Приют - Татьяна Филатова

около которого стояла. На столе сидел Саша, глядя прямо на нее. Его глаза были на своем месте, однако жизни в них не было.

– У меня нет сердца, Вера, – с жалобной и непонимающей интонацией снова сказал он. – Как же мне теперь жить без сердца? Они забрали его. Я чувствую его. Оно бьется. Он стучит мне вот так: «тук, тук, тук…» Я слышу его. Но оно стучит не мне… Я вижу, – мальчик отвернулся от Веры и уставился прямо. – Я вижу то, что видит оно. Я чувствую то, что чувствует оно. Но оно не у меня. А как же я? Как же я теперь без сердца?

Вокруг заиграла музыка. Вера прислушалась. Казалось, динамики, из которых идет звук, висели в каждом углу этой необъятной комнаты.

– Я знаю эту мелодию, – удивилась Вера, – я знаю ее…

Назойливая мелодия на телефоне играла настолько долго, что даже Мурчик, встревоженный настырной вибрацией и громким звуком, подошел к подушке Вере, намекая ей, что пора бы уже среагировать на старания будильника. Когда Вера увидела перед собой мордочку возмущенного кота, она поняла, что все осталось позади, во сне. Или даже в прошлой жизни. Не ее жизни, разумеется. Но без ее участия эта история, начатая задолго до ее рождения, не завершится. А те, кто находится по ту сторону, очень хотят этого завершения.

За завтраком Вера открыла таблицу, которую днем ранее создала на своем ноутбуке. Первой в списке погибших в приюте детей была Кочеткова Олеся, которая родилась в 1969 году, а умерла от сердечной недостаточности (кто бы сомневался), если верить записям, в 1977 году. Ее личное дело лежало сверху, однако Вера не стала открывать его, потому что и без того знала, что фотографии в нем не было.

– Семьдесят седьмой, – тихо произнесла Вера, – пятьдесят лет. Тебя нет почти пятьдесят лет. Что они могли с тобой сделать в семьдесят седьмом? Неужели это были какие-то эксперименты? Какой ужас…

Вера еще раз обратилась за помощью к всемирной паутине, пытаясь больше разузнать о трансплантации сердца. Она была очень удивлена, узнав, что уже порядка тридцати лет в России успешно пересаживают донорские сердца.

– А все ли доноры были согласны с такой процедурой, – она скептически буркнула себе под нос, читая очередную статью.

На часах было девять утра. Вера позавтракала, немного прибрала в квартире, накормила кота. На мгновение у нее промелькнула мысль о том, чтобы написать риелтору, но поняла, что сейчас это неуместно и неактуально. На карте в телефоне она нашла адрес почты и отправилась туда.

Сотрудница почты не сразу хотела помогать Вере. Сперва она уверяла ее, что была очень занята, хотя кроме Веры в зале из посетителей была всего одна старушка, которая не спеша заполняла графы на конверте для отправления обыкновенного письма. Затем же, когда Вера продолжила настаивать на том, чтобы ее обслужили, работница почты принялась отказывать, ссылаясь на то, что абонентский ящик, от которого действительно и был ключ на связке у Веры, принадлежит не ей. Только показав свидетельство о смерти своей матери, а также свое свидетельство о рождении и паспорт, где, хоть и была другая фамилия, однако другие данные совпадали, Вера удостоилась того, чтобы ее провели к нужному ящику.

– Срок аренды истекает, доступ сохранится только до конца этого года, – недовольно сказала сотрудница почты.

– Ну и прекрасно, – ответила Вера. – Значит уже сегодня я смогу отдать вам ключ, как только удостоверюсь, что в ящике ничего нет.

Однако оказалось, что ящик не был пустым. В нем лежал большой конверт, на котором было написано лишь одно слово: «Вере». Вера удивленно смотрела на конверт, но еще более удивленно на него смотрела почтальон.

– Я же говорила вам, – спокойно сказала ей Вера.

Сотрудница, ничего не ответив, направилась обратно за стойку.

– Антонина, я все заполнила! – довольно произнес старушечий голос.

– Да, Татьяна Ивановна, – покорно ответила сотрудница, кардинально переменив свою интонацию после общения с Верой, – сейчас приклеим марки и отправим ваше письмецо!

– Татьяна Ивановна? – удивилась Вера.

Старушка и Антонина повернулись к Вере.

– Татьяна Ивановна? – повторила она. – Воспитательница из приюта?

– Я вас знаю? – удивилась пожилая женщина и поправила очки, пытаясь разглядеть получше Веру.

– Знаете, еще и как, – немного заносчиво сказала Вера. – и я знаю вас. Прекрасно знаю. И знаю о том, что происходило в приюте в то время, когда вы нас «воспитывали» то ремнем, то хлыстом.

– Верка? – удивилась старушка. – Но ведь ты…

– Уехала, да, – продолжила за нее Вера, – и очень этому рада. Однако, скажите, пожалуйста, куда уехали мои друзья детства? Ну, например, Саша и Ваня? И другие ребята? Не подскажите, как найти их адресок? Очень хотелось бы повидаться со старыми друзьями или хотя бы письмо им отправить, – Вера указала на конверт в руках старушки. – А то, вот, понимаете ли, приехала в родной город, а никого и нет здесь. А, Татьяна Ивановна? Как их найти, не знаете ли?

– Откуда мне знать? – недовольно и даже злобно буркнула старуха. – Я сторожить вас уже после того, как из приюта уйдете, не нанималась.

Вера подошла ближе к Татьяне Ивановне и почти шепотом сказала:

– А как же те, кто из приюта так и не ушел? Как же с ними? Или вы думаете, мне ничего неизвестно о тех, кого якобы усыновляли?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – прошипела в ответ Татьяна Ивановна.

– Все ты хорошо понимаешь, старая карга, – сказала ей Вера, глядя прямо в лицо, и направилась к выходу. – Попрошу их непременно присниться тебе, – выкрикнула она напоследок и вышла из зала.

– Тебя опять нет дома? – услышала Вера в трубке, когда уже хотела вскрыть конверт перед входом в почтовое отделение.

– Я на почте, – ответила она Леше, – забрала из абонентского ящика конверт, адресованный, ты не поверишь: мне…

– Ничего себе, – удивился тот. – Будь там. Я подъеду через три минуты.

– Ты все взял с собой?

– Монтировка, лопата, фонари… Вроде ничего не забыл.

Вера убрала конверт в рюкзак, решив, что не стоит все же открывать его на улице, к тому же ей хотелось прочесть то, что написано в послании без спешки и без посторонних лиц.

Уже через двадцать минут машина Алексея стояла около ворот заброшенного городского дома-интерната. Пока Леша выгружал из багажника вещи, Вера смотрела в темные окна старой усадьбы.

– Жутко, – сказала она.

– Есть немного, – согласился Леша.

– То, что мы планируем сейчас совершить – незаконно, – добавила Вера.

– И мы это знаем. И осознанно идем. Но, если мы ничего не найдем, а