Далеко от яблони - Робин Бенуэй

что реплика прозвучала в ее защиту. Она уже собиралась обернуться и поблагодарить одноклассницу улыбкой, но тут до нее дошел истинный смысл сказанного: Мириам произнесла «Фу, чудовище» так, как девочки обычно говорят с мальчиками, когда хотя их поддразнить, типа «Ты ужасен, но все равно мне нравишься, и я готова с тобой замутить, хотя чувств в тебе не больше, чем в комке грязи».

С другой стороны, вправе ли Грейс судить? Последний парень, с которым «замутила» она, сделал ей ребенка, бросил и в то самое время, когда она рожала, преспокойно отправился на школьный бал. Так что вряд ли стоит осуждать Мириам за неверный жизненный выбор.

Интересно, что ответила бы Заку Майя, окажись она на месте Грейс? Грейс была знакома с сестрой совсем недолго, однако не сомневалась, что Майя ворвалась бы обратно в школу подобно тому, как львы врывались на арену Колизея в Древнем Риме: с оскаленной пастью и выпущенными клыками. Грейс как будто подпиталась ее энергией.

– Надо же, – обернулась она к Заку, – какой ты наблюдательный! – Разумеется, выглядела она не кровожадным львом, а хнычущим котенком.

Фыркнув, Зак снял бейсболку и пригладил волосы, потом нахлобучил ее обратно и бросил:

– Точняк, залетная!

– Зак, ну в самом деле, – кокетливо проговорила Мириам.

В эту минуту Грейс что угодно отдала бы за возможность схватить Мириам за плечи и трясти, пока у той башка не отвалится. Но тут вмешалась миссис Мендоса («Зак, сними головной убор, ты ведь знаешь правила поведения на моих уроках»), Грейс взяла ручку и открыла тетрадь. Держись естественно, велела она себе.

Она продержалась естественно до конца первых двух уроков (английского и химии продвинутого уровня), а на третьем все пошло наперекосяк. В смысле, полетело к чертям.

Третьим уроком в расписании стояла история США. В одной группе с Максом.

Судя по выражению его лица, Джейни была не единственной, кого огорошило возвращение Грейс. Макс веселился в компании Адама, одного из своих дружков, а когда она вошла в класс, выпучил глаза от изумления и стал похож на персонажа мультика. Не испытывай Грейс к нему такой ненависти, наверное, она бы рассмеялась, но на деле ощутила лишь глухое злорадство от того, что застала его врасплох. Насладилась мыслью о том, как приятно было бы держать Макса в постоянном напряжении, выскакивать перед ним, когда он меньше всего этого ожидает, до конца жизни преследовать его эдаким живым призраком.

Грейс понимала, что такое едва ли возможно, и все-таки с ее появлением в классе все разговоры мгновенно стихли, а взгляды заметались между нею и Максом, точно урок внезапно превратился в новую серию мыльной оперы и в тихий городок нежданно-негаданно вернулся злобный близнец, которого все давно считали мертвым.

Грейс села на свое обычное место – к несчастью, прямо рядом с Максом. Место она застолбила еще в начале учебного года – специально, чтобы с ним переговариваться, – и теперь проклинала Прежнюю Грейс за этот роковой выбор. Прежняя Грейс, по всему видать, была круглой идиоткой.

Адам едва не лопался от смеха и тихонько, словно делился секретом, бормотал на ухо Максу: «Эй, чувак, чувак!» «Заткнись», – прошипел ему Макс. Адам был (и, по мнению Грейс, оставался) глуп как пробка и относился к той категории придурков, что мнят себя звездами футбола, тогда как в действительности лишь наблюдают за матчем из-за боковой и радостно хлопают по рукам игроков, которые приносят своей команде победный тачдаун. Грейс терпеть его не могла, и Макс об этом знал.

В отличие от первых двух учителей, мистер Хилл никак не прокомментировал возвращение Грейс и сразу приступил к уроку, за что она была ему благодарна. Сочувствие порой вредит сильнее невнимания. «Итак, тела, – громко произнес он. (Мистер Хилл всегда называл учеников «телами». От этого обращения Грейс иногда коробило – воображение невольно рисовало ей помещение, полное трупов.) – Сосредоточились!»

Грейс полезла в рюкзак за ручкой, заставляя себя даже не коситься в сторону Макса. И все равно ей были видны его ноги, причем в новых кроссовках, и это ее взбесило. Примерно между тем, как она родила дочь, познакомилась с сестрой и братом и вернулась в школу, Макс спокойно пошел в магазин и купил себе обувь, как будто ничего не случилось, как будто в его жизни не произошло перемен! Правда, однако, в том, что так оно и есть. Где-то на белом свете другая семейная пара воспитывает биологическую дочь Макса. А у него новые кроссовки.

К тому времени когда Грейс выудила из рюкзака ручку, щеки ее пылали. Желание исчеркать Максовы кроссовки было до боли сильным, но она просто выпрямила спину и стала смотреть перед собой.

– Грейс, а Грейс, – шепотом окликнул ее сидевший через проход Адам, когда мистер Хилл отвернулся к доске. – Эй, слышь! – Она не оглянулась. Знала, что Адам не справится о ее самочувствии, не пожелает хорошего дня, не предложит помощь. – А сиськи у тебя сильно обвисли?

Сзади кто-то – она не разобрала кто – хохотнул. Сквозь гулкий шум в ушах Грейс расслышала голос Макса: «Да ладно тебе, чувак». Конечно, лучше бы Макс обрушил на Адама всю свою ярость, как в «Игре престолов», и насадил голову этого придурка на кол, но он лишь повторил: «Харе, чувак».

Грейс стиснула ручку. И когда только Макс успел стать таким размазней с позвоночником из сахарной ваты? В тот день, когда они стояли в очереди за тестом на беременность, или когда его отец сообщил о «порядочной девушке», которую Макс нашел себе вместо Грейс? Или во время школьного бала, когда Грейс тужилась, производя на свет дочку, а он танцевал на дискотеке в дешевой пластмассовой короне?

Макс нынешней версии не был тем парнем, с которым Грейс встречалась и спала, которого любила. Казалось невероятным, что где-то есть ребенок, в чьем наборе хромосом одна половина принадлежит ей, а другая – Максу, в то время как Грейс тошно даже просто находиться с ним в одном помещении.

– Грейс! – снова шепотом позвал Адам.

Мистер Хилл все еще стоял у доски, очевидно, вознамерившись исписать ее всю, поэтому Грейс решилась взглянуть на Макса. Даже в чертах его лица сквозила слабохарактерность. Как вообще Грейс могла связаться с человеком, у которого такая вялая линия подбородка? Слава богу, Персик ее не унаследовала.

– Не попросишь своего дружка заткнуть пасть? – прошипела Грейс Максу. Она видела, что ему стыдно; стыд был написан на его (жалкой) физиономии. Высказавшись, Грейс рывком развернулась назад. Щеки горели, как при высокой температуре.

И в