Ермак. Князь сибирский - Сергей Егорович Михеенков

В то время уже шла московская война с Ливонией. В самом начале её Михайло Черкашенин пришёл на помощь православным, привёл под руку царя Ивана IV станицу в полторы-две тысячи сабель и верно встал под стяги Москвы. По тем временам полторы-две тысячи человек – большое войско. Некоторые русские города на ту войну отрядили по двести-триста воинов. А Черкашенин привёл из степи целое войско, способное осуществлять самостоятельные операции. Надо учесть ещё и то, что каждый казак был универсальным воином, хорошо экипированным и вооружённым. Сабля, копьё, кинжал, лук, притороченный к седлу аркан, ручная пищаль с зелейным и свинцовым припасом. За плечами казаков стоял опыт многих схваток и походов. Казак одинаково владел и верховым боем, и осадным. Умел драться в пешем строю, в обороне. Так же, как копьём и саблей, владел ручной и затинной пищалью. Своим полком Михайло Черкашенин командовал сам, затею московских воевод привести казаков под руку кого-то из них, таким образом усилив один из полков, отмёл сразу. И ему уступили.

Во время первых же схваток с ливонцами казаки Черкашенина показали себя с лучшей стороны. По словам историка Н. М. Карамзина, и сам атаман блистал в бою, «показывая чудеса храбрости».

Когда стало назревать худо под Москвой, часть войск была спешно переброшена на Оку. Перебрасывали лёгкую кавалерию, то есть казаков. Резон в этом был ещё и тот, что именно казаки были наиболее эффективны против степняков, знали их повадки, уловки, умели пользоваться слабыми сторонами их боевой тактики. Возможно, именно так появились атаманы «со товарищи» на Оке летом 1572 года.

Судьба Михаила Черкашенина сурова и трагична. Как, впрочем, и судьбы большинства казачьих атаманов. К ней мы ещё вернёмся.

2 августа в ходе битвы наступил момент, когда, согласно уговору между воеводами, из гуляй-города мощно ударила артиллерия. За первым залпом последовал второй, за ним третий. Картечь и ядра причинили крымцам и янычарам много бед. Бежать атаковавшим было некуда, да и поздно. Русские пушкари и большой немецкий наряд Генриха Штадена работали споро. Быстро накатывали пушки, забивали очередной заряд, подносили бегучий огонь, и новая порция картечи рвала ряды татар и янычар. Эта канонада, помимо всего прочего, служила сигналом к началу атаки главного полка русских под началом самого Михайлы Воротынского. И когда русские стеснили крымское войско с двух сторон и казаки, ошалев от крови и удачи, стали врубаться в ряды степняков, началось настоящее истребление неприятеля.

Вот тогда окончательно поверил подмётному письму Девлет Гирей. Для него вдруг наступил час позаботиться о себе, потому как, промедли он с убегом, русские воеводы пустят казаков и те, жадные до добычи, вмиг прорубятся к шатрам и сметут царскую охрану. А войско уже погибло. Поле по берегам Рожайки ещё гудело, ещё колыхались ряды степняков и москвы, будто ещё решая, в какую сторону хлынуть, но опытный глаз великого воина всё уже видел. Донесли, что пали второй сын, а также его внук и зять. Никогда прежде не терял он в неудачных походах столько родни. Прискакали из ногайского стана: убит Теребердей-мурза. И новый удар: пленены трое ширинских князей и астраханский царевич. Девлет Гирей отдал последние распоряжения, подал знак своим телохранителям и вскочил на коня.

Историк XVIII века князь Михаил Михайлович Щербатов писал: «Приятная была российским воинам самая смерть, когда пролитием крови татарской отмщали за отечество своё и останавливали нынешнее врагов стремление на вящее его разорение. Такими мыслями быв побуждены, которые каждого воина героем учиняли, не было препон, которые бы их храбрость сдержать могли. С другой стороны, татары, быв весьма отдалены от отечества своего, и, между победой и погибелью не зря себе посредства, с упорностию же сопротивлялись… по три дни сие продолжалось; и солнце на западе последними своими лучами освещало храбрые подвиги сражающихся войск, а при восхождении своём же начинающиеся подвиги зрило. Но наконец, в третий день, когда уже мёртвыми… исполнился весь стан татарский, земля обагрилась кровью их… тогда татары принуждены были в бегство обратиться, потеряв множество избиенных».

В «Записях Разрядной книги о “береговой службе” и отражении нашествия крымских татар в 1572 г.» читаем: «…татаровя пришли к “гуляю” и изымалися у города за стену руками. И тут многих татар побили и руки пообсекли бесчисленно много. И боярин князь Михайло Иванович Воротынской обошёл с своим Большим полком крымских людей долом, а пушкарям приказал всем из большого наряда, из пушек и изо всех пищалей стрелять по татаром. И как выстрелили изо всего наряду, и князь Михайло Воротынский прилез на крымские полки з зади, а из “гуляя-город” князь Дмитрей Хворостинин с немцы вышел».

Битва продолжалась до ночи. И хотя волна отступающих уже хлынула от Молодей и Рожайки к Оке – татары, понятное дело, побежали к бродам и перелазам, – но отдельные отряды во главе с опытными военачальниками, ханами и мурзами, наиболее преданными Девлет Гирею, продолжали сражаться с прежней яростью. Летописи фиксировали: «…августа в 2 день в вечеру оставил крымский царь для отводу в болоте крымских тотар три тысечи резвых людей, а сам царь бое ночи побежал и Оку реку перелез тое же ночи. И воеводы на утрее узнали, что царь крымской побежал и на тех остальных тотар пришли всеми людьми и тех тотар побили до Оки реки. Да на Оке же реке крымской царь оставил для обереганья тотар две тысячи человек. И тех тотар побили человек с тысечю, и иные многие тотаровя перетонули, а иныя ушли за Оку».

Тут же, на поле, по всей вероятности возле своих пушек, были перебиты и турецкие пушкари. Андрей Курбский, с чужих, конечно, слов писал вскоре после битвы, что «турки все исчезоша и не возвратился, глаголют, ни един в Констянтинополь».

А в Крым вернулись около пятнадцати тысяч воинов. Включая Девлет Гирея и его телохранителей. Славный вышел поход…

Некоторые исследователи Молодинской битвы утверждают, что преследования армии Девлет Гирея не было: мол, русское войско оказалось настолько обескровленным, а оставшиеся в сёдлах с трудом держались на конях, и воеводы не решились отдать приказ на преследование. Но, во-первых, кто тогда вырубил почти целиком трёхтысячный заслон, оставленный Девлет Гиреем «для отводу в болоте», и частично – второй, на Оке? Продолжилась рубка и за Окой. На московском берегу до наступления ночи всё было уже окончено. Русские захватили обоз, весь большой наряд османов. Трофеи оказались великими. А лёгкая кавалерия, читай – казаки, вслед за бегущими степняками переправилась через Оку и продолжала преследование. Расхватывали остатки тыловых обозов с ценной поклажей, ловили в поле коней, оставшихся без седоков.