Лали. Судьбоносная (СИ) - "De Ojos Verdes"

Сейчас разобраться в клубке этих сложностей было нереально. Но осознание того, насколько сильно это в ней осело, просто потрясло Ваграма. Детские обиды, переросшие в неприязнь к нему, которая подкреплялась гордостью. Просто ядовитая смесь.

А ведь она права, мужчина не обращал на это внимания, вел свое обыденное существование, полное завоеваний. Лали и не снилось, что творилось в личной жизни Ваграма, сколько женщин прошло через его руки. Сначала эта пучина разврата, порока и вседозволенности затягивает. Ты пробуешь различные способы удовлетворения своей животной похоти, самоутверждаешься как самец. Потом тебе надоедают легкие победы и доступные девушки. Ты ищешь чего-то более сложного, интересного, пробиваешь бронь, казалось бы, уже недоступных красавиц. А в конечном итоге в свои тридцать лет понимаешь, что единственной недоступной для тебя особой была и есть только Лали.

Такая вот превратность судьбы.

Никогда Ваграм не задумывался о том, как живется ей в амплуа его невесты. И не хотел видеть, что своим демонстративным наплевательским поведением делает больно. Наоборот, ее холодная дерзость всегда подстёгивала к худшему, что в нем есть. Мужчины двух семейств, видимо, относились к проявлению его сущности с пониманием, поскольку и сами быликогда-то молоды. Но он стал замечать, что отец все чаще и чаще смотрит на них с Аэлитой с неодобрением. Типа, ты еще не наигрался, сынок?

Наигрался.

Понял.

Только не знает, как быть с этим. Каково это — посвящать себя одной женщине всецело? Как показать ей, что ты готов, если она никак не хочет тебе поверить? Слишком гордая, уязвленная, недоверчивая. Такая строптивая, такая другая, настоящая. Нежный цветок с шипами.

Боже, как она парила в танце! Как покрывалом взметались и опускались ее волосы при каждом повороте. Какие колдовские пируэты исполняли изящные кисти ее рук. Это было что-то дикое, древнее, такое таинственное. Лали всегда приковывала внимание к своей персоне — где бы они ни находились, многие парни как загипнотизированные следили за ней. Не только из-за утонченной красоты. Она имела скрытую мощь, стержень. Ее флегматичная внешность была очень обманчивой, сила ее взгляда могла поколебать решимость любого, в том числе, и состоявшегося мужчины.

Она плыла в этом облаке неприступности — такая неземная, совершенная, желанная, — и Ваграму хотелось следовать за ней, познавать ее, раскрывать, растворяться. Такого буйства он раньше не замечал за собой. Ему вдруг стало остро необходимо быть рядом с ней.

Одна мысль, что из-за неудачного купания в море мог ее потерять навсегда, наводила неподдельный ужас. Ваграм тогда всего на мгновение представил, что Лали больше нет, и ему стало невыносимо больно, будто его лишили легких, и больше нечем дышать. Никогда мужчина не понимал, насколько дорога ему девушка, пока не испытал страх потери. На следующее утро он уехал в Краснодар, не проспав ни единой минуты за ночь. А потом узнал, что и она ретировалась в Тбилиси в тот же день, предварительно уволившись из компании.

Злился на этот ребяческий поступок, чувствовал себя виноватым, поскольку сам настаивал на назначении Аэлиты. И не сомневался, что это была женская обида. Подумал, остынет, поразмыслит, вернется. Но, нет. Шли дни, недели, а Ваграм терялся в догадках. Сбежала? Ждет жеста? А разве Лали когда-либо ждала от него чего-то? Она ясно дала понять, как относится к нему. С презрением, отвращением. Его мужское эго валялось где-то на дне мусорной свалки. И это тоже выводило из себя.

Вокруг все спрашивали, почему невеста не прикладывает усилий к подготовке? Будто он знает, что творится в ее голове! Ну, а в конец его добили постоянные упрекающие взгляды отца. Ощущение, будто тот доверил ему что-то ценное, чего Ваграм не сберег.

И он просто взял и сорвался в ночь, гоняя по трассам в бешеном, перекрывающем все остальные инстинкты, желании увидеть её, осознать, что возникшее чувство к ней не эфемерная никчемная иллюзия. Что оно не настолько тягостно безответно. Что у них есть шанс…

Сегодня Ваграм понял, что Лали все же не так безразлична, как хотела казаться. Выдвинула условия, вложила свою ладонь в его руку при всех, давая понять, что принимает свое положение невесты. А их танец? В нем все было слишком. Запредельно напряженно, мучительно сладко, завораживающе. Магнетизм, невидимая связь, искрометные взгляды.

