Девять кругов любви - Рам Ларсин

За углом, на площади, обсаженной пушистыми липами, он увидел уже знакомых ему индусов или цыган. Слепой старик, с большой копной седых волос, опирался на руку темнокожей женщины, которая сейчас, возможно, из предосторожности, скрывала под большой серой шалью традиционный наряд – красную блузку и ветхую юбку, грозившую немедленно распасться на массу цветных лоскутков. Иногда она что-то сердито говорила своим шустрым ребятишкам, чье число не подавалось определению, потому что они, ни секунды не стоя на месте, мгновенно исчезали вопреки позитивным законам и вновь материализовывались, счастливые и замечательно грязные. Зато чистым золотом блестели на ее груди всевозможные украшения и ярче других – тонкая цепочка с алым, в форме сердца, камнем.

Как водится, она предлагала встречным предсказать их судьбу, а отец для убедительности трогал каждого изможденной рукой: когда-то, на далекой родине, его предки были объявлены неприкасаемыми, но никто не запрещал им прикасаться к другим. Впрочем, прохожие, подавленные гнетущим зноем, не проявляли особого внимания к экзотическому семейству, и только светловолосая девушка в подъезде двухэтажного здания не отрываясь смотрела на кровавое сердечко у открытого ворота цыганки.

– Тина! – пробормотал Андрей, поняв, что ноги не случайно привели его сюда. Уж у нее-то есть ответы на все вопросы!

На мгновение взгляды обеих женщин встретились, и старшая сразу овладела ситуацией. Сняв с себя то, что так привлекало Тину, она внезапно потеряла всякий интерес к окружающему и словно впала в какой-то транс: помутневшие глаза чуть косили в сторону девушки, пальцы искусно играли блестящей цепочкой, которая сплеталась в странные, таинственные узоры, а Тина как завороженная повторяла эти движения, приближаясь к цыганке спотыкающимся шагом. Наконец, шумно вздохнув, она остановилась возле нее:

– Этот красный камешек!

Та, как бы очнувшись, поправила, слабо усмехаясь:

– Рубин, рубин. Спроси у отца, он никогда не врет, – в последних ее словах явно прозвучал упрек.

Старик прошамкал:

– Из священного храма Тадж-Махал, – и попросил. – Пойдем, Зара, я устал.

Последовал тинин классический вопрос:

– Сколько он стоит?

– Пятьсот! – уже окрепшим голосом объявила Зара.

– Что? – переспросила Тина возмущенно и в то же время радостно, так как уже ощущала эту изумительную вещь на своей шее. – Но… у меня нет сейчас столько. Может быть, дома… Я живу напротив.

Цыгане – надо отдать должное их выдержке – не слишком поспешно двинулись за девушкой, и Андрей, до сих пор скрытый телефонной будкой, тоже. Сквозь низкое окно, неплотно прикрытое жалюзи, он видел продолжение комедии: вот Тина суетливо что-то ищет в шкафу, роется в сумочке, Зара кладет на стол легендарное сокровище, и дальше – хорошо разыгранный финал: в комнату с гиком врываются невесть где пропадавшие дети, хватают с полок разные безделушки, которые, казалось, тут же тают в воздухе.

Тогда Андрей закричал: «Полиция!» и ринулся вперед.

Результат удивил его самого.

Страх, глубокий, не наигранный, исказил темную физиономию Зары. Забыв о цели своего визита, она торопливо тянула к выходу шумное потомство. Старик, однако, не спешил. В его вздыбленных волосах и языке, облизывающем сухой рот, было что-то эйнштейновское. Внезапно он преобразился, словно понял, что все относительно. Глядя впереди себя ясными здоровыми глазами, он вырвал из рук Тины единственное, что она успела найти – пятьдесят шекелей, и удалился.

Та ликовала:

– Ах, Андрюша, ты так вовремя! Дай я тебя поцелую! Сэкономил мне уйму денег!

– Разве тебе не хватает? Я слышал, ты снимаешься для порножурнала.

– Эротического, – строго покачала она головой.

– А велика ли разница?

– Теперь уже нет: то и другое запрещено какими-то импотентами в кипах.

– Что же ты будешь делать?

Ее голубые глаза стали совсем светлыми:

– Уеду домой.

Андрей засмеялся:

– Может быть, это не так уж плохо? Во всяком случае чище, а?

– Ну ладно. – Тина надула губы. – Лучше помоги мне открыть цепочку. Кстати, что привело тебя сюда, такого женатого? – спросила она, хотя знала только одну причину, которая заставляет мужчину придти к женщине. Впрочем, их с Андреем не связывали никакие обязательства. Поэтому он не посвящал ее в свои отношения с Юдит, а Тина умолчала о недавнем знакомстве с неким романтичным юношей из Франции. Хотя он, как выяснилось позже, оказался евреем, но был красив и скромен, чего нельзя ожидать от настоящего парижанина. Несколько часов кряду читал Тине наизусть стихи Бодлера о любви. Сидел и мучился, стараясь перевести все это. Она не выдержала: может быть, удобнее переводить любовную поэзию в постели? Тот ужасно смутился, но ничего, показал себя неплохим переводчиком…

– Я зашел за своими книгами, – легко проговорил Андрей.

