Лали. Судьбоносная (СИ) - "De Ojos Verdes"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ваграм спокойно допил и пристально посмотрел на неё.
— Лали, я тебе уже сказал. Мы должны вернуться. Я устал отвечать нашим семьям, что между нами все хорошо… Это все абсурдно.
— Но…
— Давай потом поговорим? Я обещал твоему деду управиться до часу.
Девушка безразлично пожала плечами и вернулась в дом.
Она не понимала, что с ним происходит, но точно знала, что дело нечисто. Может, что-то случилось, а ей не говорят? Иначе откуда такая учтивость, вежливость, даже доброта по отношению к ней?..
К тому времени, как Ваграм закончил, Лали успела накрутить себя настолько, что не могла спокойно сидеть. Тата, готовившая обед, постоянно выгоняла ее из кухни, видя, что внучка рассеяна, вечно приносит не то, что она просит подать, да и разбила тарелку.
— Лучше пойди упакуй празднично подарок Отару. Ты же помнишь тот магазинчик, куда мы ходили покупать шары для Алико?
— Да. Схожу.
Девушка уже успела переодеться и собиралась выйти, когда в комнату, предварительно постучав, вошел Ваграм. Он был после душа и снова выглядел как Ваграм, а не внук сельчанина.
— Ты куда?
— Мне надо в магазин. Вечером мы приглашены к соседям на день рождения, тата хочет упаковать подарок, — сдержанно ответила Лали, перекинув ремешок сумки через плечо.
— Хорошо, давай мы закончим, потом я тебя отвезу.
Поскольку говорил он вполне спокойно и без приказного тона, она не смогла отказать и, лишь настороженно оглядывая его, указала на стул, а сама присела на краешек кровати.
Маленькая комнатка, служившая когда-то спальней ее отцу, а после — его дочерям, гостившим у бабушки с дедушкой, моментально показалась слишком узкой, низкой — непропорциональной, в общем, стоило только Ваграму появиться. Прежде чем начать, мужчина взглянул на стоявшие в рамках фотографии членов семьи, слегка улыбнулся и повернулся к ней.
— Предлагаю перемирие. Думаю, мы сможем договориться. Давай хотя бы подумаем о наших родителях. Они столько ждали этого дня, а теперь теряются в догадках, что же между нами произошло, раз невеста даже не хочет участвовать в свадебных хлопотах.
— А я теряюсь в догадках, что же произошло с женихом, который хочет участвовать в свадебных хлопотах. И который сам примчался сюда, чтобы это сказать, — никак не могла скрыть своего сарказма Лали.
— Я и пытаюсь тебе это объяснить. У нас нет выбора, понимаешь? Уже нет. Если мы хотели иного исхода, нужно было сказать об этом очень давно. Не сейчас, когда подошли к черте.
— Серьезно? А мы могли сказать? — огрызнулась она, поскольку это было больной темой.
Ваграм строго взглянул на неё, нахмурив брови.
— Не веди себя словно обиженный ребенок, Лали. Я в этой ситуации пострадал не меньше тебя.
— Это, позволь спросить, когда? С какой из твоих пассий ты страдал?
— С тобой, — вдруг улыбнулся он, — с моей главной пассией.
Лали закатила глаза.
— Послушай…
— Нет, это ты меня послушай, — перебила девушка, — очень легко предлагать мир, когда ты находишься в выгодном положении. Ты мужчина, тебе все дозволено, ты спокойно продолжил связь со своей…с Аэлитой, даже когда мы обручились. Тебе ни разу не пришло в голову, что это меня унижает. Да, пусть мы никогда и не были близки, мы с тобой вообще не пара, но где было твое уважение и элементарная дань приличиям? А сейчас ты хочешь мира между нами, чтобы потом, когда мы поженимся, а ты продолжал спать со всеми, с кем хочешь, смог сказать, что я сама знала, на что иду? Нет, Ваграм! Нет!
Все обиды разом всколыхнули нутро, и она уже не могла контролировать себя, разозлившись вовсю. Глаза ее были прикованы к красивому мужскому лицу, ни одна черта которого не дрогнула за период маленькой тирады. Он был само спокойствие.
— Мы никогда не были парой. Но мы можем ею стать.
— Это смешно. Чтобы стать парой, надо приложить много усилий. Меня категорически не устраивает все, что с тобой связано.
— Это почему же? — поперхнулся он смешком.
