивающую её верёвку:

— Может, это пригодится?

Я пробую развязать узлы, но пальцы одеревенели от холода и не слушаются.

— Держи. — Спустя миг Мышеловчик роняет мне на колени конец перегрызенной верёвки. Я благодарю его, но зубы стучат от холода, и я не уверена, что он понял.

Река делает очередной изгиб. Низко над водой нависает толстая ветвь дерева. Я сматываю верёвку и напрягаю руки, готовая забросить её. Кровь приливает к пальцам, их жжёт изнутри словно крапивой.

Затаив дыхание, я дожидаюсь, когда мы подплывём ближе к дереву, и делаю бросок. Конец верёвки перелетает через ветвь, но запутывается в мелких промороженных сучьях. Я рычу от досады — сучки слишком тонкие и не выдержат нашего веса.

Льдина проскальзывает под деревом, верёвка разматывается, натягивается. Сучья трещат, толстая ветвь скрипит, льдина наклоняется, Юрий вот-вот соскользнёт в воду.

Свободной рукой я хватаю его за шею, другой держу верёвку. Накатывает тошнотворный страх, что льдина сейчас вывернется из-под нас и мы угодим в воду, но в следующий миг она набирает ход, несётся к берегу и с размаху врезается в него.

— Поднимайся! Живо! — ору я Юрию.

Он с трудом поднимается на передние копыта, упирается задними в льдину, отчего та почти встаёт ребром, и плюхается грудью в снег на берегу, его задние ноги болтаются в реке.

Я пробую встать, теряю равновесие и оказываюсь по пояс в воде. Я жду, что холод обожжёт меня, но медвежья шерсть на ногах спасает от наихудшего. Для устойчивости я впиваюсь когтями в мёрзлое дно и огромным усилием поднимаю себя из воды.

— Мышеловчик? — зову я.

— Тут я, тут. — Его усики щекочут моё ухо.

Я вытаскиваю Юрия на берег под ближайшую ель, её пышные нижние ветви укрывают его от ветра. А сама без сил валюсь рядом, пытаясь отдышаться. Поплотнее запахиваю на груди тулупчик, но он насквозь промок, и меня колотит от холода.

— Тебе надо обсушиться и отогреться, — Мышеловчик заглядывает мне в глаза, — не вздумай засыпать.

Но я так промёрзла и выбилась из сил, что глаза слипаются, и я проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь уже в темноте, холодная как ледышка.

— Налима мне в глотку! — стрекочет мне в ухо Мышеловчик. — Битый час бужу, толку никакого. Короче, надо уходить.

— Что случилось? — хриплым со сна голосом спрашиваю я. На губах хрустят крошки льда.

— Волки, — шипит Мышеловчик, — целая стая, окружают. Не иначе, лося твоего унюхали.

Глава 12. Волчья стая

Юрий весь окоченевший, неподвижный как мертвец, дыхание еле слышится. Я растираю ему шею и грудь, пока он не начинает оживать.

— Схвати-ка его покрепче, — повелительно рявкает Мышеловчик.

— Это ещё зачем?

— Затем, что он сейчас учует волков и бросится наутёк, а они его без труда загонят, вон он какой квёлый.

Юрий делает глубокий вздох, открывает глаза, и я покрепче обхватываю его за шею.

— Волки! — пронзительно взвизгивает Юрий, вращает в ужасе глазами и силится встать.

— Эх ты, волчья сыть, — насмешливо фыркает Мышеловчик. Вспрыгивает Юрию на голову и нашёптывает ему в самое ухо: — Все-то вы, пища наша, одинаковые, чуть что, сразу улепётывать. Да только с волками этот номер не проходит. Загонят в ловушку — в чащу там или в овражек — и задерут, оглянуться не успеешь.

— Спасите! — визжит Юрий, его копыта судорожно бьют по земле.

— Хорош! Напугал беднягу до смерти. — Я сердито зыркаю на Мышеловчика и ещё крепче обнимаю шею Юрия. — Всё хорошо. Я защищу тебя. Обещаю. — Хоть говорю я это твёрдым тоном, никакой твёрдости и близко не испытываю. Но если Юрий уверится в моей силе, это, глядишь, и мне самой поможет собраться с духом.

— Вы теперь моё стадо? — Юрий перестаёт биться и переводит взгляд с меня на Мышеловчика.

— Пока что да, — киваю я, — поднимайся, да поживее!

Я помогаю Юрию утвердиться на копытах. Он ещё молоденький, но уже достаточно рослый, чтобы смотреть на меня глаза в глаза.

— Мы пойдём вдоль реки, — говорю я и вглядываюсь в тёмный берег вверх по течению. Я пытаюсь прикинуть, далеко ли до ближайшей хижины Анатолия. Не знаю, где мы находимся, а в такой темноте с картой не сверишься.

Мышеловчик поворачивает нос к сосняку в противоположной от берега стороне:

— Чую, там еду готовят и вроде кто-то песни горланит.

Я тоже настораживаю уши и принюхиваюсь. Но никакого пения не слышу и запаха готовящейся пищи не улавливаю.

— Ты уверен? Помнится, на карте хижина Анатолия у берега, а вовсе не в сосняке.

— Ещё бы я был не уверен, — Мышеловчик огрызается так сердито, что я опускаю голову и покорно иду в сосны, куда он показал. Промороженная одежда стоит на мне колом, а сама я продрогла до костей. Если мы даже спасёмся от волков, нам всё равно требуется убежище, чтобы пережить эту ночь. Похоже, что, вопреки значку на карте, хижина Анатолия и правда стоит поодаль от речки.

Сквозь шум и треск, с какими мы с Юрием продираемся через густые заросли деревьев, невозможно расслышать, преследует ли нас стая. Но если да, то волки точно идут за нами по пятам.

Мышеловчик ведёт нас вниз с холма, недовольно ворча себе под нос, что прогулка слишком затянулась, и без конца шикает на