Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе - Лев Рэмович Вершинин

надо идти, а все огрехи случились потому, что вождем оказался «глупый Вылко», решивший, что он — Солнце, и допустивший репрессии против честных коммунистов. А тов. Югов, тоже сталинист до мозга костей, был уверен, что советский опыт для болгар не абсолютен и следует, как учил тов. Димитров, в чем-то идти своей дорогой, учитывая специфику крестьянской Болгарии.

В такой ситуации схватка была неизбежна, и оба «больших человека» пытались заручиться поддержкой главы Политбюро, совершенно не опасаясь подвоха с его стороны. Ибо тов. Югов — это тов. Югов, тов. Чанков — это тов. Чанков, а кто такой тов. Живков? Мелкий функционер подполья, затем комиссар «Чавдара» — небольшой, хотя и успешной четы, а потом всё время у кого-то на хвосте, самостоятельный нынче лишь потому, что понравился тов. Хрущеву.

Личная «обойма» тов. Живкова тоже не впечатляла. Ну Добри Джуров — бывший командир «Чавдара», близкий друг, ныне невеликая шишка в армии. Ну Мирчо Спасов — очень близкий друг, когда-то боевик, известный полным бесстрашием и чудовищной, даже не звериной, а чисто человеческой жестокостью. Ну еще пара офицеров МВД, два-три члена ЦК, да и всё. Правда, став первым секретарем, а затем и главой Политбюро, тов. Живков оброс людьми, окреп, да и связи в Москве не шутка, но всё равно своих планов вроде бы не лелеял. Да и какие там «свои планы» у такой мелочи?

А между тем планы были. Тот, кого считали шакалом, был волком — и уже матерым. Но, сознавая, что в драке с медведями, пока те в силе, даже у матерого волка шансов нет, делал реверансы и премьеру, считавшему его своим человеком, и первому вице-премьеру, намекая, что тов. Югов слишком низко ценит партию, а вот тов. Чанков — наоборот, и поэтому дружба возможна. А что первый секретарь думал на самом деле, знал только он сам, да еще несколько очень близких людей.

Впрочем, теперь знаем и мы. Ибо архивы раскрыты, личные записки тов. Живкова опубликованы. «Всё сразу не решишь, нужно постепенно». И еще: «Не все в партии демократы... Кое-кто жалеет о временах Червенкова... Но Червенков уже никто... Оставим его в покое. Это поможет смягчить соотношение сил и в Политбюро, и в ЦК». А также: «Оба вредны. Но Югов тем хорош, что труслив. Если нажать, повернется на 180 градусов. А вот Чанков опасен. Тяжелый человек, самонадеянный, упрямый, с амбициями...».

Короче говоря, в начале июля 1957 года тов. Чанков собрался в отпуск, однако в назначенный день не выехал, по личной просьбе тов. Живкова, просившего его задержаться на несколько часов и сказавшего, что намерен собрать Политбюро, поскольку появился компромат на тов. Югова. Такое не могло не заинтриговать.

Однако компромат оказался на тов. Чанкова. И хотя докладывать полагалось первому секретарю, докладывал не он, а сам премьер. В полном соответствии со сценарием, написанным тов. Живковым: «Не я... Не сумею переломить. Пусть докладывает Югов. Если Червенков захочет поддержать, хорошо, но специально не просить, чтобы не счел нас чем-то ему обязанными...».

Нельзя сказать, что набор фактов был так уж серьезен. В основном — какие-то слухи, собранные безпекой: дескать, в узком кругу намекал, что скоро возглавит партию, о чем уже договорился в Москве с самим тов. Молотовым (в тот момент — лето 1957-го! — фамилия Вячеслава Михайловича уже сама по себе рассматривалась как отягчающее обстоятельство). Но тут еще попросил слова не ждавший такого счастья тов. Червенков и отыгрался на тов. Чанкове за всё, что услышал от него год назад. В итоге, по предложению сурового тов. Югова, приняли решение вывести негодяя из ЦК и, даром что добрый тов. Живков показательно сомневался, подавляющим большинством голосов, включая гневный голос «прозревшего» тов. Дамянова, утвердили.

Заодно разжаловали тов. Йонко Панова — не за то, что обидел на Апрельском пленуме тов. Живкова (теперь первый секретарь как раз вступался, но тов. Югов настоял), а за создание «соглашательской группы "Петёфи"».

А с ним и тов. Терпешева — опять же не за то, что обидел тов. Живкова (тов. Живков зла не помнил, но как спорить с самим тов. Юговым?), а за подозрительно тесную дружбу с отщепенцем Чанковым.

АНТОНОВ ОГОНЬ

С этого момента «тетрархия» — поскольку тов. Чанкова вывели из игры, а тов. Дамянов скис — превратилась в «дуумвират». Старшим был, разумеется, Антон Югов, младшим — Тодор Живков. Премьера, тяготившегося партийной скукотищей, такой расклад устраивал: в лояльности первого секретаря, получившего всё, на что мог замахиваться человек его уровня, он не сомневался, да и Георгий Цанков, глава всемогущего МВД, ранее «червенковский», теперь стал на 146 процентов «юговским», — и можно было наконец заниматься не интригами, а реальной работой.

В принципе, особых разногласий не наблюдалось. Тов. Червенков бултыхался чуть выше плинтуса, никто не мешал ослабить экономические гайки, — и их, дабы не провоцировать венгерский сценарий, действительно слегка ослабили. Несколько облегчили жизнь кооперативам, повысили минимум зарплат, сократили рабочую неделю, немножко снизили цены, — и жить людям стало легче, лучшим критерием чего стал тот факт, что исчезли горяне.

С другой стороны, однако, имея в виду опять же венгерский сценарий, подзатянули гайки политические. Не в «верхах», где после разгрома группы «Петёфи» никто не рыпался, а в массах, слегка распустившихся после развенчания культа. Понемногу, в назидание всем, начали изымать говорунов. Опять в административном порядке, но поскольку восстанавливать «Белене» было немыслимо (ведь не при «червенковщине» живем!), с подачи Георгия Цанкова, главы МВД, открыли новый лагерь, под Ловечем. А чтобы «цанковцы», не дай Бог, не зарывались, куратором этого направления стал человек тов. Живкова, Мирчо Спасов, в ранге первого замминистра.

В итоге «апрельский ветер» утих совершенно. И когда в 1960-м группа партийных интеллектуалов средней руки — не без заслуг, но и не живых легенд — во главе с неким Николой Куфарджиевым, «встревоженных искажениями социалистического идеала», написала письмо в ЦК (где, мол, «гуманная и демократичная альтернатива капитализму? Мы рискуем потерять социализм!»), реакция оказалась максимально жесткой.

Казалось бы, персоны без особого влияния, — сделать втык, да и помиловать. Но такие разговорчики в строю ни премьер, ни первый секретарь позволять не собирались. Раз позволишь, второй простишь, а потом Будапешт? Лучше не надо. Так что тов. Живков, получив письмо, двинулся прямиком к премьеру: дескать, что делать будем? Тов. Югов высказался крайне жестко, и хотя повод, казалось бы, был пустяковый, в марте 1961-го созвали экстренный пленум.

Антон Югов

А там уже