О гномах и сиротке Марысе - Мария Юзефовна Конопницкая

Крепись, погоди, твое время придёт Кто принял меня, и тебя призовёт!

— Ох, тяжко ждать, матушка!

А голос в ответ:

Быстро дни за днями летят за работой. Не суши головку, доченька, заботой!

И матушка растает, исчезнет, как лунный свет, а Марыся проснётся со вздохом и примется за дело. Трудилась она не покладая рук, чтобы за чужой угол отплатить, за охапку соломы, на которой спала, за ложку похлёбки, которой кормилась, за холщовую рубаху, в которую одевалась. Зимой хозяйского ребёнка нянчила, в лес за хворостом ходила, воду из колодца носила, а летом гусей пасла.

Так и звали её в деревне — кто Марысей-гусятницей, а кто сироткой Марысей.

Прошёл год, прошёл другой — все и позабыли, что у девочки есть фамилия, что она дочь Кукули́ны, той доброй женщины, что за Хвоща заступилась, когда его била крестьянка.

И сама Марыся, когда её спрашивали: «Как тебя зовут, девочка?» — отвечала:

— Сиротка Марыся.

Лужайка, где Марыся пасла гусей, была возле леса, довольно далеко от деревни, прозванной с давних пор Голодаевкой, потому что земли там были тощие, хлеб родился плохо и голод был частым гостем.

Десятина — песок, десятина — вода. Год — урожай, а два — голодай!

На мокрых лужайках и паслись целые стада гусей. Как начнут гуси ввысь рваться, крыльями бить да гоготать — за версту слышно.

Всем деревенским ребятишкам находилась работа — гусей пасти. Пасли и в одиночку и ватагами, как кому дома велели.

Вечером ватага рассыплется, и каждый сам гонит своих гусей домой.

Тогда по всей Голодаевке только и слышно:

— Тега, тега, тега!

Крики, щёлканье кнутов, словно свадебный поезд едет.

И долго ещё после захода солнца не смолкает гогот в хлевах и закутах. А иногда и ночью гуси вдруг ни с того ни с сего переполошатся, раскричатся на всю округу.

Марыся пасла своих гусей одна, на лесной опушке. У хозяйки было их только семь штук, и она берегла их, не позволяла пасти на общем выгоне. А Марыся даже рада была этому: дети смеялись над ней, потому что она ни в прятки играть не умела, ни в салочки, ни танцевать с девочками на лужайке.

То ли силёнок было мало — на чужих хлебах ведь житьё не сладкое, то ли о горькой доле своей забыть не могла, только она и вправду не любила бегать, играть и резвиться с другими детьми. Зато петь любила. И столько песен знала, что за весь день не перепеть.

И про то, как «Зосе ягод захотелось, а купить-то не на что», и как «Коник сивый, долгогривый в чистом во поле могилку рыл хозяину копытом», и про волшебную свирель, которая говорила пастушонку человечьим голосом: «Ты играй себе, играй!..» И как «Медведь косматый пришёл к волчице сватом», и как «Белые лебёдушки за синь-море улетели», и «Жил-был у бабушки серенький козлик…»

Но больше всего любила Марыся песенку про сиротку, что гусей домой гнала. Эта песенка словно про неё была сложена.

И, когда над лесом гасла вечерняя заря, Марыся громко затягивала тонким голоском:

Вы подите, мои гусаньки, домой, Вы по тропочке ступайте луговой, Скоро ночь, а мне как боязно одной!

Грустная песенка хватала за сердце, и кто бы ни шёл мимо, обязательно остановится и послушает, а у иного слёзы навернутся.

Кто уж научил Марысю этим песням, неизвестно.

Может, тёмный бор, что так глухо шумит по вечерам. Может, травы или весенние рощи, что так тихо шелестят, будто переговариваются человечьими голосами. А может, сама тишина, что звенит и поёт над полями и перелогами.

Слушает Марыся эти голоса и до того заслушается, что ни голода, ни холода не чувствует. Вот и солнышко садится, домой пора, а она и не заметила, как день пролетел.

Ей и в голову не приходило, что из кустов следит за ней хитрыми горящими глазами разбойница Сладкоежка — та самая лиса, что жила по соседству с Хрустальным Гротом в норе под трухлявым сосновым пнём.

Лиса только прикидывалась смиренницей, а сама так и норовила ухватить кусок пожирнее.

Особенно любила она гусятину. Обходя сторонкой большие стада, которые пасли ребята посильнее, лиса возложила все свои надежды на семь Марысиных гусей. Прячась в кустах, она с каждым днём всё ближе и ближе подкрадывалась к лужайке.

А Марыся, ничего не подозревая, беззаботно пасла своих гусей, беззаботно гнала их вечером домой. Один был у неё помощник — маленький жёлтый пёс, по кличке Рыжик. Он так привязался к девочке, что не отходил от неё ни на шаг.