Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

Все соседи были вполне согласны с поставленным снохой Ирвинга диагнозом: безумие. Каждое утро Пьеро видели во дворе стоящим на руках. Он ездил по улице на велосипеде в развевающемся на ветру длинном шарфе и всем прохожим говорил: «Добрый день!» Когда Пьеро исполнилось шестнадцать лет, Ирвинг уволил шофера и вручил мальчику ключи от машины. Пьеро водил машину бесшабашно, заезжая на газоны. Вместо того чтобы звонить в дверной звонок, он гудел в автомобильный гудок.

Но Ирвинг не ругал Пьеро за это и не наказывал. Ребенок, по его мнению, был немного тронутым, но эта ненормальность очаровывала. Она составляла признак гениальности. Мальчик явно был со странностями. Он напоминал старику о его собственных выходках в молодости. Будь он существенно моложе, Ирвинг тоже размахивал бы на крыше кочергой, требуя от драконов, чтобы они показали ему свои мерзкие морды.

Но гораздо важнее было то, что Ирвинг обожал игру Пьеро на пианино.

Слушая мелодии мальчика, он вспоминал, как чувствовал себя абсолютно невинным. Как чувствует себя добропорядочный человек. Он вновь ощущал себя молодым. Когда Пьеро играл на пианино, время как понятие исчезало. Ирвинг закрывал глаза и становился девятилетним ребенком в полосатом купальном трико, стоящим на цыпочках в ледяной воде. Он закрыл глаза, загадывая желание перед тортом ко дню рождения. Он готов был пожелать себе стать премьер-министром.

Нет, он не будет слушать никаких докторов, выносящих приговор его дорогому другу. Ему не нравилось, что к Пьеро относятся без такого же уважения, с каким доктор относился к другим детям Ирвинга. Поэтому они поехали к портному за новой одеждой для Пьеро.

– Терпеть не могу смотреть на второсортную одежду, – заявил Ирвинг с пассажирского сиденья. – Я хочу тебя приодеть не для тебя, а для себя.

По дороге в центр города, где работал портной, Пьеро умудрился чуть не наехать на стайку девчушек, парочку изысканно одетых молодых дам и семерых кошек. В ателье Пьеро настоял на том, чтобы костюм ему сшили из многоцветной ткани в клетку. Портному поручили сшить костюм по самой последней моде из забавного материала. На голове у пошивочных дел мастера была ермолка, изо рта торчали булавки, он суетливо снимал с Пьеро мерки, умело орудуя кусочком мела. И спустя неделю костюм был доставлен прямо к двери.

Ирвинг пил чай в саду. Пьеро вышел в новом костюме, разведя руки в стороны. Над его головой пролетела ласточка, перышки ее хвоста были тоненькими, как ножницы белошвейки.

– Я счастлив видеть, как ты здесь ходишь в таком щегольском костюме. Интересно, кто были твои родители? Наверняка какая-то очаровательная девушка из весьма состоятельной семьи, соблазненная на балу в День святого Валентина. Ты, несомненно, аристократ. Ты мой юный принц. Мы с тобой оба в одной лодке. Никто не знает, кто мы такие на самом деле. И мы не будем больше с тобой одиноки, потому что мы есть друг у друга. Мы вместе будем наслаждаться жизнью, без всяких дурацких ярлыков, которые пытаются навесить на нас злопыхатели. Какое нам дело до прошлого? Какое дело прошлому до каждого из нас?

Когда кто-нибудь спрашивал его о приюте, Пьеро всегда рассказывал людям о прекрасной Розе. Он ничего не говорил им ни о холоде, ни о сестре Элоизе, ни обо всех одиноких детях, которых он там оставил на ее попечение. От этого он испытывал такое острое чувство вины, которое было непереносимо даже для самого черствого сердца. Пьеро продолжал посылать Розе письма. Она, наверное, жутко на него злилась из-за того, что он ушел из приюта. Может быть, лучше было бы о ней забыть. Но постоянно преследовавшие и терзавшие его мысли о ней позволяли ему отрешиться от других воспоминаний о приюте. Так случилось, что Роза стала его единственным воспоминанием о детстве. Память о ней усиливалась и оплетала все другие его мысли, как розовый куст.

12. Мистер красавец и мисс зверюга

Роза обладала талантом развлекать людей, но хорошей гувернанткой она не стала. Ее не беспокоили дикие выходки детей, она не собиралась приучать их к порядку или воспитывать. Ведь Хэйзл и Эрнест были ей родственными душами. Она просто играла с ними и заботилась о них, помогая им удовлетворять насущные потребности.

Они устраивали фейерверки на заднем балконе. Им полагалось дождаться Рождества, но они не могли сдержаться. Они регулярно получали десерт после каждой трапезы три раза в день. Однажды они забежали на кухню с перемазанными зеленой краской лицами. Хэйзл на секунду остановилась и взглянула на повариху.

– Привет тебе, жительница Земли, – сказала она.

Роза никогда не убирала за детьми, только брала в руки свою тряпицу, разрисованную лимонами, когда мимо проходила хозяйка дома. Однажды, увидев, что ванна полна лягушек, одна из горничных громко закричала. В ванную вошла Хэйзл и сообщила горничной, что они с Розой всех лягушек уже перецеловали, а теперь ждали, давая им время превратиться в принцесс. Наверное, в мгновение ока это не могло произойти.

– Может быть, голые принцессы сейчас бродят по земле в поисках чертовых девчонок, которые их поцеловали и тут же смылись, – предположила Хэйзл.

Как-то поздно вечером Роза с детьми ела из миски взбитые сливки. Внезапно сливки превратились в белого жеребца, вставшего на дыбы. Эрнест настолько взбудоражился, когда доел все сливки, что в одном исподнем побежал по улице и бросил бейсбольный мяч в окно приятеля.

В другой раз рядом с домом возник снеговик с ножом в груди, у которого из раны вытекал пищевой краситель. На месте рта у него был большой камень, что создавало впечатление, будто снеговик орет что есть мочи.

Хотя под присмотром Розы Хэйзл и Эрнест становились все менее управляемыми, уволить Розу не мог никто, поскольку дети с полной определенностью решили, что она останется с ними. Если бы только кто-нибудь попытался выгнать ее с работы, поднялся бы такой сыр-бор, какого этот дом еще не знал.

Бывали, правда, и такие дни, когда Роза решала, что должна стоять тишина, как в немом кино. Она жестами выражала свои потребности и желания. Она гладила себя по животу, спрашивая таким образом детей, не хотят ли они есть. Она бранила их, строя мрачные гримасы, топая ногами и яростно грозя им пальцем. Старшая горничная видела, как Роза наказывает маленьких дикарей только в такие моменты. Хотя, конечно, наказания были шуточными.

Как-то днем в детской она учила детей делать колесо и переворот назад. Их коленки были в крови от первого