Четыре угла - Виктория Лысенкова

Это была вынужденная мера, с целью сохранения жизни обвиняемого. Его вывели из машины учтиво, но, не забывая подтолкнуть, намекая, что нужно было бы поторопиться.

Град из тухлых овощей, камней и прочего мусора посыпался на головы приехавших милицейских и Германа Рица.

– Успокоились! Иначе сейчас с ним под одну статью попадете! – заорали в один голос сразу четыре милицейских.

Но град не прекратился, а только усилился. И тогда Герман побежал. Опять бежал. В последнее время его жизнь – это постоянное бегство. Он бежал от себя, от людей, от прошлого. Но куда? В суд.

Суд располагался в старинном классическом здании. Там и здесь виднелись колонны, украшающие фасад. А на окнах размашистой элегантностью расположились украшенные наличники. В помещениях были огромные высокие потолки, ковры на полах, деревянные стулья для присутствующих газетчиков и граждан. Для обвиняемых были отведены неудобные стулья, стоявшие перед самой трибуной самого судьи.

Судья восседал на высоком «троне» за массивной деревянной трибуной, идущей от одного конца помещения до другого и имеющей форму дуги.

Судебное заседание началось. Все встали, вошел судья. Это был носатый старый мужчина, со злыми и острыми чертами лица. Он презрительным взглядом наделил всех присутствующих и сел на свой «трон». Царь местных заседаний. Гроза «района». Опасный тип….

По всем присутствующим людям, которых было около ста пятидесяти, пробежала волна бледного испуга. Такого тяжелого взгляда может пережить не каждый.

Первым свидетелем был вызван Луи Мюзх. Он поклялся своей жизнью, что будет говорить правду и только правду.

– Вы знаете этого человека? – И судья указал на Германа.

– Да. Этот человек – Герман Риц.

– Вы были знакомы до пожара в Психиатрической больнице №1?

–Да, судья, были. Я брал у этого ужасного человека интервью. Во время которого, он показался мне нервным и скрытным человеком. Таким невозможно доверять. Тогда он как раз посматривал своими хитрыми зенками на мои записи, в которых на тот момент были материалы про убийцу соседнего города. Видимо, ему понравилось содержимое, ведь вскоре он повторил подвиг его кумира.

– Вы утверждаете, что Герман Риц повторил действия уже осужденного убийцы?

– Да, судья. Я это утверждаю. – И в этот момент, можно поклясться, Луи Мюзх насмехался мелкой улыбкой над Германом.

– Позже, вы встречались вновь. Как вел себя Риц?

– Опять хороший вопрос. Очень подозрительно. Он очень нервничал. Все время отводил глаза. Он скрытный.

– Спасибо, мистер Мюзх. Следующим свидетелем выступает секретарь мистера Германа Рица.

Адвокат Германа, как это полагается в случаях, когда обвиняемый не имеет средств нанять частного, был государственным и носил сугубо фактический характер. Он не влиял и не хотел влиять на происходящее.

Секретарша Германа, та самая особа, черты которой невозможно уловить, заявила, что Герман Риц осознавал, что делал. И он полностью виноват в случившемся. Ее сторону поддержали все в зале суда бурными овациями.

По сути, Германа Рица обвиняли как в бунте, так и в гибели людей во время этого бунта. И у всех сложилось такое впечатление и мнение, что он специально развел огонь, чтобы убрать следы своей вины.

Остался последний свидетель, спустя получаса от начала заседания. И этим свидетелем был Савелий Оснач.

– Вы знаете этого человека? – начал судья.

–Да. Он мне хорошо знаком. Это Герман Риц. Хороший человек, трудолюбивый специалист и замечательный собеседник.

– Разве хороший человек может быть главным подозреваемым в убийстве людей? – Раздался грозный и тяжелый голос судьи.

– Может, если это ошибка.

– Или ошибка то, что Герман Риц – хороший человек. Как Герман Риц получил свое место главврача в столь юном возрасте?

– Талант и усердие. – Твердо заявил Оснач. И в этот момент, опустившаяся голова Германа приподнялась, и Савелий увидел грустные, почти опустевшие эмоционально глаза некогда живого и яркого человека.

– Или угрозы и шантаж? Савелий Оснач, вы в суде. Вы не можете лгать. Скажите, вы, будучи талантливым и умным, могли стать главврачом такого серьезного учреждения в возрасте до сорока лет?

– Нет. Не мог. – Со вздохом сказал Осноч, чувствуя свое поражение.

– То есть, вы допускаете, что Герман Риц манипулирует людьми в собственных интересах. Значит, он способен на корысть, вред и порчу. Спасибо, Савелий Оснач.

И единственный заступник Германа был подавлен «железной» логикой судьи, явно не желавшего отпускать Рица на свободу.

Вердикт был ожидаем. Германа Рица приговорили к пожизненному заключению в тюрьме.

Глава 8

После оглашения вердикта, Германа Рица силой затолкали в заранее подготовленный автомобиль милиции. Машина тронулась с громким и ядовито-серым выхлопом, и отправилась туда, где даже волки бояться жить и умереть от голода.

Толпа звереющих лиц накинулась на машину милиции в тот самый миг, когда колеса сорвали автомобиль с места и пустили его в совсем невеселое путешествие.

Герман Риц, брошенный судьбой в автомобиль, раскачивался из стороны в сторону. Причиной этому было резкое снижение температуры и каждая кочка, пойманная водителем, кажется, нарочно.

Не зная, сколько времени прошло с момента начала пути, Герман пытался осознать, что происходит. Потеря во времени, пространстве и даже в собственном разуме не давали сосредоточиться. «Что есть? Где есть то, что есть я? Что за чушь?! Не это важно! Соберись! Куда меня везут?»

И пока температура падала все ниже, а дорога становилась все неровнее и неровнне, мысли Германа вихрем уносили его в далекие полки своего разума.

«Так, если меня направили в тюрьму для пожизненного наказания, то мне стоит готовиться к худшему соседству в моей жизни»…

Герман Риц был прав. Ему была уготована особая компания. Особая комната и особые условия.

Наконец, автомобиль стал останавливаться. Колеса замедлились и в какой-то момент резко встали. Риц ударился головой об стену автомобиля со внутренней стороны.

«Не мешок с картошкой везете!» – подумал свежеиспеченный заключенный.

Раздались мужские и серьезные голоса. Было плохо слышно, о чем говорили там, на воле. Из машины Риц слышал лишь отрывки. Часто слышались слова «мать», «хвать его за ногу», «не гони» и «не работа, а жуть»… Правда, есть подозрения, что некоторые слова были искажены Германом в его сознании, и они носили явно более агрессивно окрашенный характер.

Снаружи загремел замок, и лучи тусклого и печального света ворвались в тьмой осажденное пространство автомобиля. Герман был немного ослеплен, но быстро пришел в себя, когда его нежное лицо соприкоснулось с разрывающим своим холодом кожу снегом.

Тюрьма. Здание, я вам скажу, совсем неприглядное. Это старинное, пошарпанное здание с деревянными окнами и железными решетками. Имело оно неправильную форму, как-то забавно возвышалось по середине и достаточно типично спадало к краям. Каждое боковое