Ее раздражало его поведение. Эта мягкость в голосе, отсутствие колкостей, грубости. Лали была в панике, потому что не знала, как общаться с этим новым Ваграмом. Поэтому промолчала. Вопрос остался висеть в воздухе, а они смотрели друг на друга выжидающе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Хорошо… — спустя время кивнула девушка. — Допустим, я согласна на время забыть о том, что ты из себя представляешь. Потому что я не верю в эти изменения. Не может человек, всю жизнь меня терроризирующий, сейчас просто взять и изменить свое отношение. Но, хорошо, допустим. У меня есть ряд условий.
— Слушаю.
— Я не хочу, чтобы Аэлита приходила на свадьбу. Я отказываюсь с тобой спать без осмотра у венеролога и сдачи соответствующих анализов. Я оставляю за собой право уйти при малейшем указании на измену.
Лали с удовлетворением отметила, что лицо Ваграма вытянулось, а его спокойствие пошатнулось. Он сузил глаза, недоверчиво впиваясь в нее. А она лишь вскинула брови, скрестив руки.
— Лали, я как сознательный человек пришел предлагать мир, а ты не перестаешь меня оскорблять своим же мнением обо мне. Тебе не кажется, что ты зарываешься?
— Замечательно! Ты снова ты, а не директор фабрики по изготовлению макаронных изделий, вешающий мне лапшу на уши! Тебе нужно перемирие? Не будет его между нами никогда, потому что ты ровным счетом ничего ко мне не испытываешь, чтобы хотя бы немного войти в мое положение и признать правоту моих слов. Ясно? И не знаю, что из этого выйдет, но я не перестану с тобой бороться. Потому что именно ты меня этому и научил. И я тебе не верю, Ваграм. Тебе не нужен этот мир!
Она поднялась, с вызовом взирая на него. Для нее разговор был окончен.
— Ты даже ради родителей не хочешь сделать этого? — тихий вопрос железным предостерегающим тоном.
— Господи, да ради родителей я иду на этот шаг, я делю с тобой жизнь, считай! Я не знаю, что еще я могу сделать для своих родителей в этой ситуации? Я не клялась им в вечной любви к тебе, и ничего такого никому не обещала. Просто оставьте меня в покое!
И Лали пулей выбежала из комнаты.
Чтобы он не видел ее слез.
Чтобы не заметил, как кровоточат старые раны.
Чтобы он не понял, как ей хотелось согласиться…
* * *
На обед Лали так и не пошла, решив не возвращаться домой до вечера. Ей надо было разобраться во всем, что произошло. Слишком долго она откладывала этот разговор с самой собой.
Итак, Ваграм предлагал перемирие. Он несколько раз дал понять, что видит их будущее совместным. Быть парой… Каково это — быть с ним парой? Она, правда, сможет просто разговаривать с ним, наслаждаться его компанией, не ждать подвохов?
Сможет закрыть глаза на все ранее произошедшее, простить за боль, эти детские обиды, измученную душу?
Лали давно должна была признаться, что может.
Но ей было так страшно. Так пугала эта неизвестность. Как будто кто-то подкинул ей черный ящик, а инструкцию не приложил. Ты можешь делать, что хочешь — открыть или нет, но за последствия отвечаешь сам. Вот эта ответственность и пугала. Ведь она так отчаянно обвиняла во всем Ваграма, а теперь он предоставил ей право выбора, и этот жест ее выбил из колеи.
В одном он прав: как такового, выбора-то и нет. Может, поэтому Лали противоречит сама себе, когда отказывая в перемирии, все же находит его задатки где-то внутри?
Но взять и поверить в его намерение жить мирно она просто не могла. У него слишком много преимуществ, их разделяла пропасть длиною в жизнь. И мир этот он видел в ее покорности. Пугала близость мужчины, имевшего столько женщин, познавшего вкус настоящего холостяцкого существования. Разве сможет Ваграм оставить это? Ведь Лали не переживет, если в браке не будет единственной. Но вместе с тем она прекрасно понимает, что никто ей гарантий не даст.
Девушка брела по улицам Авлабари, задумчиво заглядывая в витрины магазинов, проходя мимо домов, в которых уже начали включать свет. Огни очагов множества различных людей. Какие они? У каждого своя уникальная история, свои проблемы. Кто-то простил, сохранил семью, а кто-то не смог перешагнуть через гордость. И в одном, и в другом случае нет уверенности в правильности решения. Шансы одинаковы, и все зависит от настроя и усилий.