Долгая зима - Владимир Иванович Петров

Буквально в последние декабрьские дни, в твоё отсутствие, поездил Кренделев по пунктам поставки, уладил всё чин чинарём. Возвратившись, на твою службу полкана спустил: «Оборзели совсем! Зажирели, как коты. Мышей перестали ловить! Из-за вашего безделья здоровье приходится терять. Сопьёшься того гляди. На сухую ведь не столкуешься…» Тебя, естественно, как начальника по запчастям при этом полоскал, обещал за ворота отправить.

– В первый раз слышу, – удивился Виктор. – Не то что разговора, намёка даже на эту тему было.

– А что говорить-то, если вскоре выяснилось, что производственники здесь ни при чём. Сбытовик, кренделевский родственник, при отправке деталей всё напутал. И ничего ему, словно с гуся вода. – Назимов глянул на часы. – Отвлеклись мы, однако, от нашего дохлого тепловоза. Оживлять его придётся. Другого варианта нет. В случае чего обращайся за помощью в любое время суток. Теперь мне дневать и ночевать здесь до конца месяца придётся.

– Постараюсь не тревожить. Не забыл ещё тепловозные ходы и выходы. А ты подшефных своих, командированных Кренделевым, побольше гоняй.

– Вряд ли получится. Скорее, они, как в игре «Что? Где? Когда?», с вопросами за мной будут гоняться…

…Домой Виктор приехал ночной развозкой.

– Давненько так долго не задерживался, – встретила его встревоженная жена.

Он обнял её, пошутил:

– Заходил к одной, засиделся.

– Не нацеловался, что ли? Ко мне тянешься.

– Несладкая попалась…

– То-то, вижу, кислое у тебя лицо. Случилось что?

– Да ничего такого, Валь, кроме дополнительной работы. – Виктор не стал делиться своими производственными проблемами, прошёл в ванную, глянул в зеркало.

– И вправду скис, – удивился своему задумчивому отражению, погрозил ему: – Я тебе! Отставить уныние, раз дохлый тепловоз отставить не удалось.

Он умылся, за чаем полистал свежие газеты, но всё не мог отключиться от событий прошедшего дня. «Да, задал мне Кренделев головоломку, голову сломаешь. Как специально для меня берёг этот тепловоз, ждал, когда к работе приступлю после деревни. Выждал подходящий момент и врезал», – невольно восхитился он Кренделевым. Вслух, уже в который раз за день, произнёс:

– Психолог!

– О ком ты? – спросила пришедшая на кухню жена, не дожидаясь ответа, о своём заговорила, деревенскими проблемами отвлекла Виктора от заводских, словно клин клином вышибла. – Мама за избу сильно беспокоится. Может, съездишь на выходные, посмотришь? Отца заодно проведаешь.

– Съезжу. Только не сейчас…

Напоминание о родной деревне сослужило хорошую службу. Мысли о ней вытеснили из головы заводское, и Виктор незаметно уснул. Сон ему приснился.

…Десятилетним пацаном крутил он наждачный круг точильного станка. Точильщик Степан положил только что наточенную косу рядом с двумя другими, посверкивающими на траве под лучами жаркого июньского солнца острыми лезвиями:

– Вовремя справились. Вон едут уже.

Шумно громыхающий трактор с шипами на задних больших колёсах подтащил к ним три косилки и широкозахватные грабли. Пока тракторист заливал в радиатор воду, ребята постарше Витьки быстро сменили косы косилок на только что наточенные. Сам Витька крутился у граблей.

– Хочешь поработать? – предложил ему тракторист.

– А Шурик? – Витька показал на дружка-гребальщика. – Вдвоём ведь на сиденье не уместимся.

– Вместо тебя точило покрутит. Неровно траву кладёт: то раньше валок положит, то позже. Копнить несподручно. Может, у тебя лучше получится. Так как?

– Попробую! – как на крыльях взлетел Витька на сиденье, руками за полукруглую спинку вцепился, ноги у педального механизма поудобнее расставил.

Молодой ковыль на сено косили. Луговой и овражной травы не густо поднялось. На первом круге Витька особенно внимательно следил, как набирается трава под прутковые зубья граблей, то и дело поднимал их, не допуская излишнего накопления зелёной массы. На последующих кругах главным для него было уложить каждый очередной валок в одну линию с предыдущим. Ровными получались валки, что и требовалось.

Радовался он, о соседской девчонке вспомнил:

– Жаль, не видит. Ахнула бы от восхищения!

С радости забылся Витя, не нажал педаль на следующей линии. Набравшаяся трава, сама приподнимая зубья, стала клочками стлаться за граблями.

– Заснул, что ли? – закричал на него тракторист, заглушил мотор.

– Прости, дядя Фрол, – увидел свою промашку Витька. – Не будет больше такого!

– Какой я тебе Фрол? Спятил, что ли? – грозил ему кулаком Кренделев, плевался вовсю. – А ну, слезай с граблей! Тепловоз иди ремонтируй. Не то…

…Не услышал Виктор угрозы Кренделева, проснулся, с минуту приходил в себя.

– Надо же, каков этот Кренделев! Даже сниться начал, – погрустнел он, глянул на будильник, заведённый на пять утра. Подходило время ему зазвенеть.

Виктор встал, потихоньку собрался.

– Приходишь поздно, уходишь чуть свет, – проявила недовольство жена.

– Работа у меня, сама знаешь, не «от» и «до». К тому же аврал!

– Иди уж, авральщик. Удачи тебе.

– Дай-то бог справиться с делами. Тяжело движутся!

– Попросил бы Его о помощи. В это воскресенье – Сретение Господне. Давай сходим в церковь, свечи поставим, к Всевышнему с просьбами обратимся.

– Аврал же у меня.

– Никаких авралов! Грех в большой церковный праздник работать…

27

Настоятельное предложение жены, быть может, впервые заставило Виктора задуматься о церковном, Божеском.

…Его крестили дважды. При рождении, как и полагается, только в домашних деревенских условиях, повторно – уже по всем правилам, в городской церкви, вынужденно можно сказать, когда в пять лет он сильно заболел. Помогло крещение, выздоровел. «Боженька тебе, сынок, здоровье дал!» – радовалась тогда мать, настоявшая на поездке в церковь. Но и она не склоняла сына к молитвам. Время было атеистическое. На редких церквях били колокола, и то, можно сказать, со сдержанным звучанием и по большим праздникам.

После того церковного крещения Виктор в свои без малого сорок лет лишь дважды бывал в церкви. Первый раз в шестидесятые годы, когда с товарищами по студенчеству надумал на Пасху в один из ближайших к общежитию московских храмов пойти. Никак не ожидал, что таких же, как и он, пришедших к храму скорее из любопытства, чем по вере, к полуночи огромная толпа наберётся. Милицейское оцепление, организованное для пропуска на пасхальную службу пожилых людей, с трудом сдерживало её натиск. Милиции помогали дружинники с красными повязками. Виктора, потерявшего было всякую надежду пробиться вовнутрь и собравшегося уже отправиться домой, вдруг осенило. Он снял свой тонкий шарф с красными полосками по краям и середине, сложил его в повязку с красным верхом и намотал на рукав плаща. Присоединившись к дружинникам, выбрал нужный момент и, подхватив под руку бабулю с палкой, беспрепятственно прошёл с нею в двери. Его взору предстало просторное помещение, полное людьми, с иконами на стенах, с расписным высоким сводом. В центре басил видный священник. Ему вторил слаженными голосами церковный хор…

Во второй раз в церковь Виктор попал совсем недавно. В