Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

Еще одна комната была отведена для чаепития после часу дня. Стены там были разрисованы голубенькими цветочками, на полу стояли большие часы с маятником. Их громкое тиканье звучало так, будто человек, задумавший самоубийство, снова и снова взводит курок ружья.

Посреди зала искусств стоял мольберт. Еще там был небольшой столик с вазой, полной засушенных цветов. В этом помещении в разных сосудах стояло множество кисточек самых разных форм, которыми можно было на холсте воспроизвести любой существующий в мире предмет.

Дальше располагались кабинет, бильярдная и оранжерея. Еще был маленький зал с небольшим бассейном. На поверхности воды в нем одиноко плавали мальчуковые шорты, чем-то напоминавшие морскую черепаху. Еще в одной комнате были собраны предметы, кем-то привезенные из дальних странствий. В застекленной витрине там покоилась засушенная голова. Солнце только что село, и Роза спросила, можно ли ей посмотреть в направленный в окно телескоп.

– Ладно, давай, – сказала горничная. – Только, пожалуйста, не смотри в него слишком часто.

Впервые за последние пять лет кто-то взглянул в телескоп, так долго к нему вообще никто не подходил. В доме уже давно никто не смотрел в небеса. Роза выпрямилась и отошла от телескопа на пару шагов. Она никак не ожидала настолько близко увидеть луну. Это ее испугало. Небесное светило больше не походило на поцарапанную поверхность ледового катка. Оно было серым, корявым и злым. Оно выглядело так, будто его сделали из пороха. У нее возникло чувство, что она только что распахнула дверь, а за ней стоял кто-то голый. Смотреть на луну было непросто. Розе показалось, что она увидела там чье-то лицо.

Старшая горничная сообщила Розе, что мистер Макмагон часто отлучается по делам или ночует в квартире в центре города. А когда он все же приходит домой, это всегда случается поздно ночью, уже после того, как все легли спать. Его жена, наоборот, выходит из дома очень редко.

Они остановились у спальни хозяйки, чтобы поздороваться с миссис Макмагон. Она лежала на кровати поверх одеяла, полностью одетая. На ней были замечательное голубое бархатное платье на пуговицах спереди и пара черных туфель. На лоб она себе положила влажную салфетку. У жены Макмагона была необычайно чувственная пышная фигура. Она знала, что в молодости ей удалось покорить мистера Макмагона именно благодаря своему телу. Он на все был готов ради того, чтобы видеть ее гигантские груди. Даже несмотря на то, что половину лица миссис Макмагон скрывала салфетка, Роза увидела, что она просто красавица.

– Ну ладно, теперь иди к детям, – сказала ей миссис Макмагон. – Хэйзл и Эрнест. Они совершенно невменяемые. Я не для красного словца это говорю, а только потому, что я их мать.

За исключением детской, до которой они с горничной еще не дошли, в доме было немного признаков присутствия детей. Тем не менее кое-где Роза уже видела их недвусмысленные сигналы с просьбами о помощи, когда они проходили из одной комнаты в другую. Так, в зале искусств ее внимание привлек карандашный рисунок мальчика с отвалившейся головой. А на оконном стекле помещения с бассейном кто-то кончиком пальца написал: ПОМОГИТЕ.

Они повернули по коридору и направились к детской. В конце коридора стоял маленький светловолосый мальчик, которому на вид можно было дать лет шесть. На нем была полосатая маска, а в руке он держал кнут. При виде его горничная заметно вздрогнула.

– Я слишком долго мирился с львиным дерьмом, – сказал мальчик.

Из комнаты вышла девчушка с лошадиной головкой на палочке, которую она с силой уперла в пол, будто древко копья. У нее были светло-каштановые волосы и карие глаза, выглядела она лет на семь. Кроме белья и носков, на ней ничего не было.

У Розы возникло ощущение, что эти дети дикие. Что, войдя в их спальню, она увидит заросли джунглей, пышную тропическую растительность, диких кабанов и бабочек с большими, как теннисная ракетка, крыльями.

Горничная громко хлопнула в ладоши, направив руки в сторону детей. Они оба подпрыгнули, как маленькие зверьки, и с криками побежали в детскую. Она проводила туда же Розу и оставила ее знакомиться с детьми. Детская оказалась большим помещением с выкрашенными в голубой цвет стенами, по верхнему краю которых плыли небольшие кучевые облака. На полках там были расставлены великолепные игрушки, а на полу стоял замечательный кукольный дом, сделанный на манер викторианского замка. Хэйзл и Эрнест уставились на Розу.

– Вы видели волка, который вошел через заднюю дверь?

– Что-что-что-что ты тут такое несешь, черт возьми? – отозвались дети.

– Я с ним встретилась на заднем дворе как раз перед тем, как развесить стираное белье на веревке. Он пытался утащить что-нибудь из одежды вашего отца.

Оба ребенка тут же рванули к окну посмотреть, нет ли на заднем дворе волка.

– Там его уже нет. Я ему прямо сказала, что думаю о краже одежды вашего папы, а он мне тогда ответил, что спросит вашу маму, можно ли ему взять что-нибудь из отцовской одежды.

– Ты что, с ума сошла? – взвизгнула Хэйзл. – Волка нельзя посылать к маме! Он же может ее съесть.

– Ну ладно, схожу гляну, как там дела.

– Мама не любит, когда ее беспокоят, – заметил Эрнест.

– Знаешь, если ее кушает волк, я уверена, она не будет возражать против того, что я его остановлю.

– Тогда, пожалуйста, поторопись! – крикнула Хэйзл.

Роза спустилась по ступенькам. Дети переглянулись, одновременно испуганные за свою мать и пораженные храбростью Розы. Когда она вернулась в детскую, на ней был один из костюмов Макмагона и его цилиндр, который она обнаружила в кладовке в прихожей.

– Я слышал, что здесь меня искали какие-то дети. Я – мистер Волк.

Хэйзл так резко вскочила со стула, что он опрокинулся позади нее. Она захлопала в ладоши от счастья, потому что ей рассказали сказку, о которой она даже не просила.

– Посмотрите на меня. Я совсем не чудовище. Мне только надо немножко одежды, чтобы я мог устроиться на постоянную работу. Ну, может быть, я время от времени и съем ребеночка. Такая уж у меня натура. Но я ем только непослушных детей. Только таких, которые прогуливают школу. И когда они шляются по улицам средь бела дня, я их ловлю. Или поджидаю у кондитерской каких-нибудь обжор, а потом сам их пожираю. А еще я бросаю маленькие камушки в окна, чтобы узнать, какие дети по ночам не спят. И если они допоздна колобродят, это, конечно, потому, что хотят, чтобы