Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник) - Роберт Хайнлайн

Поэтому в земных лабораториях, готовя такую платную землю, выводят чистые, беспримесные культуры всего, что необходимо: выращивают мелких червячков, разводят грибки и все прочее, что хотят оставить. Потом берут саму почву и обрабатывают ее так, что она становится безжизненнее самой Луны: подвергают ее радиации, прогревают и испытывают на стерильность. Потом берут все то, что сохранили из живых организмов, и закладывают в мертвую почву обратно. Это и есть первичная «платная земля», в полном смысле этого слова. А на Ганимеде исходный материал разрезают на шестьдесят четыре части, дают вырасти всему, что там растет, потом каждую часть разрезают еще пополам. Сто фунтов платной земли, которыми снабжают колониста, могут содержать фунт земной почвы.

Делается все возможное, чтобы, как говорят экологи, «ограничить вторжение», чтобы туда попало только желаемое. Я не упомянул одной детали, когда описывал наше путешествие по космосу: в пути нам тщательно простерилизовали одежду и багаж и предупредили, что мы сами должны хорошенько помыться, прежде чем снова наденем свою одежду. Это была единственная отличная баня, которую я получил за два месяца, но после нее мне долго казалось, что от меня пахнет больницей.

Грузовики колонии привезли полагающуюся мне платную землю, чтобы я мог засеять ферму. В то утро я рано покинул дом Шульцев, мне нужно было их встретить. Существуют разные мнения насчет того, как следует распределять платную землю: некоторые поселенцы распределяют ее равномерно повсюду, рискуя, что она погибнет, а некоторые выкладывают небольшие кучки на расстоянии шести-восьми футов одна от другой, в шахматном порядке… надежно, но медленно. Я прикидывал так и этак и не мог ни на что решиться, как вдруг увидел, что кто-то движется по дороге.

Люди шли целой процессией, они катили тачки, их было шестеро. Вот они подошли ближе, и я понял, что это вся мужская часть семейства Шульцев. Я двинулся им навстречу.

Тачки оказались нагружены всяким мусором и отходами — и все для меня! Папа Шульц давно все это собирал, чтобы сделать мне сюрприз. Я не знал, что и сказать. Наконец, у меня вырвалось:

— Ой, папа Шульц, я ведь не знаю, когда смогу с вами расплатиться!

Он проворчал со свирепым выражением лица:

— Какая еще оплата? У нас этого компоста — хоть завались!

Потом он велел мальчикам вывалить груз на верхушку кучи моей платной земли, взял вилы и начал размешивать все это так же тщательно, как мама Шульц, когда она взбивала яичный белок.

Он взял все в свои руки — и мне уже не нужно было ломать голову над тем, какой вариант самый лучший. По его мнению — а вы монете быть уверены, что я с ним не спорил, — тою, чем мы располагали, хватало на добрый акр, и по его методу надо было распределить всю массу по земле. Но он не выбрал какой-то определенный акр, он наметил на моем грунте из перемолотых камней семь полосок ярдов по двести каждая. Они отстояли друг от друга на тридцать пять-сорок футов. Каждый из нас взялся за тачку — шестеро Шульцев, да еще я, — и мы рассыпали смесь каждый по своей линии. Когда это было сделано и были поставлены каменные пирамидки, чтобы обозначить, где идут линии, мы прошлись по смеси граблями, втирая ее между полосками в каменную пыль на расстоянии пяти или шести футов по бокам от каждой полоски. Около полудня появились мама Шульц с Гретхен, до ужаса нагруженные, и у нас получился славный пикник, когда мы сделали перерыв в работе.

После обеда Ио нужно было возвращаться в город, но он уже почти закончил свою полоску. Папа Шульц закончил свою и продолжал помогать Гуго и Петеру, которые были еще слишком малы, чтобы управляться с настоящими граблями. Я приналег и закончил свою полосу как раз вовремя, чтобы завершить еще и то, что оставил Ио. К концу дня появился мой папа, он собирался мне помогать весь вечер — была как раз светлая фаза и можно было работать до тех пор, пока вас держали ноги, — но больше уже нечего было делать. И он тоже не знал, как их отблагодарить.

