Крепитесь, други! - Астра

Он был простым человеком. Он решился.

Впервые пришлось списывать данные из лиловой обложки при заполнении граф и колонок в бланке регистрации ИТД «Каскад». Когда рука его раз за разом стала выводить подлинные ФИО вместо фальшивых, он с полной ясностью осознал, через какие напряги придется идти. В корзину полетели три испорченных бланка. Дело происходило не в самой столице, но в Зеленограде, городе физиков, у железнодорожной станции Крюково. Здесь действовали московские нормы.

Первый страх он испытал на приеме в кабинете инспектора Административного Округа. Страх всамделишный, настоящий, как перед выходом на сцену. Задерганная пожилая дама, взяв его документы, принялась близоруко и неприязненно рассматривать каждую страничку лилового паспорта. Он замер. Слабым звоном качнулось в затылке головокружение. Накануне и днем, и вечером, при разном освещении этим придирчиво занимался он сам и не уличил березняковского умельца ни в малейшей оплошности.

Инспектор отложила паспорт, достала «Лицензию» на гербовой бумаге и стала вписывать его данные.

— Деревянко Станислав Романович, — написала она. — Как называется ваша фирма?

— «Каскад».

— Возьмите другое имя. Этих «каскадов» сейчас десятки и сотни.

«Много ты знаешь…»- подумал он.

— Мне нравится «Каскад», — Толик играл «крутяк».

Она пренебрежительно хмыкнула.

— Не все ли равно? Сами путаницу создаете, а потом жалуетесь, когда из налоговой к вам по двадцать раз приходят.

Опустив глаза, он помолчал. Потом сказал мягко и незаинтересованно, будто не о своем деле.

— Пишите «Каскад».

Женщина тоже успокоилась, даже прониклась тенью симпатии. На лице ее проступило странное лукавство.

— Будь по-вашему, Деревянко. А вот если бы вы пришли завтра, не видать вам никакого «каскада», как своих ушей. С завтрашнего дня вступает в силу «Постановление…» о названиях новых юридических лиц, запрещающее любые повторы.

Он поздравил себя с неожиданной удачей. Добрый знак.

— Значит, мне везет.

И чуть-чуть отпустил себя.

— Чем собираетесь заниматься? — продолжала инспектор уже по-человечески, — Что за пош. р. о.?.

— Пошив рабочей одежды.

Она насмешливо кивнула.

— А на самом деле чем, Станислав Романович? Кому нужна сейчас рабочая одежда?

Толик напрягся вновь.

— У меня хорошие отношения с зарубежными… друзьями. Будем шить для них.

— Нужны им ваши тряпки… — она вздохнула и притиснула бумагу печатью. — Все так говорят, а на самом деле торгуют, чем попало. Водкой, бензином. Эх, вы…

Заглянув вечером адресно-телефонный справочник «Желтые страницы», в алфавитный список на букву «К», Анатолий обнаружил стройный столбик из тридцати двух «Каскадов» подряд. Не слабо, как говорится.

… Большую часть своей доли Виктор отнес матери и бывшей жене с дочкой в надежде на успех второго плана, который был рассчитан на трехнедельную выручку всего агентства. Он уже действовал. Толик наведывался в свой банк дважды в неделю, и каждый раз сбрасывал по килограмму веса от дикого страха и напряжения. Изнутри агентства обстановку отслеживал Виктор. Тихо. Невнятные слухи о краже еще бродили среди советников, отчасти подтвержденные отменой обещанных четырнадцати процентов, но близились пустые для бизнеса ноябрьские праздники, когда на долгое время замирает деловая жизнь, и среди рекламистов нарастал аврал. Скорее, скорее! Успеть, успеть!

Платежки мелькали одна другой.

Прошла неделя, десять дней. С полок пачка за пачкой уходили чистые бланки договоров, с напечатанными внизу слева реквизитами банка. Виктор едва успевал обновлять запас. По этим реквизитам клиенты исправно присылали оплату. А Толик ходил в банк, как на работу.

Две недели. Тишина. Все идет как по маслу. Три дня праздников даже на руку, то да се, шаляй-валяй, никакой бдительности. Однако, до тринадцатого-четырнадцатого ноября следует закруглиться. Если не раньше.

Виктор продолжал восхищаться Валентиной. Великая женщина! В одночасье лишиться целого состояния, и хоть бы хны! Ни красных глаз, ни нервных срывов… А как умеет держать расстояние! Даже мысленно не подступишься. Великая актриса! Это даже заколебало его. А мог ли бы он так-то? Пожалуй. Нет же у него на текущий момент никаких угрызений! Значит, право имеет.

