Необычный подозреваемый. Удивительная реальная история современного Робин Гуда - Мачелл Бен

– Я помню несколько их песен. Но в остальном все это было мне чуждо.

Сам образ жизни подростков также был для Стивена проблемой. Из-за чувствительности к звуку, вызванной недиагностированным синдромом Аспергера, Стивен с трудом выносил громкую болтовню окружающих, высокую скорость их речи, смех, визг и улюлюканье – все это вызывало у него слишком большое напряжение. Как-то раз Стивен отправился на рейв на открытом воздухе, но это была катастрофа.

– Я могу сосредоточиться только на одной вещи за раз, поэтому, когда вокруг все шумят и при этом кто-то пытается со мной поговорить… Мне с этим не справиться. Я испытываю потрясение.

Стивен продолжал страдать из-за того, что у него нет друзей, и не знал, как это исправить. Да, он обсуждал с учителем математики вопросы космологии, но эти отношения не походили на дружбу, связывающую подростков. Дело даже не в том, что сверстники избегали или отвергали Стивена. Часто все получалось наоборот.

– Во многих случаях это я их сторонился, – признается он.

Стивен помнит, как однажды на удивление хорошо показал себя на школьных спортивных соревнованиях, и другие ученики подошли, чтобы поздравить его. Но он не стал с ними разговаривать.

– Я был слишком мнительным. Наверное, подумал, что они хотят надо мной поиздеваться.

Насколько Джон Пейдж мог понять, мир Стивена состоял только из его дома и родителей. В этом заключалась проблема, потому что отношения юноши с Питером стали очень натянутыми.

– Он был очень зол на своего отца. Страшно зол, – рассказывает Пейдж.

Стивен говорил об отце «ужасные» вещи, хотя Пейдж вспоминает, что его ученик помнил силу обид отчетливее, чем спровоцировавшие ее события. Питер кричал на жену и сына. Он спорил со Стивеном из-за его желания получать определенную еду в определенные дни, спорил с Дженни о Стивене, о том, что с ним не так и что с этим нужно делать.

– По-моему, с годами родители становились все более несчастными, – признается Стивен. – Он [Питер] в итоге ушел жить в сарай в конце сада.

У специалистов, наблюдающих за Стивеном в тот период, беспокойство вызывало не периодическое возвращение его матери из больницы и повторная госпитализация, а то, как это влияло на жизнь семьи. В 2000 году, когда Стивену было четырнадцать, и его терапевт, и социальный работник отметили это в своих наблюдениях. Психиатрическое заключение доктора Сулеймана включает в себя их краткое изложение. Например, доктор Сулейман поведал, как в июле того же года Джон Перри, медбрат общественного центра службы психического здоровья детей и подростков в Эксетере, писал лечащему врачу Стивена, доктору Моррису:

«Джон Перри писал, что наиболее заметные трудности Стивена, по-видимому, связаны с его большими проблемами в отношениях со сверстниками… Стивен очень мало доверял людям своего возраста и избегал общения с ними на любом уровне. Джон Перри также подозревал, что существует сильный семейный конфликт, особенно между Стивеном и его отцом».

Ранее в том же году, в апреле, доктор Моррис уже отмечал, что дома Стивен пребывает в напряжении. Вот его предположения:

«Стивен подвергался риску психологического и эмоционального насилия из-за сохраняющейся неопределенности психического заболевания его матери, а также постоянного стресса и трудностей, которые это накладывает на ее отношения с мужем и домашние дела».

Стивен иногда писал об этом в своих дневниках, хотя уделял описанию подобных проблем гораздо меньше внимания, чем, ну… рассуждениям о пространстве и времени. Или поэзии. Или фразам и выражениям, которые пытался заучить наизусть, или праведному гневу из-за надвигающейся экологической катастрофы и ненасытной человеческой жадности.

25 декабря 2001 года, в возрасте пятнадцати лет, Стивен начал запись в дневнике с того, что похвастался новой авторучкой, полученной в подарок на Рождество – «которой я сейчас пишу», – и признался, что теперь собирается писать в дневнике только ею. Затем он поведал, как отправился в тот день с родителями на прогулку, но все «испортила» крупная ссора с отцом.