– Конечно, – поспешила она принять его объяснение. – Правда, я не успела их прочесть. Да и желания нет. Литература для меня ограничилась школьной программой. Слишком она далека от жизни. Например, у Чернышевского: «Не дай поцелуя без любви». И тут же – пушкинская Татьяна, светлая душа. Выйдя замуж, она отказала возлюбленному. А ведь ей, дорогой мой, не только что поцелуй, а всю себя пришлось отдать нелюбимому человеку! Как же эта невинная барышня, не любя, легла в постель со стариком?

Андрей по старой привычке не слишком вслушивался в рассуждения бывшей подруги. Возясь с хитрым замком, он все больше удивлялся своему присутствию здесь. Какую власть имело над ним раньше ее бело-розовое гибкое тело, если он терпел все это – сингапурские пейзажи, купленные на центральной автостанции, глазастые павлиньи перья в вазочках, а также коллекцию фарфоровых слоников мал-мала меньше. Но самым невероятным был ковер, вытканный сверкающими нитками, где сошлись вместе нежная голубка, гладкая змея и игривая, почти женственная львица – странная аллегория, в которой угадывался тайный чувственный смысл.

– Готово! – в голосе Андрея звучало растущее раздражение. – А теперь сделай доброе дело, выбрось в мусорное ведро это и все другие твои безделушки!

Тина, ничуть не обидевшись, проговорила с рассеянной улыбкой:

– Ты мало знаешь обо мне… Родители мои жили в бедности и не баловали меня игрушками. И все же я росла жизнерадостным ребенком, сама мастерила себя куклы из тряпья и не завидовала богатым подружкам. Однажды, когда мы с мамой поднялись на чердак, я нашла маленькую бумажную корону, выброшенную, наверное, прежними жильцами. Ее украшало множество разноцветных камешков, и они сказочно блестели в пыльных лучах солнца. Я была на седьмом небе, и это чувство охватывает меня всегда при виде сверкающих украшений, пусть даже дешевых. Я знаю, что меня обманывают, но ничего не могу с собой поделать, останавливаюсь и покупаю.

Тина примеряла у зеркала новую драгоценность, не забывая и прежние – серьги и кольца, начесывала короткие льняные волосы вверх, улыбалась, охваченная тихой радостью, словно была еще там, на пыльном чердаке своего детства, которое быстро окончилось, потому что кто-то, циничный и ловкий, посмеялся над ее наивностью и научил, как нужно жить в мире мужчин…

– Жаль, что сердечко не бирюзовое, – вздохнула она. – Подошло бы к цвету глаз!

– Разве сердце бывает голубым? – спросил Андрей с неожиданным сочувствием.

– Да, холодное сердце… Все мои выходки – это от желания почувствовать что-нибудь не только… эрогенными точками… Но – Бог обделил. Множество женщин, невзрачных, кожа да кости, влюбляются насмерть, но не я… Завидно. А ведь у меня есть все для любви, даже в избытке, правда?

Тина жалко рассмеялась:

– Знаешь, возможно, этот камень действительно из храма. Жжет как-то странно, и голова кружится. Уж древние индусы знали, чем растопить лед в груди… – кама с утра и кама с вечера…

Андрей понял, что самое время прощаться:

– Погоди, я еще не отблагодарила тебя за подарок… Ты ведь интересовался разницей между эротикой и порно? Могу объяснить…

Внезапно толкнув Андрея на ковер, Тина стала ранить его лицо горячим ртом, извиваться и стонать, и она была не одна: томная голубка жалась к нему шелковым крылом, змея сжимала шею упругими кольцами, жадные львиные лапы царапали тело, а в ушах стоял крик изнемогающих павлинов…

И все напрасно.

– Да что с тобой? – возмутилась Тина.

Он молчал, явно довольный собственной несостоятельностью. Потом сказал:

– Я не за этим пришел.

– Ага, проблемы с молодой женой?

Тина принесла граненную бутылку, рюмки.

– Можешь по-прежнему довериться мне. Говори.

Она слушала его взволнованный голос, медленно погружаясь в прошлое, где полное откровение не тяготило их, потому что все, что они хотели друг от друга, было так просто. Как-то на институтском балу Тина издали оценила его крупно вылепленную голову в прядях негнущихся, металлического оттенка волос и твердый, словно тоже из металла, подбородок, подошла и предложила: