Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов

О пользе классики

Невероятная удача! Невероятнейший успех!Лежу с красоткою на даче в плену Эротовых утех.А ведь какую недотрогу я поначалу в ней нашёл!Погладил ей украдкой ногу, когда впервые подошёл -и получил по лбу мешалкой, и сам хотел меж глаз влепить,но взгляд растерянный и жалкий сумел мой пыл остановить."Видать, девчонка непростая", - подумал я, погладив лоб."Пойду-ка, книжку полистаю, о том, как Пушкин девок ... "Листал я "Донжуанский список", стремясь подсказку там найти,и за два дня как палка высох - так автор сбил меня с пути,но даже чахленькой порнушки я в книжке встретить не сумел.Да, Александр Сергеич Пушкин не всех имел, кого хотел...Гремите громы! Бубны бейте! Мурлычьте кошечки "мур-мур"!Играет на волшебной флейте ополоумевший Амур!Вчера Лариса молодая на дачу к матушке моейявилась, глазками играя, и я сумел потрафить ей.Все началось с конфет и чая, когда же матушка ушла,я стал, красотку величая, вещать про давние дела:как Пушкин вел себя в Тригорском, как в Кишинёве он шалил,как он гречанкам гладил шёрстку, как светских дамочек валил.Собрал все были-небылицы, развёл игривый политес,смотрю: стыдливость у девицы перерастает в интерес.Прочел ей "Ножки, где вы, ножки?", её за щиколотку взяв,и задрожало сердце крошки, и вот лежу я c ней, как граф.Мурлычут кошки, ветер свищет, и койка гнётся и скрипит,на окна дождик жидко дрищет, и классик в гробе мирно спит.

Ночь над Помпеями

Вспышки молний пронзали свинцовую чёрную мглу,зловеще кричала сова на плече колдуна,и священные голуби лапками рыли золу,и с пронзительным рёвом кидалась на скалы волна.

И под сводами грота светильник пылал смоляной,и, закрывшись плащом, как ребёнок, я горько рыдал.О прекрасная Цинтия, ты не со мной, не со мной!Ненавистный Плутон, ты её у меня отобрал!

...Я стоял как во сне у предместий цветущих Помпей.Раскаленная магма ещё не успела остыть.Я примчался из Рима к возлюбленной дивной моей,без объятий которой - я знаю - мне незачем жить.

Провалился в Эреб изобильный и радостный град.Там где стогны шумели и рукоплескал Одеон,я услышал глухой отвратительный смех Форкиад,крик голодной Эмпузы и гарпий встревоженных стон.

И когда я увидел твои золотые глаза,восходящие над обратившейся в хаос землей,понял я, что Гимен нас друг с другом навеки связал,что к летейским полям я последую вместе с тобой...

Сердце мечется, словно ошпаренный заяц в мешке,из разорванных туч выпал глаз сиротливой звезды,маг мешает похлёбку в своем ритуальном горшке,блики пламени пляшут на клочьях его бороды.

Скоро лёгкие ноги Авроры коснутся земли,и в подземное царство умчится коварный Плутон.Я рванусь вслед за ним и, как Цезарь, сожгу корабли,переплыв на щите огнеструйный поток Флегетон.

Ноктюрн

Как хорошо, что вас зовут Наташа,как хорошо, что вам семнадцать лет,как хорошо, что всё семейство вашесегодня укатило на балет.

Я постучался. Сонная служанкаоткрыла - и ушла с бой-фрэндом в бар.На вас была прелестная пижамка,когда я к вам ввалился в будуар.

О, как легко она с вас соскользнула,как весело зарозовела грудь!Предчувствие меня не обмануло,вы оказались девочкой чуть-чуть.

Чуть-чуть смущенья, пара капель крови,и лёгкий вскрик, и серые глаза,глядящие на мир, как будто вновеего вам добрый папа показал.

Но я отнюдь не добренький папаша,я контролёр, пробивший вам билет.

Как хорошо, что вас зовут Наташа,как хорошо, что вам семнадцать лет.