Мне хочется думать, что мы наладили бы ферму и без Шульцев, и может быть, так бы оно и было, — и все-таки я не очень в этом уверен. Пионер нуждается в хороших соседях.

Всю следующую неделю я вносил в почву между полосками искусственные нитраты с энергетической установки колонии — это хуже, чем «платная земля», но зато не так дорого.

Потом я занялся тем, что вручную, как в Библии, сеял траву, а после осторожно проходил по этому месту граблями. Тут объявился этот чертов Сондерс. Он то и дело появлялся, когда папы не было.

Наверно, ему было одиноко. Его семья все еще находилась в городе, а он жил в десятифутовом сарае из камней, который сам построил. Он на самом деле и не разрабатывал ферму, я даже не мог хорошенько понять, чем он там занимается.

Я сказал: «Здрасьте», — и продолжал работу.

Он понаблюдал за мной с кислым видом и сказал:

— Все еще гнешься над этой ерундой и жилы из себя тянешь, юноша?

Я сказал ему, что никаких жил из меня не вытягивается, и спросил, создает ли он себе ферму. Он фыркнул:

— И не думаю.

— Тогда что же вы делаете?

— Билет себе покупаю, вот что.

— Как это?

— Единственное, что можно в этом месте продать, так это чуть улучшенную землю. Я их собираюсь обставить в их игре, вот что. Я сбагрю эту землицу какому-нибудь сосунку, и тогда вместе со своим семейством мы отправимся назад на нашу любимую Землю. Это как раз то самое, что и тебе следовало бы сделать, не будь ты таким законченным дурнем. Никогда у тебя здесь фермы не будет. Это невозможно.

Я начинал уставать от него, но у меня как-то нахальства не хватает напрямую вести себя грубо.

— Не знаю, не знаю, — ответил я. — Посмотрите на мистера Шульца — у него очень славная ферма.

Сондерс снова фыркнул.

— Ты имеешь в виду Джонни Яблочное Семечко?

— Я имею в виду мистера Иоганна Шульца.

— Ясно, ясно — Джонни Яблочное Семечко. Так его все в городе называют. Он же ненормальный. Ты знаешь, что он сделал? Дал мне горсть яблочных семечек, а вел себя при этом так, будто вручает мне богатства царя Соломона.

Я оперся на грабли:

— А разве это не так?

Сондерс плюнул на землю между нами:

— Он просто шут гороховый!

Я поднял грабли и сказал:

— Мистер Сондерс, вы стоите на моей земле, это моя собственность. Даю вам две секунды на то, чтобы с нее убраться — и чтобы духу вашего тут больше никогда не было!

Он отступил и крикнул: — Эй! Ты мне это прекрати! Ты что это граблями замахиваешься?

Я сказал:

— Мотайте отсюда!

Он смотался.

Дом был проблемой. На Ганимеде все время происходят небольшие сотрясения почвы. Они связаны с «уравновешиванием», которое означает всего только «выравнивание давления», если выражаться точнее, но вообще есть целая наука о том, как горы уравновешивают моря и как давление на всей планете выравнивается. Это связано и с приливно-отливным механизмом, что довольно странно, потому что на Ганимеде нет никаких приливов и отливов: Солнце от него слишком далеко, чтобы оказывать какое-нибудь влияние, и Ганимед всегда повернут к Юпитеру одной и той же стороной. Да, можно проследить небольшие приливы на лагуне Серенидад, когда Европа ближе всего к Ганимеду, имеется даже небольшое воздействие Каллисто и Ио, но я-то имею в виду, что истинных приливов — как, к примеру, на Тихом океане — на Ганимеде не бывает.