Святая - святым - Санин Евгений

      - … все лица, ответственные за обеспечение… ну, это мы тоже пропустим… обязаны предоставлять ему ночлег, питание и оказывать всяческое содействие… подпись… печать – все верно! – закончив читать, вернул он легацию Плутию. – Но что ты тут делаешь?

      - Прости, господин! – с виноватой улыбкой спрятал документ Аквилий. – Скоро порт, мне нужно было составить небольшое донесение своему начальству, а папируса и письменных принадлежностей, как назло под рукой не оказалось. К счастью, твой достойнейший сын, узнав о моей нужде, любезно согласился помочь мне, и…

      - Надо было попросить об этом меня или капитана! – недовольно прервал его Марцелл.

      - Как я мог беспокоить чиновника столь высокого ранга! – всплеснул руками Плутий Аквилий. – Ты и так выручил меня, приняв на борт курьерского судна. А отвлекать триерарха во время плавания – значит, лишний раз подвергать бесценный груз императорской почты и пассажиров опасности!

      Марцелл не нашел что возразить на такие слова. Вспомнив про эдикты, он повернулся к сумке, быстро пересчитал свитки, проверил печати… Убедившись, что всё на месте, он окончательно помягчел, но на всякий случай все же спросил:

      - Крисп, это так?

      Меньше всего уже ожидавший, что его будут о чем-то спрашивать и тем более не готовый к тому, что придется лгать, Крисп растерялся и промолчал.

      - Крисп? – не понял Марцелл.

      - Что, отец?

      - Я спрашиваю, то, что сказал этот господин – правда?

      Крисп с трудом, словно его шея вдруг стала каменной, кивнул. Но отца это не устроило.

      - Не слышу! – повысил он голос.

      Крисп внутренне сжался, мысль его лихорадочно заметалась в поисках выхода, однако времени на раздумье не было. Марцелл уже с возрастающим подозрением смотрел на сына. И тогда Крисп, пытаясь оправдать себя тем, что защищает отца Нектария и того же Плутия, не в состоянии противиться страху перед разоблачением, через силу выдавил:

      - Да… отец!

      Сказал, и… ничего не изменилось вокруг.

      Морская пучина не разверзлась и не поглотила Криспа вместе с отцом и вынудившим его на ложь Плутием. С неба не обрушился черный смерч и не унес его за собой. Не поднялась над судном грозная волна, чтобы навсегда смыть его с лица земли…

      Наоборот – всё также ярко горел, потрескивая фитилями светильников, канделябр… тихо плескалась о борт игривая волна… И Марцелл уже почти дружелюбно говорил Плутию Аквилию:

      - Все в порядке. Можешь идти. Прости за то, что подверг тебя допросу – сам понимаешь, служба! А донесение свое можешь написать в капитанской каюте. Я отдам распоряжение Гилару!

      Плутий Аквилий незаметно подмигнул Криспу, давая понять, что их договор остается в силе, и вышел из каюты. Оставшись наедине с сыном, Марцелл, вспомнив то хорошее, с чем пришел, с улыбкой сказал:

      - А ведь у меня приятная для тебя новость, сынок! Этот Плутий Аквилий прав – завтра утром мы действительно приходим в порт. И не в какой-нибудь, а - в Афины! И у нас с тобой будет целый день на осмотр этого величайшего, после Рима, конечно, города всех времен и народов.

      - Но, отец…

      - И слушать ничего не хочу! Я проведу тебя по самым интересным и красивым местам, мы зайдем в лучшие лавки, посетим амфитеатр…

      - Отец…

      - … Я куплю тебе всё, что попросишь, ты сможешь посмотреть на всё, что захочешь, отведать всё, что пожелаешь! Лучшая одежда, развлечения, яства!.. - не слушая, продолжал Марцелл. – Пойми, я хочу, чтобы ты знал, от чего отказываешься! Ведь боги или, как ты там говоришь – Бог, для чего-то же дали людям всё это!

      Последние слова отца показались Криспу убедительными. Конечно, отец Нектарий нашел бы, что ответить на это Марцеллу. Да так, что тот и думать забыл бы про своих богов! Но сейчас он был далеко. К тому же, в голове Криспа вдруг мелькнула лукавая мысль.

      Он быстро взглянул на отца и согласно наклонил голову:

      - Хорошо. Я… согласен!

      - Что? – с подозрением посмотрел на него Марцелл, никак не ожидавший столь быстрого согласия сына.

      - Согласен! – повторил тот. – Но… при одном условии. Когда мы вернемся, ты поговоришь с отцом Нектарием. Я тоже хочу, чтобы ты знал, от чего отказываешься!

      - И о чем я должен с ним говорить?

