Записки русского бедуина - Дмитрий Панченко

А впрочем — кто знает? Ведь рассказу о Сталкивающихся островах, возникших на пути аргонавтов, нашлось лишь одно разумное объяснение — что это существующие в природе айсберги.

У КРАЯ ЗЕМЛИ

Лето 2001 года подходило к концу. Пора было возвращаться, но мысли мои были устремлены к точке, которую еще предстояло достичь. В Южной Германии, откуда я отправлялся в путь, многие помещают на багажнике автомобиля изображение Боденского озера, нередко сопровождаемое надписью, прославляющей любимый край. Я не стал заниматься гравировкой, но все же украсил машину девизом:

ΕΙΜΙ ΓΑΡ ΟΨΟΜΕΝΗ ΠΟΛΦΟΡΒΟΥ ΠΕΙΡΑΤΑ ΓΑΙΗΣ.

Эту строчку из «Илиады» можно передать так: «Я отправляюсь теперь к пределам земли многодарной». В июле я достиг Геракловых столбов, теперь я намеревался проникнуть дальше, чем ultima Thule, к краю земли, о котором древние лишь смутно догадывались, — мысу Нордкап на северной оконечности Норвегии.

Первую ночь я провел в Нижней Саксонии. Около полудня покинул колоритный городок, расположенный там, где холмы и долины сменяются равниной, уводящей к морю. Выбрался на Е 45 = А 7: Ганновер, Гамбург, Фленсбург. Пересекаю границу и впервые еду через Ютландию.

Вечером приехал в Ольборг. В старом городе не счесть ресторанчиков, многие под открытым небом, люди веселы и беззаботны. Около полуночи мне нужно быть в Хиртхальсе — погрузиться на паром, который переправит меня в Норвегию. Дожидаться парома скучно, спать — не спится, да и на корабле тоже. В Кристиансанн приплыли около четырех утра. Осматриваю в темноте центральную площадь — огромный прямоугольник, пара приятного вида старых зданий, посередине — сквер, ни души. В машине, которую там и припарковал, провожу короткий остаток ночи.

На моем пути первый фьорд. Жаль, что густой туман, и вообще день, кажется, будет серый; скорее догадываюсь, нежели вижу, сколь красиво вокруг. Большая часть пути на Осло — это, кстати, наша Е 18 — не слишком примечательна. Знакомлюсь с норвежской столицей. Центр ловко устроен — нанизан на ось, упирающуюся в королевский дворец. По левую руку — театр, по правую — университет; сам дворец окружен парком.

Первые десятки километров за Осло — толкливо: время разъезжаться с работы по домам. Постепенно машин становится мало, придорожный лес смягчает невыразительность бесцветного неба. Ехать было приятно, и я заснул. Когда я проснулся, машину несло за противоположный край дороги. Я вывернул руль, посочувствовал водителю, ехавшему за мной, поблагодарил богов, вторично даровавших мне жизнь, и, не останавливаясь, двинулся дальше.

Ночь я провел в доме напротив склона, служившего горнолыжной трассой во время олимпиады в Лиллехаммере. Мальчик лет тринадцати встретил меня по-хозяйски, вскоре появился его отец. В доме для постояльцев никого, кроме меня, не было.

Новый день не был солнечным, но облака не стремились заполонить всю синеву. Страна постепенно превратилась в тундру, и по тундре я ехал впервые.

Я продолжал ехать на север, но обнаружил, что вернулся на юг. Вблизи моря и древней столицы — Тронхейма — тундра закончилась и уступила место среднеевропейскому ландшафту: золотистые поля на фоне невысоких гор, поросших густым лесом. Гольфстрим!

В Тронхейме имеется монументальный и достойный своей репутации собор, но сам город выглядит скорее приятным для жизни, нежели внушительным.

За Тронхеймом дорога почти непрестанно красива. Сначала пшеничные поля, потом хвойный лес, затем тундра, затем фьорды, снова тундра, снова фьорды. Ночую у ручья, куда приезжают ловить лососей.

Следующим днем пересекаю полярный круг. Из Швеции я привез Certificat, удостоверяющий, что я пересек Geografiska Polcirkeln 23 июня 2000 года. Но там, близ Йокмокка, у дороги лесное озерцо, какое могло быть и на Карельском перешейке. Здесь — место дикое, пустынное, величественное. Сколько же отсюда до Нордкапа? Одна тысяча и сто километров — уже недалеко.

Холмистая тундра, не вовсе лишенная травяного покрова. Овцы. Одни лениво бродят, другие лежат на траве, смешно растопырив розовые уши.

Ранний вечер. Дорога неожиданно упирается в пристань. Должно быть, с километр назад проглядел поворот. Разворачиваюсь и выясняю, что другой дороги просто нет. Подъезжает еще машина, затем другая. Переправиться на другую сторону фьорда можно лишь на пароме. Будет через полчаса, причем в этот день — последний.

Впечатление от плавания по фьорду не легко передать словами. Вода красива сама по себе. Красив очерченный контур. Красивы скалы и горы. Красота фьорда соединяет все это, и она притягательней, чем вид горного озера, ибо фьорд еще и уводит вдаль.

