Стихотворения и поэмы - Микола Бажан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
34. ОРУЖИЕ МИРА
Среди широких тучевых разлетовВ нежданной вспышке молний, на ветруВрисован треугольник самолетов,Блестит, подобно серебру.Железный грохот льется не смолкая,Они плывут, уверенны, сильны,Тебя поют, Отчизна молодая,Твои крылатые сыны.
Проносятся — и гул идет землею,И степи содрогаются, седы,—Громады танков, гусениц стопоюЧеканя тяжкие следы.И очи молодецкие сверкаютИз грозной их и темной глубины.Тебя поют, Отчизна дорогая,Одеты в панцири — сыны.
Возвеяв стяг над ветровым простором,Единым телом — поступь их быстра —Идут стрелки, глядят орлиным взоромВинтовок метких мастера.Звенят штыки, свинцово отливая.Не остановишь — храбры, сплочены.Тебя поют, Отчизна зоревая,Твои стрелки — твои сыны.
Команда: «Марш!» — и вынесся на кручу,Усталости не зная и препон,На стременах, в руке клинок певучий —За эскадроном эскадрон.И песен гром разносится без края,Просторы эхом песенным полны.Тебя поют, Отчизна трудовая,Коней взнуздавшие сыны!
Нам слышен рык, озлобленный и хищный,—Собака войн беснуется, визжа.Посмей-ка только, сунься к нам в жилище,Дойди до рубежа!Раздавим всех, не ползайте рыдая.Все дикари так будут сметены.Как щит тебе, Отчизна дорогая,Восстанут все твои сыны.
И мы стоим на всенародной страже,Оружие не выбить из руки.Пусть пробуют — всегда для силы вражьейУ нас железные полки.Пускай начнут — позорна будет тризнаПоследних поджигателей войны,Ведь защитят твой мирный труд, Отчизна,Вооруженные сыны.
1937 Перевод И. Сергеевой35–38. ГРУЗИНСКИЕ СТИХИ
1
НА РУИНАХ В КУТАИСИ
Раскинув желтоватых жилок нити,В листочках острых, словно кости птиц,Плющ распластался жадно на граните,Как бич, чьей власти нет границ.Но из-под нитей цепкого сплетеньяСверкает камень сильный и живой;Ему не страшен гул землетрясенья,Бич молнии не страшен огневой.Размеренный строителем упорным,Он гранью в грань и кромкой в кромку легНад скалами и над потоком горным,Над суетой и гомоном дорог.Он с небом слит, пронизанный лучамиИмеретинских светлоликих дней,Он с грунтом слит, вздымаясь величавоНад горною вершиною своей.Поставили строители-героиПод самым небом гордый виадук,Что выгнулся над строгою горою,Как рыцарский выпуклогрудый лук.Не покосился он, не дрогнул дажеИ держится, как сотни лет назад,Хоть навалилась украшений тяжестьНа плечи глыб, на арок гнутых ряд.А виноград, что вызрел здесь в ущелье,Как груда крупных плодоносных тел,Прикрыл колонн могучих капители,Над глыбами немыми заблестел.Он цвел, повиснув полными, тугими,Набрякшими, тяжелыми грудьми.И мнилось — дышит теплотой под ними,—Возьми, из ямок тьмы их подыми.Плоды земли украсили строеньеИ плотно оплели его кругомГирляндой, где чудесно слиты звеньяЦепей, живых и дышащих теплом.Граната ветви, гроздей пышных бремя,Цветы, плоды — всё, что рождает край;Ваятель щедрый, побеждая время,Готовил для гигантов урожай.Строители — мест этих чудотворцы —Вложили вдохновение в труды.В руках их превратился камень черствыйВ плоды, как чаши, — в чаши, как плоды.Такою животворная их силаИ творческая ярость их была,Что из гранитных глыб цветы взрастила,Бессмертье камню серому дала.Пусть был невольником,пусть был в железных путахВ былом народ — строитель и герой —Он, одержимый вдохновеньем лютым,Навеки камень оживил родной.Что нам бесплодье и покой холодныйУгрюмых этих скал, глядящих ввысь?Сильнее смерти подвиг благородный,В жизнь воплотивший творческую мысль.
