ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3) - Пантелеймон Кулиш

представлял исключения. Роты телохранителей, подобные варего-русским дружинам,

содержали при себе и те казацкие гетманы, которые предшествовали гетмаиам-

бунтовщикам, так как всякая походная неудача подвергала козацкого вождя опасности

потерять не только булаву, но и голову. Молодость и ученические годы козакованья

Хмельвицкого совпадали с тем временем, когда представители королевской власти

журят бывало Козаков за частое низвержевие и убийство их избранников. Будучи

страшен каждому в Украине, Хмельницкий должен был больше всех опасаться за свою

судьбу и за жизнь. Отсюда-то и происходила та изменчивость в его чувствах и

намерениях, которая озадачивала казацкого соблазнителя, Смяровского, и путала

хитроумного политика Киселя.

Глава XXIII

Фальшивое представление короля героем и патриотом.—Немногие обманывают

многих.—Кто собственно был угнетателем „убогих людей***’—Новая реєстрови

Козаков,—Замена панского ига игом козацким. —Бедствия малорусского поспольства

от козадкого бунта.—Две орды в виду культурных соседей.—Замыслы Татар и Козаков

против Московского Царства.—Турецкая протекция.— Нагромождение горючих

материалов.--Грозное посольство московского царя.

После многолетнего общения с польскою шляхтою, козаки, равно как и нынешние

козакоманы, усвоили от неё такую привычку к самохвальству, что даже разбой и

предательство, которыми всего выразительнее отличались „украинские национальные

герои", они старались и стараются прославлять, как достойные подражания доблести.

Не решая вопроса, ученики ли в этом отношении превзошли учителей, или же

воспитанные католическим Римом учители остались на недосягаемой высоте своего

превосходства, скажу, что Поляки, опозорясь избранием Япа Казимира на престол,

имели бесстыдство называть перед Европой душу его возвышенною, а его разум

благородным. За подвиги 1649 года и Шляхетский Народ, и Народ Козацкий

превозносили себя одинаково. Но бесстрастная муза Клио, зная, чем завершились эти

подвиги, бросает в лицо Шляхетскому Народу один стих Данта:

E per rinferno ii tne nome si spandi *).

а Народу Козацкому—другой:

E tu in grande onoranza non ne sali **).

В то время, когда миллионы людей страдали нравственно и вещественно за грехи

королевского правительства, католическая Европа была полна хвалы „возвышенной

душе и благородному разуму*

*) И в аду распространилась твоя слава.

**) И ты не возвысилась тем до великой чести.

зо

.

Яна Казимира, она читала распространенную всюду „Реляцию о славнейшем

походе, победоноснейшем успехе и счастливейшем примирении с неприятелями

всепресветлейгпого и могущественнейшего Яна Казимира" *) Но, в виду противоречий

козацкого гетмана, выражаемому им смирению и в виду неверности собственного его

положения, замеченной еще под Пилявцами, король предположил созвать на 22 ноября

чрезвычайный двухнедельный сейм, собственно для того, чтоб обеспечить государство

военными средствами. В инструкции своей на сеймики Ян Казимир представлял

Шляхетскому Народу, как мало и как медлительно помогал он правительству в обороне

от неприятеля. Обстоятельство это называет король фатальным и обычным

препятствием в военных делах и успехах Речи Посполитой (nazfapila fatalis zwykla vv !

ej Rzpliej rzeczom i progressom wojennyrn przeszkoda). Одни воеводства (писал он) дали

только некоторую часть причитающихся с них денег, а другие до сих пор пичего не

дали, так что большая часть войска служит даром, а другая получила лишь немного.

Мы видели, что король, с своей стороны, для чего-то медлил третьим оповещеньем

посполитого рушения, и тем испортил всю кампанию; но шляхетская медлительность Е

исполнении гражданских обязанностей давала ему возможность взвалить вину на

других и разыгрывать роль рыцаря без страха и упрека, сочиненную иезуитами для

оглашенных. Утаенные от общества статьи Зборовсгого договора, разосланные по

Европе реляции о непобедимости того, кто вернулся с похода „визжащим, поруганным,

побежденным, ободраннымъ", возвышение присяжными проповедниками подвигов

короля до равенства с подвигами князя Вишневецкого, приветственные, речи, в

которых представители таких городов, пак Львов и Замостье, называли Яна Казимира

непобедимым победителем, наткнутые в варшавском соборе Сз. Яна козацкия знамена,

отбитые Радивилом у Голоты, Подобаиила, Кричевского, и всевозможные

манифестации со стороны тех, чыт интересы были неразлучны с его интересами,— все

сделало из ничтожного, презренного и портившего дело **) ко-

*) Relatio, quae exoteros missa esi: gloriosissimae expeditionis, victoriosissimi progressu,

faustissimae pacificationis cum hostibus serenissimi et potentissimi Domini Johanni Casimiri

Regis Poloniae.

