Андрейка - Свирский Григорий Цезаревич

Минут через пять к ним вышла широким мужским шагом мисс Гертруда Орр. Мистер Даглас, который все время оставался с ними, положил руку на плечо Андрейки: мол, не беспокойся.

Со стороны школьной лестницы донесся хриплый собачий лай. Явились чины городской полиции в своих черных фуражках с высокой тульей и железной бляхой над козырьком. Один из них ввел на длинном ремне большую немецкую овчарку, серую, с черными подпалинами. Он дал овчарке что-то понюхать, и та заспешила мимо локеров, подымая мохнатую морду и шевеля своими кожаными ноздрями.

Собака прошла вдоль одной стены, другой, и, вдруг у самого выхода на лестницу залаяла и начала скрести железную дверцу локера когтями.

В коридор выскочили из ближайших дверей несколько черных девчонок с Карибских островов. Увидев директрису с руками, сжатыми в кулаки, они немедленно кинулись обратно, что-то крича своим подружкам. Широкая гласность операции «локер» была обеспечена.

Мистера Дагласа отправили за папками, чтобы выяснить, чей это локер и какой номер открывает замок...

Пришел он явно встревоженным. Локер не числился ни за кем. Замок его был заперт на указанный в списке номер, но не пожелал открываться ни на этот номер, ни на сходные с ним.

Сорвать его было для полиции делом нетрудным. Когда дверь открыли, там обнаружили большой картонный ящик, в котором лежали аккуратно сложенные пластиковые мешки с белым порошком.

— Упс! — воскликнул следователь. — На четверть миллиона долларов! — Андрейке ли не знать, что это за белый порошок, — от лица его отхлынула кровь. Зачем он говорил о «бедняге» Джо? О том, о чем его не спрашивали! Безмозглый дурак. Как он теперь докажет, что он об этом локере и понятия не имел? Сейчас-то ему покажут и «демократию», и «свободу»...

В просторном директорском кабинете окна невысокие, во всю стену. Будь стены чуть потолще, окна походили бы на крепостные бойницы...

Следователь в штатском больше не походил в глазах Андрейки на Барышникова. К чему теперь ему скакать и прыгать? Мисс Гертруда Орр уступила ему свой стул, остальные расположились на диванах и стульях, стоявших вдоль стен. Полицейские сняли фуражки. Овчарку увели. Но псиной еще пахло.

— Мистер Э–Эндрю! — очень спокойно, даже певуче произнес следователь. — Вы храните в ничьем локере героин. Как долго? И где вы его получили?

Андрейка ответил, удивляясь своему спокойствию (а сердце колотилось бешено), что об этом локере он и понятия не имел.

— Вот как?! — вырвалось у Гертруды Орр.

— У меня ноздри человеческие, а не собачьи, мисс Гертруда Орр.

Мистер Даглас пошевелил толстыми губами, чтобы скрыть улыбку.

Следователь конной полиции, записав что-то, спросил очень вежливо:

— Вы хотели бы сделать заявление, мисс Орр?

— Да! Несомненно! — Мисс Гертруда говорила резко, по-хозяйски, подчеркивая неоспоримость своих слов и временами косясь в сторону тучного седого представителя городского отдела образования, который вот уже какую неделю «изучал школьные проблемы на месте». Сейчас он сидел в углу неподвижно, только щека у него дергалась.

— За последние годы школа изменилась неузнаваемо. Она засорена отребьем, место которому в тюрьме. Во время ланчей возникают драки, в них принимают участие люди, которые вообще не учатся в школе... Нельзя принимать в школу подростков без письма родителей — мистер Даглас пренебрегает этими правилами... — И не сдержалась, воскликнула: — Он пренебрегает многими правилами! Из городской тюрьмы позвонили, что несовершеннолетний гангстер хочет продолжать учебу. Мистер Даглас согласился, чтоб тот посещал классы, а вечером возвращался в тюрьму. Уже на второй день стало ясно, что гангстеру в классе делать нечего. Ему, видите ли, скучно. Мистер Даглас разрешил ему скрываться — она подчеркнула это слово и тоном, и жестом, — скрываться в библиотеке.

Она перечислила еще много–много примеров, когда мистер Даглас «не требовал», «не пресек», «не позвонил в полицию»...