1937 Перевод П. Железнова2
ПУТЬ НА ТМОГВИ[33]
М. Чиковани
Усталые, в соленой влаге едкой,Медлительно стекающей по лбу,Ступили мы на голый прах, на ветхийТмогвийский путь, на рыжую тропу.
Зигзаг расщелин, вычерченный кривоНа треугольных скалах, среди круч;В кристаллах гор, над зубьями обрыва —Скользящий косо, преломленный луч.
Везде молчанье. Только тень дороги,Как тонкий звук, всплывает издали.И полнится предчувствием тревогиНедобрая, седая тишь земли.
Скрежещет гравий. И травы скрипеньеМолниеносных вспугивает змей.И пахнут углем знойные каменья,И тянется, как время, суховей.
Удушливо, до края тяжким зноем,Горячей медью дали налиты.Открыты пришлецу за крутизноюСвятые двери в эпос нищеты.
Жестоки, скупы, сдержанны и голы —Слышны для уха, зримы для очей,Здесь чудятся нам вечности глаголыО голоде, о гибели людей.
Ущелье всё сужается. И взгорьяВзвиваются, как вихри, в вышине.Всё глубже путь и путаней, и вскореНыряет он в беззвучной глубине.
Потеряно сравнение и мераМолчанью, цвету, высоте горы.И входим мы, принявши путь на веру,В легенду и стихаем до поры.
И вот оно глазам явилось сразуИ холодом дохнуло на плато,Величие немыслимое то,Гигантская махина диабаза.
В зубцах, в резцах, в граненой их игре,В тиаре варварской сверкает кручаИ дышит тьмой. Высоко на горе,Как белая овца, пасется туча.
Сплетаются студеные ветраВ ее порывистой, вихрастой ткани.За взгорьем, в этой прорве великаньей,Как голый конус, высится гора.
В ее массиве, словно в урне черной,Дымится прах прадедовский, глухой.Дворцы и церкви, ставшие трухой,Вал крепостной, когда-то необорный.
Еще кружит слепой окружный град,С уступа на уступ вползают башни…Между развалин яростью тогдашнейГлазницы амбразур еще горят.
Еще вверху круглятся своды храма,Вчеканенные в камень стен кресты.Врата, зияющие черной ямой,Отверсты в ширь ветров и пустоты.
Как шкура тигра в ржаво-бурой шерсти,Величественный, грустный и немой,Рыжеет город на скалистой персти,И темный шлем горы увит чалмой.
Как в смерть — в глухие трещины и шрамы,В следы рубцов на черепной кости,В крошащиеся сводчатые храмы,—Живые, мы глядимся на пути.
И этот путь отвесной крутовертиВедет по миру, меж долин и гор.И горе, кто надолго в знаки смертиСвой неподвижный погружает взор.
Прославим же тревогу огневуюЛюдей, чья жизнь поистине жива,Тех, кто несет, трудясь и торжествуя,Не смерти, а бессмертия слова.
Я отворачиваюсь. Там, в горах,Сверкает гравий льющейся дороги,Уходит вдаль, за дымные отроги,Безвестный след, затоптанный во прах.
И вдруг — из-под ноги, на повороте —Тропа, как птица, обрывает лёт.И на закатной тусклой позолотеТень человека светлая встает.
Проходит странник в диком отдаленье,Чтоб выйти в мир из ночи вековой,Чтоб в каждом доме, городе, селеньеЖить и встречаться с дружбою живой.
Зиянье Тмогви. В знойной крутовертиБесплодных гор горючий ржавый склон.И мы тогда узнали: это он,Единственный, кто здесь достиг бессмертья.
И мы тогда узнали: мимо насПроходит, озарив навек ущелья,Пред временем и смертью не склонясь,Безвестный месх, чье имя — Руставели.
Перевод П. Антокольского3