Необычный подозреваемый. Удивительная реальная история современного Робин Гуда - Мачелл Бен

Консультирующий психиатр доктор Сахид Сулейман подготовил в 2013 году отчет на тридцати семи страницах, подтверждающий, что у Стивена синдром Аспергера. Ставший впоследствии ведущим лечащим врачом расположенной в Луишеме [6] клиники для взрослых с расстройствами психического развития, доктор Сулейман в декабре 2012 года провел со Стивеном две многочасовые беседы в мужской тюрьме, которая находится в исторической цитадели Верна, на острове Портленд в Дорсете. Первая встреча успехом не увенчалась. Как вспоминает доктор Сулейман, Стивен не ожидал, что разговор будет проходить в многолюдной комнате для свиданий, в окружении других людей, и поэтому был «чрезвычайно встревожен». В какой-то момент, согласно отчету, Стивену «потребовалось уйти в туалет, чтобы абстрагироваться от ситуации», и беседу пришлось прервать из-за его возбужденного состояния. Несколько недель спустя вторая встреча прошла более успешно по той простой причине, что комната для посещений была почти пуста.

На трех десятках страниц формата А4, набранных мелким шрифтом, в абзацах с различными заголовками и подзаголовками доктор Сулейман описывает психологическое состояние Стивена короткими профессиональными фразами. Когда вы просматриваете страницы, слова текут в каком-то скупом, унылом ритме. Литания [7] проблем пациента отрывиста, как телеграмма.

«Он не умеет завязывать беседу и активно поддерживать диалог. Ему интересно говорить лишь о своих увлечениях, он не может вести светскую беседу или непринужденно болтать с кем-нибудь. По его словам, ему трудно понять эмоции других людей. Он сообщил, что однажды его мать была расстроена, но он посчитал ее радостной и сказал что-то, что расстроило ее еще больше. Он слишком прямолинеен в общении с другими людьми и социально наивен. С его слов, из-за этого он несколько раз попадал в неприятности в тюрьме. Например, в тюрьме принято переворачивать стулья на обеденный стол после того, как посуду убрали. Стивен понимал, что из-за этого столы пачкаются и их опять нужно протирать, поэтому заявил, что это глупо, тем самым разозлив других заключенных».

Для Стивена важны соблюдение чистоты и гигиены. В своих записях доктор Сулейман отметил, что Стивен «одержим» числами, и описал, как тот наделяет их уникальными формами и атрибутами. Число два в сознании Стивена квадратное и темно-синее. Три – продолговатое. Стивен объяснил доктору Сулейману, как, решая примеры, он представлял себе, что формы различных чисел сливаются друг с другом. Иногда он изобретал слова. Например, gratolucowocun означало, что «кто-то в определенной ситуации счастлив по какой-то совершенно посторонней причине».

Мать Стивена рассказала доктору Сулейману, что в детстве речь ее сына часто звучала монотонно. Путешествуя в машине, он повторял фразу «иногда мы ездим на велосипеде». Он не показывал пальцем на вещи, которые его интересовали, и не использовал коммуникативные жесты, например не махал рукой на прощание. Не делился ничем с другими детьми и не участвовал в общих играх. В кипе старых семейных фотографий есть одна, сделанная на празднике по случаю шестого или седьмого дня рождения Стивена. Пятеро других детей смотрят в камеру, стоя по обе стороны от самодельного кукольного театра со сценой, занавесом и вывеской (надпись: «Кукольный театр Стивена» расположена под радугой и улыбающейся звездой). Заметно, что для создания этого самодельного театра приложено много усилий. На полу лежат воздушные шары, а мать и отец Стивена стоят позади кукольного театра, оба с неловкими полуулыбками. Отец даже надел бумажный праздничный колпак. Но Стивен просто сидит на полу, отвернувшись от камеры, и задумчиво смотрит на тряпочную марионетку у себя на коленях. Он словно находится в воздушном пузыре. С таким же успехом он мог бы сидеть здесь в полном одиночестве. Стивен также был чувствителен к громким звукам. Однажды, когда он с родителями приехал в Дуврский замок, раздался пушечный выстрел и вывел Стивена из равновесия. Как пояснила его мать для отчета, мальчик кричал и кричал «в течение долгого времени».

