Следопыт - Чары Аширов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я слышал про это село, но бывать там не приходилось, — произнес молчавший до сих пор сын Мергена. Сухов бросил на Баллы быстрый взгляд. В белой рубашке, черных штанах, босой, он выглядел совсем мальчиком, которому можно еще играть в альчики. Удивляясь тому, как парень рано женился, пограничник улыбнулся и стал собираться с мыслями, чтобы дать полное представление о селе. Вмешательство Баллы было даже кстати. Это — лишняя минута для работы памяти.
— Село Узынджа расположено в прохладном горном ущелье, возле полноводного Скизяба. Все селение — в зелени садов. Оно не разбросано, как другие села, дома в нем прочные, тянутся ровными рядами.
— Вроде бы и не туркменское? — пожал плечами Баллы:
— Верно, не туркменское. Его основали когда-то молокане.
— А что это за люди, молокане? — допытывался парень.
— В конце прошлого века из разных концов России царь сослал их на самую южную границу Туркме́нистана как вероотступников. Приехали они сюда со сво́им скарбом и даже скотиной. В неширокой долине ущелья каждый из них поставил себе дом, основал двор. А привезенным с собой животным построили каменные стойла и конюшни. Посадили сады, развели огороды. Село вытянулось в длинную, прямую улицу. Поэтому его назвали Узынджа — прямое.
В разговор вступил молчавший до сего времени Мерген:
— Молокане были хорошие, простые люди, и хозяйство они умели вести. Скажем, коровы у них крупные, молока давали в два раза больше, чем наши. И лошади здоровее наших. Приезжали они в фургонах и на районном базаре продавали арбузы, подсолнечные семечки, масло. Арбузы их небольшие, полосатенькие, с тонкой кожурой и черными семечками, но внутри красные, как жар. Туркмены называли эти арбузы «Моджукскими», потому что в наших селах молокан именовали «мужиками».
Туркмены любили молокан уже за одно то, что они не курили, не пили водку, не ели свинины. И драк не затевали. Не воровали, были очень дружны между собой. Помогали один другому. Я много раз бывал в их селе. Они гостеприимны, и когда я запаздывал с делами — всякий раз уговаривали: «Оставайтесь этой ночью у нас». А какая у них вера — я и не знаю.
Сухов обрадовался, что Мерген вступил в разговор, и стал рассказывать о молоканской вере:
— В России в центре каждого села, по обыкновению, на широкой площади высится разукрашенная крестом церковь. И в каждой церкве — поп. А в селе молокан церкви не увидишь, они в ней не молятся. У них и попов нет, потому что они не верят им. На их шеях не увидишь крестиков, так как молокане не поклоняются кресту. В углу комнат нет у них икон с изображением девы Марии с младенцем Иисусом на руках. Они не крестятся. Но вы не подумайте, что молокане — неверующие, они очень религиозные люди. По воскресным дням эти люди собираются в каком-нибудь большом доме и читают библию…
После революции большинство молокан вернулось в свои отчие края, а некоторые из тех, кто побогаче, даже перешли границу. Но многие разъехались по крупным городам Туркменистана, а также и районным центрам.
Сейчас в селе Узынджа живут и молокане, и туркмены, и курды. Вот, Мерген-ага, какое это странное и славное село, и если желаете переехать в него, пожалуйста. Ну а сейчас, наверно, я поеду. Но только прошу вас, Мерген-ага, подумать и поскорее дать нам какой-либо определенный ответ.
Мерген задумался и медленно проговорил:
— Можно и не в скорости, а сейчас ответить. Туркмен очень неохотно переезжает из села, где родился и вырос, где жили отцы и дети. Но, если я лично буду уверен, что смогу вам помочь, то готов переехать в любой уголок страны. В этом отношении не может быть никаких сомнений.
— Спасибо, Мерген-ага. Именно этого я от вас и ждал, — сказал Сухов и, попрощавши́сь, уехал.
* * *
Мурадгельды посоветовался о переезде с сыновьями, родственниками. Нелегкое это дело покидать привычные места, уезжать от родных, разлучаться с соседями, друзьями. И все же́ он вскоре переехал.
Председатель колхоза «Пограничник» Байджа был хорошим человеком. Понимая положение, он не стал противиться переселению Мергена в колхоз «Путь ленинизма». На обще́м колхозном собрании активно поддержал Мергена. Затем помог ему и перебраться.
Погрузили вещи в повозку и, посадив на них Дурсун, отправились в сторону гор. За верблюдом следовала еще одна прдвода. До самой окраины села их провожали сыновья Мергена, невестки, соседи. Наконец оии простились, ибо: «Провожающий — не товарищ в дороге. Баллы внимательно осматривал местность, словно прощался со всем этим навсегда.
Вот они уже проехали через село Тязе-Кала, все ближе подъезжая к новому месту жительства. Укатанная дорога вела их к самым горам.
Дурсун впервые путешествовала. Когда верблюд карабкался наверх или спускался вниз по склону, усыпанному гравием, она призывала покровителя верблюдов: «Ой, Вейис-баба!» и крепко хваталась за борт повозки. С одной стороны тянулась скала, а с другой — зияла бездонная пропасть. И молодая женщина крепко закрывала глаза, чтобы не кружилась голова. Вот они по крутон извилистой дороге стали спускаться все дальше вниз. Повозка миновала полноводный арык, погрузив в воду почти все колеса. Перед самым заходом солнца въехали в ущелье, густо заросшее садами.
На восточной стороне села для Мергена был отведён дом. Новые соседи помогли разместиться новоселу еще до наступления темноты.
Со всех сторон над селом склоняются высокие оголенные горы. А ущелье зеленеет даже больше, чем рассказывал Сухов. Это село и вправду не похоже на туркменские селения. Если здесь не накидывать по утрам и вечерам халата, то можно и совсем озябнуть. Но в общем-то это приятная прохлада.
Мерген и его семья быстро привыкли к новым соседям. Буквально на следующий день после переезда они вышли на работу, и стали опять чабанами.
НА ЗАСТАВЕ
Баллы впервые видел заставу, он пришел сюда по просьбе Сухова. Следопыта встретил его давний знакомый старшина Иванов.
Застава разместилась на склоне маленького ущелья, прятавшегося в горах. Для себя и для животных пограничники брали воду из небольшого ручья. Берега его заросли травой, камышом, ежевикой. Он протекал и мимо заставы. Но здесь берега ручья были полностью очищены от зарослей.
Застава огорожена забором. Над белым зданием развевался алый флаг.
Иванов и Баллы по скопившимся после дождя лужицам подъехали к воротам. У проходной с красной повязкой на рукаве стоял дежурный. Баллы хорошо знал его и кивком головы поздоровался с. ним. Баллы побывал в конюшнях. Затем Иванов показал парню клетки высотой в человеческий рост,