Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе - Лев Рэмович Вершинин

и было сделано. После этого Анев сутки покрутился по городу, приучая наружку к тому, что ничего не подозревает, а в ночь на 7 апреля исчез.

ИЛИ МАТАДОР — БЫКА, ИЛИ БЫК — МАТАДОРА...

При царе, бесспорно, у спецслужб возникли бы сложности, однако народное государство от «монархо-фашизма» сильно отличалось. Все явки Цвятко были известны, больше того, там уже стояла прослушка, — и 8 апреля в квартиру, где прятался заговорщик, явился тов. Солаков собственной персоной. Вообще-то рвался Мирчо Спасов, но не пустили. Почему — не знаю (возможно, чтобы коса не нашла на камень). Что уж там говорил Ангел бывшему боевику, известному бесстрашием и бешеным нравом, неизвестно, но факт: имея два пистолета и кучу обойм, армейский генерал сдался полковнику безпеки.

Тем временем 7 апреля, узнав об исчезновении Анева, Горуня общался с самыми близкими, пытаясь решить, что делать ему самому: организовывать подполье в Софии, ехать во Врацу и создавать чету, уходить за кордон или всё же еще раз попытаться переговорить с тов. Живковым, чтобы добиться какого-то компромисса. Ни к чему конкретному, однако, не пришли и договорились встретиться назавтра, пораньше.

Однако не пришлось. На рассвете 8 апреля, примерно в то время, когда крутили Анева, сын мятежного замминистра проснулся от выстрела и, зайдя в отцовскую спальню, обнаружил, что отец мертв, а на тумбочке лежит записка: «После идейного уничтожения партии неизбежны кровавые разборки с честными кадрами. Я окружен. Сдаваться врагам партии не привык. Умереть, но не сдаться. 8.IV.1965. Иван Тодоров».

Были и странности. Якобы руки покойного, при том что пуля вошла в правый висок, были аккуратно уложены вдоль тела, а «Вальтер» покоился на груди. Якобы Горуня не покончил с собой, а погиб в перестрелке. Якобы и вовсе не погиб, а был ранен и зарезан лично Мирчо Спасовым в карете «Скорой помощи». И еще много всяких «якобы». Но, во всяком случае, записка была написана собственноручно, а Владимир Иванов Тодоров, сын Горуни, много позже, когда бояться было нечего, подтверждал, что в квартире никого чужого не было, да и экспертиза после эксгумации в 1990-м подтвердила версию суицида.

Разгром был полный: к 26 апреля арестовали 17 человек, всю «головку» заговора. И тем не менее власти тревожились. Ибо мало ли что. Врачанскую область блокировала милиция, несколько дней по улицам ездили броневики, шли аресты. Однако тов. Живков не хотел ни лишнего шума, ни мучеников. Будь у власти по-прежнему Никита Сергеевич, возможно, было бы жестче, но Леонида Ильича только предстояло приручать, и рубить сплеча не стоило.

Так что судили только главных заговорщиков, свалив на резкого («Эх, нам бы как в Китае!») Горуню, которому уже всё равно, и организационное, и идейное руководство и тем самым понизив роль Крыстева, явно ориентировавшегося на Леонида Ильича со товарищи. Генералов же с полковниками вообще оформили как властолюбивых «бразильцев», то есть «путчистов без идеи».

В итоге на нары сели девятеро, «временно интернировали» 11 человек, 192 «оступившихся» военных и гражданских из Софии получили взыскания по партийной линии, во Враце исключили из партии 189 «ненадежных» (ничего политически не значащую мелкоту). И главное: из армии и «органов» вылетели 250 человек, большинство из которых не имело к заговору никакого отношения. Уволили даже Саби Стефанова (он, конечно, помог очень сильно, но все-таки размышлял целую ночь).

Тут, впрочем, неясностей нет: Тато просто использовал случай для уборки. И прибрал так чисто, что даже спустя полтора года гибель в авиакатастрофе уже давно безопасного Ивана Бычварова многие сочли организованной, упирая на то, что сыскарь, которому поручено было расследовать трагедию, вскоре отказался отдела, а затем и покончил с собой. Но совпадение, хотя и налицо, скорее всего, случайно: будь на то нужда, тов. Живков, бесспорно, мог приказать валить пассажирский лайнер, но не того полета птицей был отставной генерал.

Историю этого заговора, единожды мутно сообщив о нем, засекретили на четверть века. Спустя четыре года, в 1969-м, включив всех осужденных в списки на амнистию по случаю 25-летия Сентября (ибо уже не опасны), тов. Живков велел предупредить всех, чтобы помалкивали, а не то хуже будет. Главный итог: с этого момента спецслужбы в Болгарии стали фактической властью, а вербовка агентуры на всех уровнях — абсолютным приоритетом. Но...

Но следует отметить, что много лет спустя, 15 июня 1990 года, всех фигурантов дела «Дураки» — и доживших (а дожило большинство), и умерших — дорвавшиеся до власти демократы реабилитировали как борцов за «демократию и свержение диктаторского режима», а в родной деревне Ивана Тодорова — Горуни ныне стоит красивый памятник, к подножию которого носят цветы не принимающие нового порядка коммунисты. Воистину причудливо тасуется колода...

ЛЕТО ПАТРИАРХА

Итак, тов. Живков. Первый, а потом и Генеральный секретарь ЦК БКП. Премьер-министр, а потом председатель Госсовета (по факту — президент) Народной Республики Болгария. Иногда о нем говорят: «правитель брежневского склада». И неправильно говорят. Ибо Леонид Ильич, судя по всему, был добрый и старался любить людей, а Тато никого не любил, кроме себя, рано умершей жены и Людмилы — дочери, тоже рано умершей дамы с немалыми способностями и большими прибабахами.

Леонид Брежнев и Тодор Живков

Не кровожадный, даже снисходительный, но, если возникала нужда, в отличие от тов. Брежнева по-крокодильи беспощадный. А без крайней нужды любил выслать, немного поиздеваться, но потом дать пенсию или даже орден и больше не трогать. Умный. Весело-циничный, с ярко выраженным чувством черного юмора, но не в отношении себя. Себя как раз очень уважал, поощряя утверждение своего величия всеми.

Ни в коем случае не идеалист и не догматик — прагматик до мозга костей, скучал от «идейных» речей, считая их неприятной, но необходимой данью профессии. В коммунизм явно не верил, а вот в социализм верил до конца жизни. Только понимал его по-своему: «...уже к 1962 году я понял, что тот социализм, тем более коммунизм, как в книгах, невозможен. У нас получился уродец...». А настоящий социализм, «жизненный» — это «когда народ сыт, доволен, не бездельничает, имеет всё необходимое, достаточно свободного времени и возможность развлекаться. И не лезет в дела управления. Управлять — дело тех, кто к этому способен».

По сути, бойко распевая идеологически верные мантры и следя за тем, чтобы все пели в унисон, Тодор Живков руководствовался в политике не догмами, а реальным опытом, накопленным предшественниками, практику которых, всех вместе и каждого в отдельности, изучил досконально и что-то почерпнул для себя.