—... И вот сейчас, — она повысила голос. — Этот русский, принятый в школу без письма родителей, вопреки правилу, связан с наркотиками...

— Прошу прощения, мисс Орр, все это еще не установлено, — вежливо заметил «Барышников» и вскинул ногу в начищенном до блеска казенном ботинке на ногу.

— Однако известно, что он работал с этим Барри в отеле, который на востоке Торонто был центром продажи наркотиков... В школу проникла марихуана, на которую уже никто не обращает внимания, а теперь и героин, и кокаин. Как он попал в школу? Не доставлялись ли наркотики русским, несомненно, сохранившим старые связи? Все! Благодарю за внимание.

Больше никто высказываться не собирался, и офицер конной полиции сказал, не повышая тона:

— Мистер Эндрю! Пока идет следствие, мы по-прежнему должны быть уверены, что вы не покинете Торонто.

— А я и не собираюсь покидать город! Нужно где-то расписаться? — Андрейка вскочил со стула.

— Не надо расписываться, но если вы отлучитесь из Торонто, дайте нам знать...

Молчание становилось тяжелым, его прервал хриплый голос мистера Дагласа:

— Не требуется на этот случай подписи совершеннолетнего? — Полицейские заулыбались. — Я мог бы свою подпись...

— Благодарю вас! Достаточно слова Эндрю! — сказал следователь, вставая. Полицейские вышли один за другим. Двое из них несли большой картонный ящик.

За ними, оглядевшись и видя, что его никто не задерживает, вышмыгнул Андрейка.

Мисс Гертруда подождала, когда за последним закроется дверь, и продолжала запальчиво:

— Вы были чемпионом баскетбола, мистер Даглас, вам рукоплескала Америка. Но ни вашей известности... на спортивных стадионах, ни диплома учителя истории недостаточно, чтобы так самоуверенно руководить школой, где три тысячи учеников. Две трети из них — цветные, русские и прочие подобные... Армия, порождающая хаос... Мы явно с ними не справляемся. Мы вместе работать не можем, мистер Даглас, вы это понимаете? И лучше вам на следующий год перейти в другую школу...

Мистер Даглас неторопливо достал платок, вытер лысину и, когда мисс Гертруда Орр стала уж свекольно–красной, сказал, что он не собирается уходить из школы, в которой проработал всю жизнь.

— Я здесь восемнадцать лет, мисс, а вы — два, и через год–полтора вы уйдете на повышение. Или еще куда... Вам трудно со мной работать? Это ваша проблема. За последние пять лет в школе сменилось пять директоров или их заместителей. Директора приходят — уходят, а я на своем месте.

... Андрейка поплелся в библиотеку. Куда еще пойдешь в таком настроении? Открыл учебник физики. Не идет. Поглядел на полку, которая называлась «Русская библиотечка». На ней стояли несколько недавно купленных книг с большими синими наклейками и печатями: «Made in USSR». Схватил в охапку все книги на русском и уткнулся в них: уйти, быстрее уйти от всего, что стряслось сегодня и что неизвестно чем кончится!

За окнами было темно, когда его попросили уйти. Библиотека закрывается.

Остановился на лестничной площадке у окна в раздумье, встревоженный. Быстро прошел вниз мистер Даглас с каким-то парнем в кожанке и рваных джинсах, который говорил, что он уже год бросил заниматься этим делом. «Завязал».

— Там это вы и повторите, — прохрипел, не оборачиваясь, мистер Даглас...

Андрейка вспомнил свой первый приход к канцлеру Дагласу, смотрел вслед уходившим неотрывно, словно он был в чем-то виноват...

Тут на него и налетел Уинстон Хайкин, спешивший домой. Спросил по-русски (вокруг ни души):

— Ты чего словно рехнулся? Глаза безумные, губы движутся, шепчут. Точно рехнулся!..

Андрейка поглядел на него и улыбнулся.

— Слушайте, Уинстон, я... я открыл Лермонтова!

— Что?!

— Для себя открыл, понимаете? Для самого себя!

— Вы что, не проходили в школе «Белеет парус одинокий» и прр... и дрр?..

— Все проходили! А сегодня читаю, и все звучит иначе. Слушай, Черчилль... — И стал декламировать, задыхаясь от собственной искренности.