«Я подсчитал, что спорю с отцом как минимум три раза в день. Скоро наступит 2002 год – почему меня это огорчает? Возможно, потому, что грядет очередной год, полный стресса, волнений и споров. И все же жизнь продолжается».

Позже, когда Стивену было семнадцать лет, в его жизни произошло значимое событие: приехал погостить родственник. Джулиан Джекли прибыл в Сидмут как раз в то время, когда Стивен сдавал экзамены, и прожил в пристройке в саду больше года. Джулиан приходился Питеру двоюродным братом. Этому худощавому бритоголовому мужчине, по предположению Стивена, было около сорока пяти лет. Джулиан приехал из Лондона, предпочитал одеваться в черное, носил большие солнцезащитные очки и кожаную куртку. Стивен так и не понял, почему Джулиан внезапно остановился у них, и по сей день не знает точно, какие обстоятельства заставили того сбежать из Лондона и поселиться в пресловутом сарае в гостях у семьи, где у каждого из членов имелись свои довольно серьезные психиатрические проблемы. Отец Стивена лишь рассказал, что Джулиан работал в строительной отрасли и считался в семье «паршивой овцой». Один из старших родственников Стивена назвал Джулиана мерзавцем, хотя это не прояснило ситуацию для его племянника.

– Тогда я не знал значения этого слова.

Но Стивен пришел к выводу, что Джулиан – крутой. Он курил. Он играл в азартные игры. Он целыми днями просиживал в пабе. Там, где Стивен был наивен и идеалистичен, Джулиан был циничен и саркастичен. Стивен любил бывать на свежем воздухе, а Джулиан выходил на улицу лишь для того, чтобы зайти в другое помещение. У него был нигилистический взгляд на жизнь. Он слушал группу The Doors и зачитывался книгами Спайка Миллигана [10]. Очень быстро Стивен обнаружил, что очарован Джулианом, и стал воспринимать его кем-то вроде старшего брата. Будучи все детство практически полностью изолированным от общения и дружеских отношений, Стивен легко попадал под чужое влияние. Он был подвержен внушению.

– Всякий раз, встречая на своем пути сильную личность, выражавшую определенную точку зрения, я был склонен принять ее взгляды, – теперь признается он. – Все подростки такие. Но, возможно, у меня это проявлялось еще сильнее из-за того, что я мало общался с людьми. Мне казалось… вот оно. Так должны думать нормальные люди.

Джулиан позволял Стивену ходить за ним по пятам. Он познакомил своего двоюродного племянника-подростка с тем, что Стивен назвал «отношения с алкоголем», попросту подразумевая, что они вместе посещали пабы Сидмута и Эксетера. Они пили пиво и виски, и Стивену это доставляло удовольствие. Вдобавок Джулиан принимал наркотики и даже не пытался это скрывать. Стивен начал замечать, что дядя всегда «особенно радовался жизни по вечерам, в идеале после нескольких рюмок и дорожек кокаина». Это резко бросилось Стивену в глаза. Похоже, раньше ему не приходило в голову, что люди вообще часто кажутся очень довольными после выпивки или приема кокаина. Вскоре он начал курить с Джулианом марихуану, а также экспериментировать с кокаином, нюхая его в туалетах пабов. Почти сразу же Стивен заметил кое-что интересное. Наркотик, похоже, снимал его неумение общаться вместе с тревожностью и помогал находиться среди шумной оживленной толпы, наполнявшей паб пятничным вечером, хотя прежде это казалось Стивену невозможным.

– Наркотики как будто приглушали часть меня, дарили уверенность в себе и позволяли делать то, что я раньше не мог.

Джулиан научил Стивена делать ставки на скачках. И именно это, как оказалось, сильнее всего их сблизило. Для Стивена азартные игры стали навязчивой идеей. Ему показали, что деньги можно сделать… из воздуха, и эта идея очаровала его так же сильно, как труды Стивена Хокинга на тему темной материи или черных дыр. На самом деле эта идея быстро вытеснила другие, более эзотерические увлечения Стивена.