Инкогнито с Бродвея - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я тяжело вздохнула. А ведь в начале съемки этот рекламный Спилберг клялся-божился, что бобер будет молчать…
– Дубль шесть и семьдесят восемь, – скороговоркой произнес тоненький голосок.
Над моей головой раздался хлопок.
Делать нечего, я впилась зубами туда, куда велели.
– Вставай! – последовал новый приказ.
Я попыталась разжать челюсти.
– Ну же, Ложка, не тормози! – занервничал юный Тарантино.
– Не могу, – промычала я.
– Стоп мотор! Что происходит? Почему ты валяешься грязной тряпкой? – начал негодовать режиссер.
– Не получается, – простонала я.
– Что? Говори четко. Не понимаю ни слова.
Вот отличное предложение! Пусть бы сам попробовал четко изъясняться, когда рот забит ножкой от дивана…
Я засучила ногами по полу. Через пару секунд нос ощутил аромат духов Риты, потом раздался ее голос:
– Вилочка, ты в порядке?
– Зубы не вытаскиваются, – кое-как промямлила я.
– У нее челюсти в вашем кретинском диване застряли! – завизжала Рита. – Эй, немедленно освободите Вилку! Если с ней что случится, я покойница!
Началась суматоха. Следующие минут десять разные люди пытались оторвать меня от деревяшки, но, увы, безуспешно.
– Сию же секунду убери эти чертовы протезы! – заорала в конце концов Сазонова. – Ты ей бобровые клыки насадила, сама теперь и стягивай их!
– Легко бы сделала это, – зачастил женский голос, – да только Ложка лежит. Как мне к ее пасти подобраться? Посадите актрису, и я на раз-два фальшцаны вытащу.
– Она вцепилась в диван, как ее на стул усадить? Ну, предположим, поднимем ее. И что? Разве Ложка диван в челюсти удержит? – поинтересовался какой-то мужчина. – Ей же весь подбородок разворотит.
– Надо отпилить деревяшку, – осенило режиссера, – тогда бобер сядет, и все будет о’кей. Тащите топор!
– Он тут не поможет, – возразил кто-то.
Еще несколько минут присутствующие обсуждали, как оторвать от дивана ножку. И вдруг раздался вопль режиссера:
– ……!
Мне было непонятно, почему парень вдруг начал площадно ругаться. Через секунду послышался треск, затем крик:
– Падает!
Я, лишенная возможности видеть, что происходит вокруг, в глубоком недоумении лежала на животе, держась зубами за деревяшку.
– Поднимай! – скомандовал постановщик. И тут же отдал новый приказ: – Ложка, садись!
Диван неожиданно взлетел, я приняла сидячее положение. Ножка по-прежнему торчала в моих зубах, но она оторвалась от днища.
– Не шевелитесь, – попросила гримерша, – секундос… Опля! Вот!
Девушка показала всем кусок ножки, из которого торчали зубы бобра.
– Свобода! – ликовала я. – Вы все-таки отпилили нужную часть. Как вы это проделали? Не слышала визга работающего инструмента.
– Ложка, я только что спас тебе жизнь! – торжественно заявил режиссер. – Увидел, что софа падает и нога у нее, та, которую ты не отпускала, стала медленно подкашиваться. Все стояли, моргали, а я дотумкал: ща этот деревянный монстр на башку Поварешки ухнет и раздавит ее. Кинулся, схватил диван и держал, пока все эти идиоты, кретины, тупоумные уроды не догадались помочь.
– Спасибо, Мухтар, – выдохнула я.
– Вы нам диван сломали! – возмутилась молча наблюдавшая за происходящим представительница фирмы. – Оплатите в кассе.
– Ангелина, вы с ума сошли? – подпрыгнула Рита.
– Она зубами дерево сгрызла, – пошла в атаку тетка.
– Хороша мебель, если ее женщина сожрать может, – захихикала гримерша. – Из какого дерьма софу склепали? Из плохо спрессованных опилок?
– Гляньте на ее клыки, они же как у крокодила! – зашумел менеджер. – У нас лучшая мебель, массив дуба. Но против лома нет приема.
– А не фиг было рекламу с бобром заказывать! – заорал режиссер. – Прикинь, что случится, если сюда живой грызер прискачет? Он весь твой салон сточит.
Слово «грызер» меня восхитило. Тихо хихикая, я переоделась, за ширмой, вышла на улицу, и ощутила, как у меня в кармане завибрировал телефон. Посмотрев на определившийся номер, я сказала в трубку:
– Привет, Степа, давно не разговаривали.
Глава 17
– Беседовал с экспертом. Его вердикт: Антонина Семеновна Вольпина умерла вследствие отказа печени. Необратимые изменения произошли и в других органах, – забыв поздороваться, сообщил Дмитриев.
– Знахарку отравили? – предположила я, идя к своей малолитражке.
– Пока не ясно, что с ней случилось, – сказал Степан. – Может, и подлили какой-то яд, похоже, редкий, при стандартном исследовании его не обнаружили. Есть еще одна новость. Сколько лет было целительнице, как ты думаешь?
