Необычный подозреваемый. Удивительная реальная история современного Робин Гуда - Мачелл Бен

Таким образом, если Стивен выглядел встревоженным, подавленным, неспособным общаться с другими детьми, то, учитывая его семейную ситуацию, такому поведению находили разумное оправдание. Если Стивен вел себя странно, ну… взгляните на его родителей. Проблему видели в воспитании Стивена, а не в его натуре.

Правда в том, что проблема включала в себя и то и другое. Синдром Аспергера – это расстройство развития и, следовательно, начинает проявляться в детстве не из-за сложной обстановки в семье, а из-за биологических факторов. Насколько известно, люди такими рождаются. Этим заболеванием нельзя «заразиться» из-за того, что мать постоянно лечится в психиатрических отделениях, а отец, похоже, испытывает навязчивое желание контролировать ситуацию и никогда не выходит из дома.

Другими словами, у Стивена могли быть самые уравновешенные родители и самая стабильная семья в мире, и он все равно страдал бы синдромом Аспергера. Тот факт, что у него не было ни того ни другого, только усугублял ситуацию.

– Это был двойной удар, – утверждает доктор Сулейман.

По чистому совпадению в период дружбы мальчиков отец Бена Уивера работал социальным помощником для детей-аутистов. Хотя, возможно, это вовсе не совпадение. Тот факт, что отец единственного друга Стивена знал об аутизме и рассказывал об этом недуге своему сыну, вероятно, посодействовал тому, что Бен смог так долго поддерживать дружбу со Стивеном. Бен смог принять Стивена таким, какой он есть.

– Я знал, что есть люди, которые в чем-то эмоционально отличаются от остальных, и у нас в семье также очень хорошо знали об этом, – рассказывает он. – Мой отец сказал, что у Стивена, вероятно, есть какие-то отклонения, но в целом мы не часто это обсуждали.

Учитывая, что Стивену вскоре предстояло начать криминальную карьеру международного масштаба и совершить целый ряд ограблений банков, при этом успешно избегая ареста, было бы легко рассматривать синдром Аспергера как своего рода сверхсилу Стивена, средство, с помощью которого ничем не примечательный молодой человек мог действовать как смелый преступный гений. Но это не так. Стивен не совершал преступлений в «припадке» Аспергера. Он не приходил в сознание после «приступа» расстройства психического развития и не обнаруживал, что у него на руках каким-то образом оказались тысячи фунтов украденных наличных денег. Такого рода предположения построены на идее, что внутри человека с синдромом Аспергера находится «нормальный» человек. И что если бы можно было каким-то образом изолировать и нейтрализовать это состояние, будто заболевание раком, то в итоге остался бы нормальный человек, с недоумением оглядывающий свой новый нормальный мир.

Но синдром Аспергера является неотъемлемой частью Стивена. Этот недуг нельзя отделить от человека. Этот синдром – не единственное, что есть в Стивене, но определяет в нем все: начиная с того, как он рос и развивался, и заканчивая тем, как он видит мир и строит отношения с людьми. Доктор Сулейман поясняет: чтобы осознать, насколько синдром Аспергера является частью человека, полезно порой рассматривать его как тип личности, а не как заболевание.

– Иногда я говорю пациентам, что это похоже на жизнь в чужой стране, где вы должны жить по ее правилам. Вам приходится постоянно изучать эти правила, в то время как для местных жителей они сами собой разумеются, – говорит он. – Местные жители не «прикрываются» этими правилами. Они просто так живут.

И хотя Стивен действительно не совершал бы преступления, если бы у него не было синдрома Аспергера, он все же стал преступником не просто потому, что страдал отклонениями в развитии. Если бы это было так, то все люди с синдромом Аспергера грабили банки или иным образом непрерывно совершали нарушающие закон поступки. Но это не так. Наоборот, большинство таких людей делают все возможное, чтобы смягчить последствия своего заболевания и управлять им, чтобы жить обычной жизнью, в которой не доминирует синдром Аспергера.