**) По замечанию Альбрехта Радивида, одною из причин печального результата

было гетианованье короля (Рат. II, 380); а преисполненный уважения к царственности

Варшавский Аноним, указывая крупные ошибки Яна Кави-

ОТПАДЁЙИЁ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЫНИ.

81

роля нечто похожее на великого монарха, и гам он, как оморо ченный няньками

ребенок, возымел о себе такое мнение, что даже многоопытного литовского канцлера

поучал литовским законам, а в последствии и самому князю Вишневецкому давал

чувствовать недостаток боевого мужества.

Инструкция на сеймики, плод пера одного из ангелов-хранителей Яна Казимира,

представила его в ореоле самоотверженного героя, рвавшагося на подвиги славы и

чести, не взирая на советы людей, которые клали его жизнь на весы с целостью

отечества. Даже неведеоие о неприятельских силах, захвативших его врасплох,

послужило сочинителю инструкции к возвышению короля-полководца: ибо неприятель

де так сжался, что не выпустил ни одного загона за сторожевую линию свою. Этот

только робкий неприятель два раза пробовал под Зборовым и своего счастья, и

могущества его королевской милости; но король де, исправляя должность и

полководца, и воина, дал ему отпор, так что неприятель первый склонился к миру и

отозвался с такими условиями, которые были спасительны и славны для Речи

Посполитой в нынешнем её положении (ReipuMicae hoc statu salutares et gloriosae).

В виду столь наглого бесстыдства перед современниками и потомками, знающему

закулисную сторону польской государственности, приходит на мысль драгоценный

дневник Освецима, изображавший события 1643 — 1651 годов ИИз него исчезли годы

1648—1650; осталась только часть 1650 года (январь, февраль, март) да весь 1651-й

(год упадка козакотатарской силы). Это, по всей вероятности, было дело такой руки,

какая о московской самозванщине написала, что источник этого дела должно хранить в

тайне*). В истребленной части Освецимова дневника и сам Ян Казимир, и те, которые

показывали эту марионетку обществу иезуитски оглашенных, без сомнения, выступали

не в лучшем свете, как и в тех документах, которые истребить не было никакой

возможности **}.

мира перед походом говорит: „Zeby wiekszych errorduv nie bylo, odradzali Krdlowi,

aby sam nie naraM sig na takowe niebespieczensiwa. Krol uraiony de* klarowal, it ja sam

pojdg z wojskiem.® (Pam. do Panow. Zygm. III etc. II, 78).

*) Zrddlo tey sprowy z kfdrego nastgpujqxe plyngli potoki w prawdzie tajemne rady

skryeie cliowane maj, i nie trzeba odkrywad tego coby napotym przestrzedz nieprzyjaciela

mialo“. (Рукоп. Библ. Красинских, лит. В. И, 8)

**) Издатель книги „Pamietniki о Komee.polskich,cc знаменитый археограф

ПршилэнскШ, на стр. 295, объявил (лет 40 тому назад), что цельным руту. m.

11

82

.

И инструкция на сеймике была только предъуведомление к славословию короля на

сейме. Там Оссолинский целых четыре часа (удалив, однакож, лиц, не принадлежащих

к членам сейма) держал перед панами речь о Зборовском походе, начав с коронации и в

заключение прочитав редактированное известным способом письмо короля к хану, в

котором де король силу своего оружия увенчал славою дипломата. Наступивший вечер

не дал Оссолинскому докончить хвалебную реляцию. В следующем заседании (пишет в

своем дневнике Радивил) „канцлер продолжал свою реляцию, сравнивая Зборовский

триумф с Хотинскою победою, одержанною при Сигизмунде III, и превознося его даже

выше, ибо под Зборовым неприятельская сила была больше, а наше войско

малочисленнее, да еще и без гетманов. Одни смеялись на это, другие называли

(реляцию Оссолинского) ласкательством. Но (примас) архиепископ, вставши со всем

сенатом, благодарил короля за спасение Речи Посполитой с опасностию собственной

жизни".

Умолчание о Пооольской Избе показывает, что не сенаторы, а некоторые из её

членов смеялись и называли канцлера льстецом. Зато Радивил записал слух, что многие