— Когда-нибудь, — уповал он, с улыбкой оглядывая свое душевное хозяйство, — когда-нибудь все пережитое пригодится мне для творчества. Полюбите нас черненькими, беленькими нас всякий полюбит.

Ранние годы Алекса прошли под звездой его редкостного ума и развития. Достаточно сказать, что четырех с половиной лет он с закрытыми глазами обыгрывал в шашки пенсионеров на скамеечке у дома. С закрытыми, потому что умел видеть окружение, не разжимая век. В пять лет это умение ушло, но остались другие способности, которым он не придавал значения, полагая, что «у всех так». На шестом году мальчик был подготовлен не ниже четвертого класса средней школы, а в шестом, можно сказать, приближался к выпуску. «Принц»- называли его. Необычное прозвище среди насмешливых сорванцов!

Умных, опережающих ребят было везде немало. К сожалению, в семидесятые годы их будто не замечали и равнодушно гасили молодые умы едкой пылью школьной рутины.

Но однажды произошло невероятное. Отец шестиклассницы Ольги Егоровой, очень умной веселой девчонки с беленькими крепкими, чуть выдающимися вперед зубками, предложил ей набрать группу из семи человек, для которых он наймет преподавателей из среды университетских профессоров. Мокий Кузмич был министром бытового хозяйства, немолодым грузноватым мужчиной с сибирской раскосинкой в глазах и седоватой жесткой бородкой. Он мечтал о сыне, но был вообще бездетен в первом браке; потом в обширной министерской квартире появилась Верушка-вострушка, по годам более дочка, чем жена Мокия Кузьмича. Она-то и одарила его дочкой, теплым солнышком в душе старого отца.

Но Егоров думал вперед, очень-очень далеко вперед. Потому и обмозговал свое необычное предложение.

Сказано-сделано. Три девушки и четверо молодых людей взяли старт на четыре года. «Лицей». Но какой! Десять часов занятий в день включали все области знаний, включая четыре языка, неведомые тогда маркетинг и менеджмент на английском, бытовую, музыкальную, танцевальную культуру, современное спортивное пятиборье и восточные единоборства; в летнее время обучение переносилось либо в глухие таежные заимки, под всхрапывание и топот местных лошадок, либо под паруса «Бригантины» на Черном море, либо в европейские музеи с дальнейшим подробным докладом об увиденном, и работу на европейских бензоколонках либо мытье посуды в кафе. Но это не все! Подумать только, в те далекие до-перестроечные времена талантливая ребятня овладели программами настоящего компьютера, и через министерский канал товарища Егорова принялась шалить и шарить в баснословных сетях Интернета!

Это была волшебная сказка!

Но Мокий Кузмич был тертый калач. Дети — наше будущее? Превосходно. Не мог не предвидеть он, седина в бороду — бес в ребро, что очень скоро Ольга и Алекс, едва-едва шестнадцатилетние, рука в руке, «признаются», что ждут ребенка. Расцеловав обоих, он позвал Верушку, налил в четыре рюмки вишневый сок, и поздравил молодых. Мальчик родился в январе восемьдесят первого года, его братик — в ноябре того же года, а третий — в сентябре следующего. Вокруг детей закружились няньки и мамки.

— Третий внук все свершит, — бормотал Мокий Кузьмич. — Третий внук, третий, третий внук сделает все, что нужно.

По желанию деда третьего внука назвали Силой. Сила Алексеевич. Он имел глазки с тем же прищуром и необоримый кержацкий изгибчик над переносицей.

— Самого егоровского роду, — признал старик. — Ты, Алекса, тоже ядреного корня, но слишком высок для нас. Не обижайся, давай.

Семнадцатилетний зять прекрасно видел это. Три сына веселили его, но к отцовству он готов не был. Подрастая, три бутуза так подключились друг к другу, что вообще не беспокоили родителей. Таково свойство трехдетных семей: дети сами по себе, родители сами по себе.

Вся семерка поступила в самые престижные ВУЗы. Алекс оказался во МГИМО, Ольга экстерном окончила Плехановский. Перестройка не застала их врасплох. «Лицейская» четверка стала первым провайдером, хребтом Интернета в Москве и России. Девушки тоже не растерялись в наступившей разрухе. Ольга открыла «Консалтинговую фирму», потом «Модный салон».

В 1986 году из мест «не столь отдаленных», из опалы и заточения вернулся Василий Петрович Грачев, «Грач», немногословный человек лет тридцати шести, встреченный Мокием с земляческим почетом.

— Хозяйственник ты мой, золотой ты мой, — Мокий хлопал того по спине и вздыхал, смахивая слезы. — Стосковался я по тебе, сизый голубочек! Теперь с тобой таких делов наворотим, глазам не поверишь.