Кайл Соллей (СИ) - Тимофей Кулабухов

Пришлось лупить в ворота, пока не открыл угрюмый тощий монах с жидкими бровями. Гостей не ожидали, но святые братья явно не те, кого легко удивить. Нас держали снаружи, вызвали отца-настоятеля, которому я озвучил своё пожелание чтения книг.

К концу дня и после многих околорелигиозных разговоров, я был допущен в библиотеку, поскольку святые братья решили, что какие-то смутные признаки святости, плюс статус барона дают шанс прочесть пару свитков и подцепить щепотку религиозной морали. Хотя даже для них было загадкой — зачем такое молодому рыцарю.

Я не спал четыре дня. Все время в библиотеке. Кажется, уже этим смог удивить монахов и аббата Ферно — старшего по статусу в аббатстве. Читал днем и ночью при свете свечей. Моё чтение и отсутствие сна смотрелось как чудо. Но читал ночью всё больше потому, что днем за мной присматривал сам аббат, вечно сующий старинные священные тексты, от которых меня уже изрядно тошнило. А вот ночью — был какой-то полуслепой молчаливый дед, который не замечал, как я откладывал евангелия и брался за все, какие есть тексты. Технические записи, сведения о судебных спорах, купчие, доносы, пылкие любовные послания, переписка с другими аббатствами, сказки древних, скупой отчет о военном походе. Я скармливал своему мозгу всё.

Третий день месяца май. Прохладно и солнечно. Птицы настойчиво верещали за окном библиотеки, когда в ворота монастыря беспокойно заколотили, потом послышалась ругань, что-то упало. В каменных стенах кто-то быстро шёл. Бежал. Я уже прикинул, что это убийца от Фарлонгов, возможно и не один. Можно схватить деревянную лавку и выйдет неплохое оружие. Аббата повалить, чтобы не зашибить в драке. А не причастен ли он сам, ведь откуда уродцам Вороньего замка знать, что я в аббатстве? Вдруг распахнулись широченные двери и ввалился молодой растрепанный Артюр. Он вращал глазами, чтобы в незнакомой обстановке отыскать меня, рванул через проход между столами, зацепился, споткнулся, рухнул, вскочил на колени и энергично дополз до меня, при этом недовольно шипя.

— Милорд! Беда! Вы нужны в замке, срочно!

* * *

Последнюю дюжину лье я пробежал. Буквально.

На тревогу сбежались Корнелио и Снорре. Когда Артюра отпоили водой, он только и смог рассказать, что в замок прибыл всадник. Благородный. Нездешний. Сразу к хозяину замка. Они говорили. Матушка кричала. Впала в беспамятство. Барон Соллей в гневе заперся в старой башне, причем запоры там рассчитаны на военную осаду.

Утром следующего дня в эту неразбериху замка въехал ещё один гонец. Но этот известно от кого. Младший брат главы семейства Фарлонгов. Пытается предложить примирение перед лицом горя и зовёт в гости для заключения мира. В Вороний замок. Только с ним некому говорить, среди слуг панические настроения. Приди Фарлонги с оружием, перебили бы как слепых щенков.

Выручает, конечно же, Оливер. Орет на слуг, бьет морду молодому эспье, заговаривает зубы гостю. Замок запирают, прыткого Артюра шлют за мной.

Наспех поблагодарил аббата, тот перекрестил меня и выразил надежду что удивительный молодой барон быть может, посетит их скромную обитель вновь. И в этот раз не с пустыми руками. Мы немедленно пустились в путь.

Неслись молча, насколько выдерживали кони. По дороге назад Артюр почти сразу отстал. Вскоре остановился, весь в пене, глаза навыкате, немолодой конь Корнелио. Коротко кивнув, я погнал дальше, тем более норд еще верхом, хотя и на последнем издыхании.

Когда сдали и наши лошади, к бессильному удивлению Снорре, я бросил его с обоими лошадьми и побежал. Снял с пояса, перехватил меч в ножнах, его раскачивание бесило и здорово мешало. Пора вспомнить, на что способно моё тело. Даже не спавшее и спустя столько часов скачки. Пешком, бегом, огромными скачками, быстрее лошади, не важно, что скажут, если увидят.

Вечер. Ворота замка закрыты, но караула на стене нет. Во дворе какая-то ругань, глухой пёсий лай. Лениво клубится дым.

Пробежал по валу, закинул меч на спину, не по-рыцарски полез по стене в замок, как ящерица, цепляясь за уступы и щели. Возле кузни натолкнулся на почерневшего от горя Оливера.

Отчего-то мажордом не удивился, несмотря на запертые ворота, моему появлению. Приосанился, взялся за рукоять своего оружия, стал на одно колено и, опустив голову, глухо пророкотал.

— Милорд. Ваш благородный брат Аластрион и наши товарищи эспье погибли на чужбине. Страшную новость принес благородный милорд Долвьеро Де Карро из Ла-Мартине. Видя учинённое горе, изволил уехать. Вы — единственный наследник земель и замка Соллей. Барон пребывает в печали, в старой башне, откуда иногда грозит спрыгнуть, но в основном сильно пьян. Он совершенно один и мы пока не можем до него добраться. Ваша матушка впала в беспамятство от горя. Она в спальне, за ней присматривают. Вчера прибыл Филипп Фарлонг. Враги узнали про вашего брата. Не иначе из графского замка, милорд Долвьеро гостил там, разыскивая наши земли и советуясь с графом.

Нынче Филипп в гостевом доме на чистом дворе, терпеливо ожидает ответ. Хотя, если он ещё день-другой не вернется в Вороний замок, оттуда придёт войско.

Была полутьма, по двору как тени бродили люди, на нас никто не смотрел. Преклоненная поза Оливера не казалась мне подходящей для нормального разговора, поэтому я нашел непонятную деревянную конструкцию возле кузни и присел на неё, жестом пригласив мажордома присесть. Он на протестовал, молча уселся рядом.

— Оливер. Мессир Оливер Рэд. Я не спрашивал у тебя совета. Наверное, никогда не спрашивал. А сейчас спрошу. Что мне делать?

— Ну, для начала пойдите к матушке Коринн, обнимите, успокойте сыновьими словами. Не секрет, что Аластриона она любила больше. Да и он был похож на её отца, благородного Мишеля Красивого. Но теперь ей нужно утешение. Все в горе, все потеряли родных и друзей. Идите к сеньору Айону, хотя бы через дверь попробуйте его вразумить. Потом надо дать ответ Фарлонгам. Может это один шанс на сто лет помириться с ними.

— Считаешь, стоит заключить мир?

— Считаю, что Соллей сейчас не в том положении, чтобы драться с кровными врагами. Миру не бывать, но можно хотя бы прекратить открытую вражду.

— С чего бы Фарлонгам нас жалеть? Не время добить?

— Это не жалость. Горе сближает.

Я подумал про себя, что это не горе для Фарлонгов и что не моя память смутно подсказывает другие мотивы слов Оливера.

— Вели кому-то стать на ворота. Когда Снорре или эспье доскачут, чтоб шустро вошли в замок. Сдается мне, выспавшийся норманн мне ещё