Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе - Лев Рэмович Вершинин

где решалось, как жить в новых условиях, Тато показал, что списывать его со счетов рано. Стоило влиятельному генералу Ивану Бычварову, главе Военного отдела ЦК, совсем чуть-чуть покритиковать тов. Живкова (дескать, склонен к интригам, некомпетентен, и вообще, «болгарский Хрущев»), критика тут же заклевали, осудив, уволив и сослав послом в ГДР.

Ни лично с Горуней, ни с кем-то из его друзей неудачливый генерал не был ни связан, ни даже знаком, однако его судьба показала, что на ЦК, который полностью лежит под Тато (и следовательно, на легальные пути устранения «интригана и соглашателя»), надежды нет. А стало быть, нет и никаких иных вариантов, кроме переворота, как в 1923-м, 1934-м или 1944-м. А значит, нужно искать поддержку в армии. Этим и занялись.

И следует отметить, занялись удачно. Начали с малого, но у Ивана связи в ЦК, у Цоло — масса информации, у Цвятко — гарнизон столицы (небольшой, правда, но элитный), да и многие военные, включая чинов с большими звездами, недовольны засилием «чавдаристов». Например, полковник Велчев, глава аппарата министра обороны, железный «гаврилогеновец», уверен, что справится с министерством лучше дурня Добри Джурова. Плюс до сотни вполне боеспособных ребят в армии, в том числе и командир одной из танковых бригад. Плюс популярность во Врачанском округе, где бывших партизан с тысячу. Немного, черт побери, но у многих, кому удавалось взять власть, не было и этого!

Неплох был и план. Предполагалось 14 апреля, в день пленума, взять под контроль Софию. А именно: по звонку Велчева — как бы приказ министра — двинуть на столицу танковую бригаду и занять Генштаб, заманив как бы на экстренное совещание высших офицеров. Затем — Партийный Дом, арестовать Тато, после чего заставить ЦК принять решения под диктовку и сформировать новый кабинет. Ну а потом — брать власть на местах. Могло получиться, тем паче что суббота и во всех силовых ведомствах только дежурные. А «если кровь, то кровь, народ поймет и одобрит».

Но, конечно, людей надо было побольше. Следует признать, что опытные подпольщики и партизаны, «гаврилогеновцы» знали толк в конспирации. Даже при том что на дворе стоял не благодушный 1934-й и не беспроигрышный 1944-й, а противостояла им не наивная царская машина сыска, а прекрасно, аж советскими товарищами налаженная система, удивительно долго вербовка, в том числе генералов, шла бесшумно и плавно, а доносы, всё же поступавшие с мест, были так обрывочны и неконкретны, что уходили под сукно.

И тем не менее в какой-то момент ледок треснул. Поскольку совсем без поддержки МВД шансы на успех сползали к минимуму, 11 февраля 1965 года один из заговорщиков навестил близкого друга — генерала Саби Стефанова, главу столичной милиции и тоже «гаврилогеновца», взгляды которого были ему известны, рассказав ему некоторые детали и предложив подключиться.

Высокопоставленный мент, однако, испугался. Судя по тому, что доносить он побежал не сразу, а маялся целую ночь, идея ему, видимо, пришлась по нраву, но и порядки родного ведомства он знал куда как хорошо. А потому под утро, решив, что вероятность провокации всё же выше пятидесяти процентов, а значит, рисковать не стоит, поехал к начальству — главе МВД генералу Дико Дикову и его заместителю Ангелу Солакову — и рассказал всё, что знал.

В мемуарах Солакова сказано, что тов. Живков был «более чем встревожен и приказал заняться вопросом, отложив все другие дела, немедленно сообщая ему все детали». Так началась операция «Дураки» (название придумал лично первый секретарь), и вскоре — недели не прошло — «органы» знали если и не всё, то очень многое. Параллельно Тато, действуя в своей специфической манере, начал работать на упреждение, стремясь выпустить пар из котла.

В середине марта «Работническо дело», главный официозный печатный орган страны, опубликовало несколько очень жестких статей про Горуню. Дескать, плохой работник, зазнался, головотяп и т.д. Но с надеждой, что «сумеет исправить ошибки». На птичьем языке кулуаров это означало: мы в курсе и предупреждаем по-хорошему, в предпоследний раз. А неделю спустя, 23 марта, предупредили и в последний: на срочно созванном внеочередном пленуме с трибуны прозвучало: «авантюристы, стремящиеся изменить курс партии, не пройдут».

На партийном новоязе «смена курса» означала смену руководства, и это все поняли. Но любопытный нюанс. В один из этих напряженных дней — а если конкретно, то 1 апреля (в чувстве юмора тов. Живкову не отказывал никто) — тов. Горуню пригласили к Самому, дабы обсудить жалобы замглавы Минсельхоза на «кампанию клеветы» в СМИ. Разумеется, Иван явился, причем с пистолетом под мышкой, который категорически отказался сдавать, и тов. Живков приказал: «Пусть, если меня боится, идет с волыной», и поговорили.

В мемуарах Тато, незадолго до кончины рассказывавшего много и охотно, эта встреча — болгарские исследователи сравнивают ее с «последним свиданием» Стефана Стамболова и Тодора Паницы (помните таких?) 19 января 1890 года — описана обстоятельно, со вкусом.

На нервах были оба, однако Сам предложил кофе, согласился, что журналисты перегнули палку, и пообещал разобраться. А потом, вскользь помянув, что в курсе «недовольства некоторых товарищей», попросил, если тов. Горуня знает этих «некоторых», сообщить им, что тов. Живков будет рад выслушать их мнение на предстоящем плановом пленуме 14 апреля.

После этого, какое-то время повспоминав общее партизанское прошлое, первый секретарь, опять-таки вскользь, помянул о том, что как раз сейчас свободны вакансии послов в весьма «вкусных» странах типа Франции, и если тов. Горуня или его друзья пожелают, то... Однако «Тодоров ушел уже без крика, но не подав никаких признаков раскаяния или понимания».

Короче говоря, всё на полутонах, на оттенках, но яснее некуда. К тому же — опытные ведь люди! — засекли наружку. Естественно, занервничали. Стало ясно, что дело висит на краю, к тому же пошли первые аресты — по мелочи, в провинции, но какая разница. Начали решать, встречаясь в парках — благо, сбрасывать «хвосты» умели. Кое-кто — в частности, Цоло Крыстев — предлагал начинать прямо сейчас, без подготовки, а там как кривая вывезет. Однако Цвятко Анев, глава штаба конспираторов, с которым Иван встретился утром 5 апреля, счел такой вариант проигрышным, высказавшись в том смысле, что раз так, нужно уходить в подполье и начинать активную игру в нелегальном режиме. А если не получится, то за кордон — в Румынию, через Врачанскую область, где много «ятаков» и старые схроны никуда не делись.

Логику старого друга Горуня признал здравой, сказав, что надо поразмыслить, и приказав прежде всего уничтожить всё, что может подставить людей, — что