– Не знаю, – растерялась я. – Ну… пятьдесят… шестьдесят… семьдесят…
– Не более двадцати пяти, – перебил Дмитриев.
Я села в машину.
– Ты шутишь?
– Нет, – возразил Степа. – Это была молодая женщина. На голове у нее под платком оказался седой парик, на лице профессионально наложенный грим. Эксперт определил, что импортного производства, дорогой, часто используется на телевидении при подготовке участников к программе вроде «Точь-в-точь», когда нужно добиться наибольшего сходства с другим человеком. Работать с ним сложно, обычный стилист не справится, нужен мегапрофи.
– Этого не может быть, – растерянно пробормотала я. – Фаина говорила, что Вольпина была пожилой, работала с людьми много лет. Если ей сейчас всего четверть века, то получается, лечить людей она принялась будучи младенцем? Ладно бы она прикидывалась экстрасенсом, размахивала над недужными руками и исполняла песню про заряженную воду, волшебный керосин и заговоренное масло. В этом случае еще можно использовать артистичного подростка, который исполнит такую роль. Но все равно долго обманывать людей не получилось бы. Они не стали бы ходить с ведрами к пустому колодцу. Если врач никому не помогает, у него нет пациентов. А к бабе Тоне очередь змеилась. И говорят, она на самом деле могла справиться с некоторыми недугами.
– Бывают талантливые ребята, – пробормотал Степан.
– Ребенок-гений? – недоумевала я. – Тинейджер, который мог исцелять? Иногда пресса сообщает о детях с паранормальными способностями, но потом всегда выясняется, что они действовали по указке взрослых мошенников. Хотя… Может, бабу Тосю изображала девочка, которая постепенно превращалась в молодую женщину? Вела прием, разговаривала с клиентами, а в соседнем помещении сидела настоящая старушка, которая и составляла лекарства?
– Или Антонина Семеновна не возвращалась в Москву, – предположил Степан, – и по-прежнему поправляет здоровье в какой-то далекой деревушке. А в квартире вела прием самозванка.
– Это невозможно! – отрезала я.
– Почему? Платок, большие очки, соответствующая одежда. С помощью всего этого можно состарить себя внешне, – не согласился Дмитриев. – И добавь еще хороший грим. Полагаю, знахарка работала в затемненном помещении, света верхнего не зажигала, проводила осмотр больных при свечах. В таком антураже ее легко могли принимать за пенсионерку. И пациенты ведь близко не дружили с целительницей, общались с ней недолго и не часто. Вот Фаина другое дело. Тараканова была секретарем Вольпиной, ее правой рукой, постоянно находилась рядом. Почему Фая не заметила подмены, не заподозрила неладное?
– Грим очень превосходный, – предположила я.
Степа присвистнул.
– Кроме лица, есть еще и тело, жесты, манера наклонять голову, ходить, сидеть, пить, есть – все это очень индивидуально. Сомневаюсь, что обманщица могла во всем копировать оригинал. Малознакомых людей можно обвести вокруг пальца, а вот помощница, довольно долго находившаяся рядом с целительницей, должна была заметить некие несовпадения, и, как минимум, удивиться. Ну, например: до отъезда в глушь баба Тося в промежутке между пациентами пила кефир, а после второго явления народу употребляла исключительно кофе, к которому ранее не прикасалась.
– Но Фая спокойно продолжала работать с целительницей, – пробормотала я. – И в рассказах ни о чем таком не упоминала. Почему? Она настолько не наблюдательна? Или…
– Или была в доле с дамочкой, вместе народ разводили, – договорил за меня Степан. – Следует побеседовать с твоей сестричкой. Где Фаина сейчас?
– Дома, наверное, – предположила я, – работы ведь у нее нет.
– Да, очень хочется с ней потолковать, – повторил Степа. – О, у меня Федя на второй линии. Перезвоню.
Я набрала номер своей квартиры, но мне никто не ответил. Вторая, третья и прочие попытки связаться с Фаиной тоже оказались безуспешными. Я завела мотор и поехала в сторону дома.
Мне повезло – на дороге не было пробок. Дома я очутилась через сорок минут и сразу поняла, что там никого нет. Скинув сапожки, хотела поставить их на привычное место под вешалкой, но вдруг заметила на полу оранжевую пыль и, присев на корточки, потрогала ее пальцем. Откуда в прихожей такая странная грязь?
Пришлось сходить в чулан за тряпкой. Потом я налила в ведро горячей воды и вернулась в холл, думая, что на раз-два справлюсь с пустяком. Но от первого же соприкосновения с влажной тканью намокшая пыль растеклась по плитке в яркое пятно, убирать которое пришлось долго, несколько раз меняя воду. Вроде бы порошка было ничтожное количество, но он ухитрился превратиться в море красителя. Наконец мне все же удалось справиться с бедой, и я отправилась на кухню, чтобы заварить себе чай. В голове клубились вопросы. Куда подевалась Фаина? Поставили ли дома отпугиватель муравьев? Хотя последнее навряд ли, вон же они по-прежнему нагло по столу бегают.