За Нарвиком дорога огибает бухту. Здесь в нее вливается Е 10, проложенная через Кируну и шведскую Лапландию. Год назад я здесь въехал в Норвегию. Тогда было раннее утро, туман, чередовавшийся с моросящим дождем, но все-таки я узнаю места. По правую руку идут невысокие горы, покрытые мелколиственным лесом. За ними никто не живет, там как бы ничего нет. По левую руку, на узкой полосе земли между горами и океаном — густая трава и деревья, и по виду ничего заполярного; к дороге иногда подступают фьорды. Останавливаюсь на ночлег в частном доме прямо на берегу.

У Skibotn расстаюсь со знакомой мне частью пути. Е 8 уходит в сторону Финляндии, а я продолжаю ехать по Е 6. Вплоть до Альты, три добрых сотни километров, дорога следует береговой линии. Больше не нужно ждать, когда слева вновь появятся вода и скалы. Благородный, горделивый Север.

С девушкой на заправке в Альте я обменялся чуть большим количеством фраз, чем это принято, когда расплачиваешься за бензин, и, главное, взглядами, в которых безошибочно прочитывался вопрос: «Неужели мы встретились, чтобы больше никогда не увидеться?» Немного помедлил около машины.

За Альтой дорога отклоняется от моря, снова тундра. На десятки километров вокруг ничего нет, дорога ровная и прямая. Машина по ней, кажется, уже летит.

И вот — последний поворот, с северо-восточного направления на северное, на Нордкап. Радуга, переброшенная через фьорд, клочьями разбросанные по небу черные тучи — красиво, сурово, безлюдно.

Пути еще сто километров с лишним. Олени попадаются чаще, чем машины. Длиннющий туннель, за ним другие. Так и должно быть — я же читал поэму о «все видавшем до края мира». По такому туннелю идет Гилыамеш, чтобы попасть к дальнему Утнапишти:

Темнота густа, не видно света.

За последним из туннелей начинается что-то странное. Это не туман и не густой туман. Я очень хорошо знаю туманы. Это что- то особенное. Из древних дальше всех на север заплывал Пифей. Он сообщил об областях, где нет более ни земли как таковой, ни моря, ни воздуха и где какая-то смесь и взвесь, образованная из них. Карфагенянин Гимилькон, который еще раньше Пифея исследовал дальние пределы Атлантики, говорил о густом тумане, нависающем над пучиной, и воздухе, словно одетом в пелену. Картина крайних пределов земли представлялась древним сходной с картиной изначального состояния мира, когда все было вперемежку, не было ни дня, ни ночи, ни цвета и невозможно было что-либо различить.

Так или иначе, впереди не видно ничего, за исключением ближайших метров дороги. Передо мной и навстречу давно никаких машин, от машин, нагоняющих меня, я за последние дни отвык. И вдруг увидел — машину, отраженную в зеркальце. Я не знаю оптических законов и могу только сказать, что сзади, в зеркальном отражении, было видно значительно лучше, чем спереди. Машина была престранная — вытянутая, черная, с серым крестом, торчащим на капоте. Никогда не видал ничего подобного. Разглядеть водителя не удается. Прибавил скорость — тщетно, не оторваться. Сбавил — меня не обгоняют, дистанция остается неизменной. Приходится запастись терпением. Десять минут и двадцать — мы одни на дороге, никого больше нет. Это кто же меня преследует? Гильгамеша у входа в туннель встретил человек-скорпион, а я протянул стражу кредитную карточку. Времена меняются. Кто станет теперь разгуливать с косой?

Это не могло продолжаться слишком долго. В какой-то момент машина, ехавшая за мной, свернула. Мгла на минуту рассеялась. Но у края земли я вновь оказался в непроницаемой пелене. Смутно вырисовывается здание, выстроенное для путешественников. Припарковано несколько машин.

Внутри уютно, хотя и очень пусто. Рассматриваю открытки, запечатлевшие место, где я нахожусь, в ясный день, солнечную погоду. Отвесная скала, вознесшаяся над краем моря. На ней что-то из стекла и бетона. «Жаль, с погодой вам не повезло», — посочувствовала мне девушка. Я с жаром заверил ее, что мне как раз повезло.

SOLIDARNOŚĆ

Над автострадой, ведущей из Прованса в Лион, нависла черная туча. Я счел за благо уйти из крайне левого ряда в ближайший к обочине. Правильное решение оказалось бесполезным. На нас обрушился такой ливень, что за стеной воды были лишь смутно видны включенные фары идущей впереди машины. Маневры были неуместны, всем оставалось ехать так, как ехали. И доехали! За четверть часа, или сколько там, ни одного столкновения. Дождь закончился, и как раз показалась просторная стоянка — подходящее место перевести дух. Выхожу из машины — сюда же сворачивает немецкий байкер. Сам солидный и усатый, мотоцикл — дорогущий. Увидев благородную немецкую машину с немецким номером, он остановился около меня и сердечно разразился традиционным немецким ругательством. Я не одобряю таких манер, но приходилось ли сетовать? — мы только что вышли целы и невредимы из преизряднейшей передряги. Он рассчитывал на солидарность соотечественника и нашел ее. Мне в тот день предстояло проехать многие сотни километров, ему — еще больше. Летом ливни чередуются с ясной погодой. Был тихий вечер. Я ехал по пустой автостраде на Безансон, мимо знаков, предупреждающих о животных, перебегающих дорогу. Вдруг сзади знакомый мотоцикл. Должно быть, я уехал вперед, пока усатый байкер где-то пил пиво. Теперь он обгонял меня. Он душевно помахал рукой, и я в ответ — ему.