– Жаль, что я не знал об этом раньше, иначе у меня лучше получалось бы справляться со своим состоянием и, возможно, я обратился бы за поддержкой, – признается Стивен. – Даже простое понимание своей ситуации уже помогает. Это действительно так.

Вот только такой возможности Стивену не выпало. Его заболевание действительно доминировало над ним. Последствия этого, наравне с собственными решениями Стивена, навсегда изменили его жизнь.

8

К тому времени, когда Стивену исполнилось пятнадцать лет, стало ясно, что если он и получит образование и сдаст экзамены, то не в Сидмутском колледже. Учиться там ему стало невыносимо. Из-за тревожности и социофобии он едва мог находиться в классе с другими детьми. Он проводил столько же времени, прячась в близлежащих полях и лесах, сколько и на уроках, и, даже когда присутствовал на занятиях, считалось, что его поведение – раскачивание, хождение по кругу, бормотание, крики и дрожание – все более негативно влияет на других учеников.

В итоге решили, что Стивен станет посещать небольшое специализированное отделение при колледже Эксетера. Оно предназначалось для детей, страдающих боязнью школы, – диагностируемое явление, также известное как «отказ от школы», которое в подавляющем большинстве случаев встречается у детей с проблемами психического развития и из неблагополучных семей. Например, развод или тяжелая утрата могут привести к отказу от посещения школы, поскольку ребенок боится, что с родителем может случиться что-то плохое, пока он находится на учебе. Тот факт, что подобный психологический процесс можно наблюдать у ребенка, который зачастую по возвращении домой обнаруживает, что мать отправили в психиатрическое отделение, не требует особых объяснений.

Классы в колледже Эксетера были небольшими, всего по семь или восемь учеников, а часто и меньше, учитывая, что некоторые дети сплошь и рядом просто не появлялись на уроках. Именно здесь Стивен познакомился с Джоном Пейджем, веселым и красноречивым преподавателем математики, которому тогда было за сорок. Между учеником и учителем постепенно завязалась дружба, которая продолжалась и после того, как Стивен в восемнадцать лет закончил учебу. Хотя поначалу Пейдж был поражен тем, насколько неловко Стивен вел себя со сверстниками.

– Он практически не мог разговаривать в компании других ребят или даже смотреть им в глаза, – рассказывает Пейдж и описывает, как Стивен съеживался на дешевом пластиковом школьном стуле, когда в классе шло какое-нибудь обсуждение. Для Стивена было в порядке вещей просто встать и выйти из кабинета, если происходящее его слишком удручало. – Если ситуация становилась чересчур напряженной, он как бы втягивал голову в плечи и очень быстро уходил. Ему было невероятно трудно разговаривать лицом к лицу с любым из нас. Он был чрезвычайно напряжен.

Стивена и Пейджа постепенно сблизил общий интерес к теориям пространства и времени.

– Мы начали общаться, потому что я преподавал математику, а Стивен ненавидел математику, но был сильно увлечен космологией и Стивеном Хокингом, чем я тоже немного увлекался. Мы часто обсуждали эти темы, и я доказывал ему, что математика тоже имеет отношение к науке, которая его интересует, – вспоминает Пейдж. – Стивен написал довольно много собственных эссе на тему Большого взрыва [8] и Большого отскока [9], где демонстрировал очень сложные рассуждения. Я попросил его дать мне почитать эти работы, чтобы мы могли обсудить их, а затем решить несколько математических примеров. Это сработало.

Хотя другие подростки, обучающиеся в специализированном отделении при колледже, и страдали боязнью школы, между собой они общались вполне нормально. Они болтали и шутили, читали журналы, слушали музыку и занимались всем тем, чем обычно занимаются подростки. Все это было чуждо Стивену. Он не понимал, о чем они толкуют. Он не интересовался футболом, мыльными операми, музыкальными чартами. Честно говоря, Стивен и по сей день совершенно не разбирается в современной поп-культуре. Он думал, что «битлы» – это синоним слова «жуки». Если его настойчиво расспросить, он вспоминает, что ему очень нравилась группа «Спайс Гёрлз».