В заключение доктор Сулейман заявляет: «нет никаких сомнений» в том, что Стивен страдает синдромом Аспергера. Находящийся при этом в тюрьме Стивен в своем дневнике деловито размышлял о вероятности того, что именно эта неуловимая штука всю жизнь отличала его от других: «Если у меня синдром Аспергера, то это все объясняет».

Так и хочется крикнуть: «Ну конечно, это все объясняет!» Проследив за ходом жизни Стивена, нетрудно прийти к выводу, что его состояние давно требовало постановки диагноза. Стоит лишь вспомнить его поведение в школе, неспособность завязать дружеские отношения ни с кем, кроме Бена Уивера, его постоянное ведение дневников, его одержимость определенными темами, истерические реакции на изменения в распорядке дня и все прочее, подробно описанное доктором Сулейманом. Если бы это был ваш ребенок, скажете вы себе, вы бы вмешались. Вы бы постарались выяснить, что с ним не так и как это можно исправить. Но Стивеном не пренебрегали. В детстве он регулярно контактировал со специалистами в области психического здоровья, как из-за шизофрении его матери, так и из-за его собственных трудностей со школой. Его включили в план по защите детей. Его осматривали семейные терапевты и социальные работники. Ради него созывали консилиумы учителей, врачей и социальных работников. Анджела Томпсон вспоминает одно такое совещание, состоявшееся, когда Стивену было четырнадцать или пятнадцать лет.

– Я помню, как мы проводили эту межведомственную встречу, – рассказывает она. – По-моему, тогда у Стивена дома были какие-то проблемы из-за матери. Она поджигала машины и преследовала людей. Я помню, что она преследовала одного человека, работника городской аптеки. Поэтому созвали собрание, на нем был врач, социальный работник, директор школы, я тоже присутствовала. Пришли все, включая врача-психиатра, который знал родителей Стивена.

Томпсон говорит, что на этом собрании рассматривали вероятность того, что Стивен страдает психическим заболеванием, выходящим за рамки социальной фобии, но врач-психиатр отклонил эту идею.

– Было сказано: «Ну, он слишком молод, чтобы ему ставить диагноз. Я не хочу навешивать на него ярлык в этом возрасте».

Важно отметить, что многие люди все детство проживают с недиагностированным синдромом Аспергера. Доктор Сулейман – написавший такой краткий и сухой отчет, но при личном общении оказавшийся сердечным, жизнерадостным и многословным человеком, – говорит, что ему не пришлось бы ставить диагнозы взрослым людям, если бы их недуг диагностировали еще в детстве. Есть причины, по которым окружающие Стивена взрослые не торопились заявлять, что он страдает каким-то отклонением в развитии. Во-первых, двадцать лет назад синдром Аспергера был просто не так хорошо изучен, как сегодня. О нем мало знали и плохо в нем разбирались. К тому же дети с этим заболеванием, как правило, хорошо соображают, что указывает на как минимум средний уровень развития интеллекта и способность справляться с учебой без каких-либо проблем. Дети, которые учатся плохо, возможно из-за более тяжелых форм аутизма или таких недугов, как дислексия, обычно получают много внимания, потому что с ними явно что-то «не так».

Но в случае со Стивеном большинству специалистов казалось, что единственная его проблема заключается в сложной домашней обстановке. Любые отклонения в поведении объяснялись результатом стресса, конфликта и социальной изоляции, характерной для образа жизни его родителей. Даже когда Стивену исполнилось девятнадцать лет, после многих лет его контактов со службами по охране психического здоровья, обследование, проведенное консультирующим психиатром, не выявило наличия синдрома Аспергера. Доктор Сулейман, обобщая результаты этого обследования в своем собственном докладе, пишет, что в нем Стивен описывался как «неуверенный в себе молодой человек, который из-за давних проблем с психическим здоровьем матери и последующего семейного конфликта был непреднамеренно психологически травмирован в детстве».