      - Ни о чем! Тебе даже не нужно будет ничего говорить! Просто придешь и поглядишь… то есть, послушаешь!

      - Ну, если так, то ладно… Приду и посмотрю! – усмехнулся Марцелл.

      - Правда? – обрадовался Крисп.

      - Обещаю! Хотя, думаю, после нашего возвращения в этом уже не будет никакой надобности! – предупредил Марцелл и протянул сыну золотую монету. – Бери! Это тебе - на мелкие расходы!

      - Что это? - не понял тот, никогда не державший в руках ничего больше серебряного денария...

      - Римский ауреус. На него ты и сам сможешь купить в Афинах все, что захочешь! Я выбрал для этого самую полновесную, красивую монету и подписал ее тебе на счастье. На счастье и держи!

       Золото ослепительно красиво блестело, притягивая взгляд. На одной стороне был изображен император. На другой – стоящая в скорбной позе женщина. Над ней было написано – «Дакия». В те времена не было газет, и информацию черпали из монет. По ним узнавали, кто стал новым императором, над кем он одержал очередную победу, а также о том, что он заболел, выздоровел или наоборот… Судя по этому золотому, Деций только что победил Дакию. Крисп принял монету, удивляясь её приятной тяжести, поднес ближе к канделябру и с благодарностью оглянулся на отца. Прямо под суровым профилем императора Деция на ней и правда была выцарапана небольшая «F» - первая буква латинского слова «счастье»…

7

Отец Тихон с недоумением и ужасом взглянул на Валентину…

- Почему так болит сердце? Что меня душит, мама?

- Васенька, родненький, не умирай!

- А разве я… умираю?

- Нет, ты будешь жить! Ты проживешь еще долго-долго! Ты еще переживешь нас с папой! Только, пожалуйста, не умирай…

      Валентина набрала полный шприц и подошла к отцу Тихону.

      - Благослови, Господи, руки врачующих! – с улыбкой кивнул он ей.

      - И шприцующих! – прошептала Лена, с ужасом глядя на происходящее.

      - Ленка, марш отсюда! – коротко приказала Валентина.

      Хлопнула дверь.

      - Валентина! А почему ты мне о муже своем ничего не говоришь?

      - А чего говорить – что толку?

      - Ну почему? В любом правом деле есть толк!

      - Может, и есть, да не про нашу честь! Кому горе, а кому море!

      - Ну и кому это – море?

      - Кому-кому… Григорию Ивановичу! Когда сына бывшего губернатора на охоте убили, так всё это дело на моего Лешку и списали.

      Отец Тихон с недоумением и ужасом взглянул на Валентину:

      - Как это списали? Зачем?!

      - А, чтобы сынка другого большого начальника, министра, который, действительно, убийца, спасти. Лешка-то водителем тогда у них был. Вот Григорий Иванович, в угоду губернатору с министром, и написал, что видел, как Лешка… что он… ну, одним словом – убил…

      - А он?

      - Ну, не убивал же, конечно! Он, как говорится, и мухи не обидит, не то, что человека! Любого в Покровке спросите... Нам бы, отец Тихон, хорошего адвоката тогда!.. Да где ж его было взять? И чем платить? Я ведь одна с двумя, не считая матери, на руках осталась…

      - Ничего, всё хорошо… всё хорошо будет… Вот что, Валентина! Хороший адвокат у меня есть. И даже отличный. Ни одного процесса не проиграл. И денег он с тебя не возьмет. А что касается Григория Ивановича… Ты вот что! Ты позови-ка его ко мне.

      - Да я и видеть его не могу! И не пойдет он сюда…

      - Пойдет, Валентина. И не просто пойдет – побежит! Ты только скажи ему вот что…

Глава девятая

1

Наконец, показался и сам порт…

      «Тень молнии» стремительно приближалась к Афинам.

      О том, что скоро крупный порт и длительная стоянка, теперь можно было догадаться и без слов Плутия или отца.

      Несмотря на ранний час, команда корабля повеселела. Оживились и пассажиры. Матросы приводили в порядок палубу, надраивали до красного блеска медные части судна. Повар, накормив всех раньше обычного, чистил большой котел на керамической плите у основания мачты. Гребцы более энергично, чем всегда, налегали на весла. И, тем не менее, келевст поторапливал их, хотя и не пускал в ход свой сыромятный бич.

      Наконец, показался и сам порт, с видневшейся издалека статуей Афины, позолоченное копье которой блеснуло в первых лучах восходящего солнца.

      Капитан сказал что-то кормчему, и тот налег на рулевое весло, давая паруснику новый курс.

      Одна за другой слышались команды:

      - Убрать паруса!..

      - Малый ход!..

      - Налечь на вёсла!..