Пусть она сама осознаёт это не до конца, но шаг навстречу с ее стороны все же был сделан. Робкий, недоверчивый, но сделан.

И Ваграм ликовал.

Горячая маленькая ладонь опустилась ему на плечо, привлекая внимание и отвлекая от самоанализа. Мужчина поднял голову и тепло улыбнулся бабушке Сирануш.

— Чего это тут сидишь один? Там молодежь веселится.

— Не хочется.

Она в утешительном жесте похлопала его по предплечью.

— Все будет хорошо, не переживай.

— Я знаю, — искренне ответил он.

— Лали уснула?

— Да.

— Пойду, гляну, что-то переживаю. Она же так и легла в одежде, плохо будет спать! — причитая, женщина вошла в дом.

Ваграм остался сидеть на ступеньках перед входом, хотя чувствовал, что на него навалилась усталость. Двое суток не спал, был в напряжении, пересек границу, но!.. Был настолько удовлетворен, счастлив, что все остальное казалось мелочью.

— Ну, пойдем, ты тоже ложись. Целый день сегодня работал, ночью в дороге был. А мы с дедом еще посидим там, потом поможем убраться.

Пожалуй, это то, что нужно. Через пару минут он уже мирно спал, моментально отключившись от реальности, стоило голове коснуться подушки.

Впервые за долгое время его сон был спокойным.

Ваграм проснулся чуть позже, чем обычно. А когда умылся и вошел в кухню, дедушка Смбат уже вставал из-за стола.

— Доброе утро, сынок. Садись.

Бабушка уже вовсю орудовала у плиты. Настроение было прекрасным, что позволило с еще большим аппетитом поглощать вкусный завтрак.

— Лали не проснулась?

— Нет еще.

— Я поем и приду вам помочь, — пообещал он деду.

Через какое-то время мужчина остался один, задумчиво пережевывая пищу.

Заторможенными движениями вошла Лали, придерживая пальцами виски, и взглянула на него, вздохнув.

— О, Боги, так ты, правда, здесь? Я надеялась, вчерашний день мне приснился.

— И тебе доброе утро, — усмехнулся он. — Похмелиться не хочешь, пьянчужка?

Девушка поморщилась. Посмотрела на еду и с отвращением отвернулась. Его это позабавило еще больше.

— Лали, завтра утром мы все вместе выезжаем. Если у тебя есть какие-то срочные дела, закончи их сегодня.

Ваграм внимательно следил за ее реакцией, ожидая очередного протеста, но она его удивила, просто кивнув. Выпила несколько глотков воды и поплелась к выходу.

— Единственное мое срочное дело — выжить с этой адской головной болью, — бубня себе под нос.

Наверное, он будет скучать по этому почти деревенскому уюту, притаившемуся в сердце города. Казалось, здесь все осталось прежним, не менялось с советских времен, когда люди пытались сохранить дружеские и соседские отношения. Весь день Ваграм возился с землей, завершив дела деда Смбата на ближайшее время, что позволило ему со спокойной душой отправиться на свадьбу старшей внучки. Часть овощей и фруктов они поместили в пару ящиков и загрузили в машину вместе с закрутками, принесенными бабушкой. Спорить с ними, уверяя, что в Сочи полно этого домашнего добра, было бесполезно.

Вечером, как и обещал, он покатал Алико, позволив повертеть рулем, и искренне наслаждался реакцией восторженного ребенка. Лали он почти не видел, она так и не притронулась к еде, не выходила на улицу. Видимо, собирала вещи и помогала своей тате. Его забавляло, что она до сих пор так называет бабушку, будто двухлетняя малышка. Они так больше и не смогли поговорить, но мужчина не переживал по этому поводу, впереди столько времени.

Следующее утро выдалось пасмурным, воздух был по-осеннему неприветливым, предвещая приближение холодов. Соседи вышли проводить их, Алико стоял с хмурым лицом, досадливо поджимая губы. Еще бы! Кто теперь будет подкармливать его конфетами и прятать от бабушки? Ваграм вдоволь наслушался рассказов об их шалостях, пока помогал деду. Смеялся от души, чувствуя, как укрепляется это теплое по отношению к Лали чувство.