Инкогнито с Бродвея - Дарья Донцова

Алена воткнула в поданный ей бокал с латте соломинку.

– И потом действительно раз или два в неделю главврач заходила в квартиру Кузнецова и сюсюкала: «Миленочка, в десять вечера можешь уйти, а в полночь возвращайся. Николай Петрович спокойно спит. Если же вдруг забеспокоится, я его услышу».

– Каким образом Клюкина поймет, что больному нехорошо? – удивилась я.

– Миленка тот же вопрос задала, – хихикнула Алена. – Майка надулась: «Дорогая, это не твоя проблема. Сбегай в кино, в фитнес на тренировку запишись, в круглосуточный магазин сходи». Миленка, глупышка, ей в ответ: «За больного я отвечаю. Не дай бог, что плохое произойдет, кого ругать станут?» Главврач обозлилась. «Милена, я не обязана объяснять тебе свои действия, но все же скажу. У Николая Петровича есть брат, и он хочет общаться с Кузнецовым, но делать это наедине. Поэтому ты, когда я тебе велю, будешь уходить из клиники. И никому не станешь рассказывать об этом, если, конечно, намерена сохранить прекрасную службу с регулярно выдаваемой зарплатой». Нефедова послушалась. И сначала радовалась, что получила свободное время, она весело его с Юрой, своим женихом, проводила. Но потом стала замечать странности. Вернется Миленка в квартиру Кузнецова, а в ней женскими духами пахнет, дорогими.

Я бросила в чашку кусок лимона.

– На мой взгляд, ничего необычного. Ведь Клюкина провожала гостя к Николаю, отсюда и аромат ее благовоний.

Алена аккуратно взяла «картошку».

– Смешно! Запах всегда был разный. Майя Владимировна на службе парфюмерией не пользуется, не профессионально обливаться туалетной водой, когда дело с больными имеешь. Но самое главное вы не дослушали. Всякий раз, когда Милка назад приходила, дядя Коля не спал, сидел в кровати и безостановочно твердил: «Фать-фать-фать».

– Фать-фать-фать? – повторила я. – Он бредил?

– Конечно, – согласилась Алена. – А иногда плакал, повторял: «Фать-фать-фать, капли, капли, не хочу, плохо».

– Больной человек, – пожалела я Николая Петровича, – бог весть, что у него в голове вертится.

– Верно, – снова не стала спорить медсестра. – Но я давно с безумными работаю и заметила: их бред часто имеет какое-то вполне логическое объяснение, надо лишь до него докопаться. В психоневрологическом стационаре, где я раньше служила, содержался один мужчина, пожилой совсем дедушка. Так вот он, если ажитировался, на всех бросался и орал: «Ножи точить! Кастрюли паять!» Доктором там работала Анна Васильевна, очень хорошая женщина и умная в придачу. Она с этим старичком постоянно беседовала и дорылась до истины. Когда пенсионер был маленьким мальчиком, его мать завела любовника. А по Москве после войны ходили по дворам мастера, которые точили ножи-ножницы и чинили кухонную утварь, в старых горшках дырки заделывали, новые-то кастрюли тогда было не купить. С одним из тех точильщиков женщина и встречалась, пока муж был на работе. Но однажды законный супруг в неурочный час домой вернулся и застал жену в постели с другим. Точильщик удрал, а муж спутницу жизни задушил, расчленил и вынес из квартиры. Причем проделал все это на глазах у ребенка, приказав ему молчать об увиденном. У мальчика начались проблемы с психикой, и в конце концов он совсем умом двинулся.

Я осторожно глотнула горячего чая.

– В приведенном примере логика есть. Больной никак не мог забыть того, что сделал его отец, и повторял крик мастера. А в нашем случае какое-то «фать-фать»… Совершенно невозможно представить, что бы это значило.

Алена пожала плечами.

– Для Николая Петровича явно означает что-то важное. Жаль, нам никогда не узнать, о чем речь. Но вы до конца меня выслушайте… Миленка решила узнать, почему после визита брата ее подопечному становится хуже. И однажды вместо того, чтобы уйти на два часа, залезла в шкаф.

– Куда? – обомлела я. – Наверное, я ослышалась, повторите, пожалуйста.

Алена отложила чайную ложку, улыбнулась.

– Ну да, моя подружка не всегда с головой дружит, поэтому подчас такие глупости отчебучит – мама не горюй. В спальне дяди Коли стоит большой гардероб, и Милена в нем спряталась.

– Не самый умный поступок, – заметила я.

Алена опять взяла ложечку.