Ногти

Я однажды прочёл в страноведческой книжке,что калмык, чтоб беду не навлечь на свой кров,не бросает в степи ногти, после острижки,а под юртой их прячет от глупых коров.

Коль бурёнушка съест человеческий ноготь,бес вселяется в смирную душу её,ни погладить её, ни за вымя потрогать -не скотина, а просто лесное зверьё.

В общем, есть у калмыков такая примета.Но не зря на Руси девку тёлкой зовут.Ты меня, богача, знаменитость, эстета,затоптала копытами за пять минут.

Что с тобою случилось, любимая, право?Ты мычишь и чураешься прежних затей,мутен взор, как колодец, где бродит отрава.Ты, наверное, просто объелась ногтей.

Попытался к груди я твоей прикоснуться -ты вскочила, как будто поднёс я утюг.Это ж надо, с принцессой заснуть, и проснуться -с глупой тёлкой, ногтей обожравшейся вдруг.

Что с тобой происходит, моя дорогая?Нет моей в том вины. Чёрт меня подери!Не от слов и поступков моих ты другая -это ногти скребутся в тебе изнутри,

Словно тысячи маленьких гнойных вампировизнутри раздирают твой кожный покров...Не творите себе из бабёнок кумиров,не творите кумиров себе из коров!

Кто б ты ни был - индус, иль еврейский вельможа,иль опухший от водки сибирский мужик -чаще тёлке стучи по рогам и по роже,и от юрты гони её прочь, как калмык.

Новогоднее

Опять идет фигня про Ипполита,опять страна встречает Новый Год.И, сидя у разбитого корыта,уперся в телек радостно народ.

Опять Мягков проспится, протрезвеет,Сожрет у Варьки Брыльской весь салат,А Ипполит от горя поседеет -все счастливы, никто не виноват.

Но что за бред! Прошло уже полфильма -вернулся в доску пьяный Ипполити не полез в пальто под душ умильно,а Варьке дать по репе норовит.

"Что, с москалями спуталась, паскуда!Так значит вот она, твоя любовь!А ну-ка, отвечай скорей, Иуда,где мой салат, где рыба и морковь?!"

Схватил её за шкирку и за юбкуи вышиб Варькой стёклышки в окне -и ветер подхватил её, голубку,и распластал, как жабу, по стене.

Мягкову врезал вазой по затылку,Засунул гада рылом в унитаз,Свирепо отрыгнул, достал бутылкуи горлышком воткнул подонку в глаз.

Хохлы, российцы, балты, казахстанцыедва с ума от горя не сошли,но тут Филипп Киркоров врезал танцыи Пугачиха спела "Ай-люли".

Дельфин с русалкой, Саша и Лолитаустроили в эфире свальный грех -и люди позабыли Ипполита,который удивил сегодня всех.

Один лишь я задумался и понял,Что Ипполит взорвался неспроста,что зло не просто в силе, а в законе,и что мертвы добро и красота,

Что киборги в обличье Дед Морозовустроили облаву на людей,и мальчик Новый Год, щекаст и розов -наш главный враг, убийца и злодей.

Нижний Новгород ("Das Кapital")

Я худ и строен, как учитель танцев,мой ус достиг полутора аршин,мой лик сияющ, маслянист и глянцев,а нос завернут вверх, что твой кувшин.

Когда иду по ярмарке я браво,ломает картузы торговый люд,а я смотрю налево и направо:что там за дрянь купчишки продают.

И если где увижу непорядок,гнилую там селедку иль пеньку,переверну хоть сто тюков и кадоки купчика в участок волоку.

Гремит по мостовой лихая сабля,сияет на мундире позумент,и хриплый вой собачьего ансамбляменя сопровождает в сей момент.

Хотя нижегородские сидельцыглубоко чтят мой неподкупный нрав,но есть средь них великие умельцыпотрафить мне насчёт иных забав.

И этих-то умельцев стороноюобходит мой неукротимый гнев,поскольку грех велик - идти войноюна тех, кто мне ссужает жён и дев.

