Четыре угла - Виктория Лысенкова

– Герман? Герман… – и нагой прищурился. – Это имя не подходит для тюрьмы. Заведи новое. Только «крыса» уже занято.

– Тобой?

– Да.

«Замечательно. Живу теперь с крысой».

– И кто тебя так обозвал? – заинтересовался Герман.

– Я сам. Мне другие не нужны, чтобы знать, кто я. – Крыса не отвлекся от своего дела, когда отвечал без охоты Герману.

Вот только Герман заметил на теле Крысы татуировку, с изображением животного, в честь которого был назван.

– А ты тут давно? – Риц предполагал, каков может быть ответ. Этому человеку точно дали не два месяца за «украденную» девственность дочери прокурора….

– Три камня уже. Три. – и Крыса почесал свою бороду. – Но ничего. Скоро выйду.

– А тебе не страшно, что тебя поймают?

Крысе не понравилась эта мысль. Он тут же вскочил и направил свое «оружие» на Германа: – Ты что-то знаешь?! Отвечай! Отвечай…

– Нет! нет, нет! Я просто спросил! Опусти эту штуку! – закричал Герман, подняв руки.

– Страшно? Страх всегда и везде. Тем более здесь. Но по сути от страха нет ничего, что могло бы жить без человека. Нет человека – нет страха. Искусственно выработанная параша нашего сознания, вот что это. А ты?! Ты думаешь, что боишься тюрьмы. Но нет! Ты боишься, что тебя убьют в тюрьме. Или, боишься темноты? Испытываешь жуткий страх при виде темного коридора? Но нет! Ты боишься не темноты, а той кошмарной твари, что схватит тебя, пользуясь темнотой, и убьет тебя. В конечном счете, всё подводит к тому, что мы боимся смерти. И страх – это не страх чего-то, это страх смерти. Всегда. Ты вот боишься смерти… И правильно делаешь.

Герман был шокирован. Откровения заключенного, пытающегося по камню разобрать тюрьму, одновременно впечатлили его и напугали. Особенно напугал тот двусмысленный взгляд в конце речи.

Наступила ночь. Охрана снаружи приказала заключенным забросить свои туши на койки и лечь спать.

Спать в таком месте Герману показалось весьма любезным жестом со стороны охраны и «друзей по камере». К тому же, вместо чистого кипяченного белья укрываться пришлось разрезанным пополам старым льняным мешком из под картошки, очистки которой в здешних краях заливают кипятком и называют супом.

Герману удалось заснуть в самый разгар ночи. Луна стояла высоко над тюрьмой, собаки за стенами смолкли, а охранник захрапел пуще прежнего.

Вдруг, Риц проснулся от боли в ногах. Он раскрыл глаза и тут же вскричал, вопя во все горло. Крыса, обезумев и совершенно потеряв человеческое лицо, пытался отгрызть ногу Германа. Он зубами вцепился в лодыжку, а руками пытался оторвать её.

– Охрана! Охрана! – завопил Риц. Одновременно с этим, он пытался другой ногой отбиться от «соседа», нанося удары ему пяткой по носу и по лбу.

В конечном счете, Крыса со сломанным носом отпустил лодыжку Германа и в миг удрал к себе на койку.

Охрана пришла. Но было поздно. Герман лежал на койке и истекал кровью. Крыса всё-таки успел откусить крупный кусок своим ртом. Но он тоже лежал и истекал носом кровью, а в зубах держал «трофей».

Герман еще не осознавал, но где-то в глубине души понимал, что чувствовал боль совсем иначе. Видел он перед собой откусанный кусок плоти – а боль чувствовал, как будто порезал палец.

Рицу кинули в камеру чистую тряпку и воду с небольшим флаконом водки. Вместо бинта предложили перевязать больной участок собственной одеждой. Объяснили это тем, что врача не будет до самого утра.

– Тебе еще повезло, что проснулся. Эта тварь уже троим не только ноги пооткусывала. У него, кажись, слюна то, ядовитая… никто ничего не чувствовал раньше. Везунчик.

Герман обработал рану, часть водки вылили на ногу, а другую на печень через рот. Больше глаз он не смыкал.

«Больше не буду спать. Ночью уж точно».

– Теперь понятно, почему ты назвал себя Крысой! Тебя травить надо! Если ты ко мне еще раз подойдешь, я сделаю так, что ты больше не сможешь ходить. И вынесут тебя отсюда ногами вперед! – Герман был зол. Он понимал, что если проявит сейчас слабость, то проиграет не бой, а жизнь. Он решил бороться.

Утро наступило так, будто и не хотело наступать. Риц уснул и тут же был разбужен охранной. Начался день, когда порядки диктует охрана и есть четкий распорядок дня.

Следующую ночь Герман пытался не спать. Он всматривался в своего безумного соседа с дьявольским голосом умирающего трупа.

Как-то раз Герман решил схитрить. Он прикрыл глаза и наблюдал, как поведет себя Крыса. Риц сидел, притворившись спящим, недолго, и вот Крыса вскочил и, используя сразу все четыре конечности, пополз бегом к своей жертве. Какой шок был в его глазах, когда подкравшись к жертве, он получил быстрый и болезненный удар по самой челюсти. «Черный экран» в глазах ослепил Крысу. В это время Риц нанес еще пару ударов, повалив врага и избивая уже того ногами.

– Я же сказал! Не подходи! – И Герман быстро остановился. Он понял, что с ним начинают происходить страшные вещи.

Последующие ночи не задались тоже. Герман, сменивший свою политику поведения, попытался, как врач, понять своего соседа.

– Крыса, что тебе от меня надо?! Скажи! Что?

Но Крыса не отвечал. Он лишь смотрел. Молча. Его рот лишь иногда искажался для выражения презрительной улыбки.

– Я хочу понять, кто ты, почему ты здесь, и что тебе от меня надо?!

Молчание. Лишь тишина. И храп охранника.

Так прошло еще пару ночей. А Герман уставал. Все больше и больше. Бессонные ночи начали сказываться на его сознании. Теперь у него были искусанные руки собственными зубами, как напоминание о попытках не спать. Синяки под глазами. Смертельное желание спать. Раздражительность. Он устал, был напуган и совсем один против всех. На лице Германа стали выступать слезы. Слезы от нежелания жить при страхе, уничтожающим его сильного и рождающего его слабого.

Наступила ночь, ставшая началом решения.

Герман уснул. Его силы закончились. Глаза были не в силах терпеть нагрузку бессонных суток, а то уже и недель. Крыса пронюхал, что его цель стала слаба. И он вышел на охоту.

Крыса около часа кружил над Германом, пытаясь понять, уловка ли это в очередной раз или нет. Поняв, что всё чисто, он набросился на Рица в попытке задушить его голыми руками. Риц «очнулся» и увидел над собой грязное, вымазанное в застывшей крови и свежей слюне лицо. Лицо искаженное самой смертью… Это был не человек, это был сам кошмар.

Риц стал руками и ногами отталкивать Крысу, в надежде, что