Госсмех. Сталинизм и комическое - Евгений Александрович Добренко

Та непривычная щедрость, с какой колхозная комедия отпускала грехи почившим на лаврах и противопоставившим себя коллективу спесивым председателям и честолюбивым бригадирам, объясняется тем, что водевильная природа этой несатирической комедии торжествовала над конвенциями производственной пьесы. Пожалуй, лучшим подтверждением этого были колхозные лацци, которые наводнили сцену.

«И в коммунизм идущий дед…»: Колхозные лацци

Разговор о самом несерьезном персонаже советской комедии — колхозном балаганном деде — мы начнем (несколько неожиданно) с политического поведения самого серьезного персонажа советского пантеона — самого Сталина.

Будучи по ментальному профилю и персональным качествам противоположностью своему предшественнику, Сталин немало сделал для того, чтобы уподобить Ленина себе. Хотя оба исповедовали сходную политическую философию, Ленин был куда более непосредственным в общении с аудиторией и в выражении своего отношения к собеседникам, что нашло отражение не только в воспоминаниях о встречах с Лениным, но и в его юморе. Его шутки не были добродушны — напротив, часто злы, остроумны и, чтобы быть понятыми, нередко требовали немалого культурного багажа. Да и сама реакция Ленина на шутки других была открытой и живой. Наблюдавший за ним на XI съезде партии в марте 1922 года (это был последний партийный съезд, на котором Ленин присутствовал) делегат от Новгорода А. Митрофанов вспоминал:

Слушая ораторов, Владимир Ильич иногда неодобрительно хмурился, порой на его лице появлялась лукавая улыбка. Если же выступавший бросал острую шутку, Владимир Ильич громко смеялся вместе с делегатами, смеялся как-то особенно хорошо, просто, открыто, от всей души, очень весело и заразительно[1043].

Но главное: личный и публичный юмор Ленина не разнились — второе было продолжением первого.

Не то у Сталина. Его смех был всецело ситуативно-перформативным и инструментальным. Борис Илизаров, исследовавший сталинскую психологию и способ сталинского мышления на основе анализа его пометок на полях книг[1044], писал: «Сталин любил подтрунивать. Иногда простодушно, но чаще зло — многозначительно. А это уже настораживает, учитывая, что объект иронии не смел адекватно ответить вождю»[1045]. В сталинском смехе легко читается его понимание власти: он вселял страх в собеседника. Его смех превращался в инструмент, а объект насмешки — в объект террора.

Но таков был частный Сталин. Смешащий аудиторию Сталин был совершенно иным. Его публичный юмор поражает неуклюжестью и тяжеловесностью. Это плоский, примитивный юмор балаганного деда Щукаря. Так острил и создавший этого персонажа Михаил Шолохов, злобно высмеивая своих литературных и политических оппонентов на различных форумах. После одного из таких выступлений (на Втором съезде писателей в 1954 году) разразился скандал, когда другой классик советской литературы, Федор Гладков, весьма точно охарактеризовал стиль шолоховского выступления:

Такому писателю, как М. А. Шолохов, пользующемуся огромным авторитетом, не следовало ронять своего достоинства. Критиковать можно и нужно, резко, может быть, критиковать, но критика критике рознь. Принципиальная критика ничего не имеет общего с зубоскальством и балаганным зоильством. (Аплодисменты.)

За двумя-тремя верными мыслями, высказанными т. Шолоховым в форме плоского остроумия, следовали совсем неприличные выпады против отдельных лиц, весьма похожие на сплетню и на сведение личных счетов. (Аплодисменты.)[1046]

Почему Сталин, недоверчивый, злобный и мстительный человек с тяжелым взглядом, парализующее действие которого описывали почти все собеседники, мрачный мизантроп, ценивший черный юмор, оказываясь на трибуне в самые ответственные моменты борьбы за власть, прибегал к подобному же «зубоскальству», «балаганному зоильству» и «плоскому остроумию»? Веселящий публику Сталин действительно походил на Щукаря — балагура, говорящего глупые, плоские шутки, от которых аудитория покатывалась от хохота. И чем сильнее были взрывы смеха, тем больше лицедей входил в роль шута, тем менее смешными становились его шутки. Это была демонстративная «работа на публику», поскольку в частной жизни шутки Сталина были нередко остры и далеки от добродушия. Но именно в его публичных плоских шутках и пресных остротах хорошо проявилось не только отсутствие у него чувства меры, но и его представление о том, что должно веселить эту аудиторию и какой он ее видит. В самых серьезных, казалось бы, своих выступлениях Сталин неожиданно входил в роль балаганного деда:

Видали ли вы рыбаков перед бурей на большой реке, вроде Енисея? Я их видал не раз. Бывает, что одна группа рыбаков перед лицом наступившей бури мобилизует все свои силы, воодушевляет своих людей и смело ведет лодку навстречу буре: «Держись, ребята, крепче за руль, режь волны, наша возьмет!»

Но бывает и другой сорт рыбаков, которые, чуя бурю, падают духом, начинают хныкать и деморализуют свои же собственные ряды: «Вот беда, буря наступает, ложись, ребята, на дно лодки, закрой глаза, авось как-нибудь вынесет на берег». (Общий смех.)

Нужно ли еще доказывать, что установка и поведение группы Бухарина как две капли воды похожи на установку и поведение второй группы рыбаков, в панике отступающих перед трудностями?[1047] (Из Речи на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 г. «О правом уклоне в ВКП(б)»)

А теперь о втором типе работников. Я имею в виду тип болтунов, я сказал бы, честных болтунов (смех), людей честных, преданных Советской власти, но не способных руководить, не способных что-либо организовать. У меня в прошлом году была беседа с одним таким товарищем, очень уважаемым товарищем, но неисправимым болтуном, способным потопить в болтовне любое живое дело. Вот она, эта беседа.

Я. Как у вас обстоит дело с севом?

Он. С севом, товарищ Сталин? Мы мобилизовались. (Смех.)

Я. Ну и что же?

Он. Мы поставили вопрос ребром. (Смех.)

Я. Ну а дальше как?

Он. У нас есть перелом, товарищ Сталин, скоро будет перелом. (Смех.)

Я. А все-таки?

Он. У нас намечаются сдвиги. (Смех.)

Я. Ну а все-таки, как у вас с севом?

Он. С севом у нас пока ничего не выходит, товарищ Сталин. (Общий хохот.)

Вот вам физиономия болтуна. Они мобилизовались, поставили вопрос ребром, у них и перелом, и сдвиги, а дело не двигается с места.

Точь-в-точь так, как охарактеризовал недавно один украинский рабочий состояние одной организации, когда его спросили о наличии линии в этой организации: «Что же, линия… линия, конечно, есть, только работы не видно». (Общий смех.) Очевидно, что эта организация тоже имеет своих честных болтунов[1048] (Из Отчетного доклада XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б) 26 января 1934 г.).

Вступая в войну, участники