Взойдешь к иному ражему купчине,навстречу дочка, щёки - маков цвет,и как тут быть пригожему детине,которому всего лишь сорок лет?

Хитрец-папаша наливает водкии льстиво называет куманьком,то что-то шепчет дочери-красотке,то мне мигнёт, прицокнув языком.

Идём в палаты. Стол от яств ломится:индейки, поросёнки, осетры.Едим и пьём. А где ж краса-девица?Ох, как охоч до ихней я сестры!

Обед прошёл. Купчина просит в баню,а сам умчался: вроде по делам.Вхожу - и вся как будто кровь в сметанераспаренная девка мнётся там.

Эх, хороши купеческие дочки!Мягки, белы, что твой лебяжий пух,увесисты, что сельдяные бочки...Но всё ж люблю я больше молодух.

У жён купецких опыта поболе,поболе ражу, прыти, куражу.Разврат охотно гнезда вьёт в неволе -вот что я вам, по чести, доложу.

Немало я купчих перетатарили дочерей купецких потоптал,и понял я, что Маркс недаром шпарилпро то, как подл и низок капитал.

А с Марксом вышла вот какая штука:на ярмарке один семинаристукрал пятак у нищенки, гадюка,кругом, понятно, ор, галдёж и свист.

Я добра молодца хватаю мигоми волоку на съезжую сей час.А он, байстрюк, увесистою книгойзаехал мне с размаху прямо в глаз -

и вырвался, и убежал, каналья.А книга мне досталась как трофей.В тот день её до сумерек читал я,и в мозг она впилась мне, как репей.

Да-да, вы вероятно догадались,что книга называлась "Капитал".Мои сестра с маманей настрадались,покамест я её не дочитал.

Я среди ночи вскакивал с постели,орал в окно: "Ужо вам, палачи!" -потом горшки со стульями летелии растворялись с чавканьем в ночи.

А утром я в участок в ночь тащилсяс глазами, покрасневшими от слёз:повсюду над рабом буржуй глумился,и я служил, служил ему, как пёс.

Пиликала гармоника над Стрелкой,по Варварке скакали рысаки.А я с очередной буржуйкой мелкойудило правил в баньке у Оки.

Решил я по прочтеньи '"Капитала"усилить вдвое классовую месть,и так меня по банькам замотало,что похудел я раз, наверно, в шесть.

Когда же околоточный начальниксъязвил в мой адрес: "Унтер-простыня!"его я мордой сунул в умывальник,и из участка выперли меня.

Купцы со мною стали вдруг надменны,то "кум и сват", а то "ступай отсель",и скалились, как жадные гиены,и не пускали к жёнушкам в постель,

и баньки для меня свои закрыли,где я дотоле удалью блистали где по мне их дочки слёзы лили...Вот что наделал Марксов "Капитал".

И понял я, что жить невыносимобез девок, банек и иных забав,что молодость галопом скачет мимои что во многом Маркс, увы, не прав.

Однажды, пьяный, одурев от скуки,принудил я к сожительству сестру.Всю ночь над ней глумился я. И рукимать наложила на себя к утру.

Остались мы с сестрой вдвоём, сиротки.И что ж ? Сестру я выгнал на панель,и вскоре каждый купчик в околоткеуже дорогу знал в её постель.

Когда средь ночи требовали водки,натешившись сестрёнкой, молодцы,я вспоминал, кем был я в околоткеи как меня боялись все купцы.

И озверев от этого канальства,я к приставу на брюхе приполоз,и обласкало вновь меня начальство,и вновь житьё как в песне началось.

И вновь передо мной сидельцы гнутся,и вновь я в околотке бог и царь,и стоит мне недобро ухмыльнуться -вокруг трепещет вся земная тварь.

Сестру за арзамасского купчинуя выдал и на свадьбе погулял.Что ж, Маркс, конечно, мудрый был мужчина,но не для русских писан "Капитал".

Немолодой Иван-царевич