– Чего сейчас рассуждать? Что сделано, того назад не вернешь. В общем, затаилась она, но ждать пришлось недолго. Вошла Майя, и с ней тетка лет пятидесяти. Клюкина дядю Колю разбудила, заулыбалась: «Ну, как сегодня настроение?» Кузнецов что-то непонятное промычал. А женщина рядом с ним на кровать легла, прижалась к пациенту нашему и молчит. Майя с краю села. Так, без всяких разговоров, минут десять прошло. Что дальше они делать собирались, не ясно. Но тут у Миленки нос зачесался, и она как чихнет! Со всей силы! Вот же дура, следовало переносицу потереть, говорят, помогает. Дядя Коля прямо подпрыгнул, свои «фать-фать-фать» забалаболил. Женщина на кровати села, Майя Владимировна шифоньер распахнула… О! Здрассти вам, картина Айвазовского «Не ждали».

– Репина, – машинально поправила я, – Айвазовский писал в основном морские пейзажи.

– Ой, да какая разница, – отмахнулась Алена. – Да хоть Чайковский намалевал, важна суть. Миленку враз уволили, но она помогла мне в интернат пристроиться. Главврач не знает, что мы лучшие подруги с Миленкой, а та меня научила, как говорить на собеседовании надо, что Майя обожает, а что ненавидит. Теперь наша начальница меня своей копией считает, говорит, мы с ней очень по мироощущению похожи. Умора!

– А вас Майя Владимировна тоже просит уходить на время? – уточнила я.

– Нет, – ухмыльнулась медсестра, – главврач другую фишку придумала. В девять вечера я привожу дядю Колю в наш кабинет реабилитации, который находится на последнем этаже по соседству с квартирой Клюкиной.

– Она живет в клинике? – перебила я рассказчицу.

– Нет, но у нее есть апартаменты, – сказала Алена. – На всякий случай, вдруг остаться придется. И Клюкина там часто ночует.

Я потянулась к салфеткам.

– Похоже, Майя Владимировна не замужем.

– Мужики таких не любят, – скривилась сиделка, – очень уж властная. Всегда настаивает, чтобы только так выходило, как она задумала. Не гибкая совсем. И вредная.

– Ясно, – протянула я. Затем вынула айфон и напечатала цифру. – Алена, хотите получить такую сумму?

– Конечно! – радостно воскликнула девушка, бросив взгляд на экран. – А что делать надо?

– У вас, естественно, ведется документация, есть заполненные истории болезни всех пациентов, – вкрадчиво начала я.

– Ну да, куда же без них, – подтвердила собеседница.

– Они существуют в электронном виде? – продолжала я.

– Нет, как раньше в регистратурах поликлиник, карты в шкафу стоят, – сообщила медсестра. – Я, когда это увидела, очень удивилась: современное заведение, богатое, а врачи на листочках ручками пишут. Мне объяснили: владелец пансиона боится, что хакеры могут информацию украсть.

– И где те шкафы стоят? – продолжала я.

– В архиве, – ответила собеседница. – Он всегда заперт, ключ у Нины Львовны, заместительницы заведующей, которая хранилищем руководит. Майя Владимировна просто помешалась на секретности. Представляете, врачам не разрешают карты в свои кабинеты уносить, каждый должен после осмотра пациента идти в архив и там все заполнять. Если вы хотите, чтобы я какие-то сведения раздобыла, то это невозможно.

– Почему? – улыбнулась я. – Навряд ли Нина Львовна сутками сидит на работе.

– Конечно, нет, – сказала Алена, – домой уходит.

– А вы, наоборот, часто по ночам дежурите в пансионе, – продолжала я, – можете зайти и сфотографировать страницы, где данные о Николае Петровиче записаны. Хотя, наверное, у вас там везде камеры висят.

– Нет, – возразила Алена.

– Нет? – удивилась я. – Охрана не следит за помещениями?

Медсестра покрутила пальцем у виска.

– Я уже объясняла, что Майя наша ку-ку совсем, она часто говорит: «Через камеры может подключиться хакер». Вообще идиотка!

Я вспомнила компьютерщика Федора, правую руку Степана. Однажды Павлов через установленную видеоаппаратуру на моих глазах влез в тщательно запертую комнату-сейф, хранилище одного из банков, и осмотрел ее изнутри. Поэтому я и подумала: а Клюкина совсем не глупа.

– Главврач любит повторять, – говорила тем временем Алена, – что томограф во сто крат лучше рентгена, но новые технологии делают нас уязвимыми, поэтому в плане безопасности надо жить по старинке. Не поверите, но во всем нашем здании нет Интернета. И мобильными телефонами запрещено пользоваться. Весь медперсонал, врачи и медсестры, их при входе сдают.

– Но больным-то сотовые разрешены? – уточнила я.

– Не-а, – развеселилась девушка. – В каждой палате есть городской аппарат – звони, сколько душе угодно и куда угодно, болтай с кем хочешь. Правда, нашему контингенту не очень связь нужна. Зачем Николаю Петровичу телефон? Он забыл, как им пользоваться.