Только вперед! - Денис Старый

— Как вы находите Юлиану? — спрашивала Анна Леопольдовна уже в котороый раз.

— Боюсь, её героический муж, о котором слагают множество сплетен, будет огорчён, если я начну оценивать госпожу Норову. Меня вызовут на дуэль, а, как человек чести, я не откажусь, — Антон Ульрих даже в какой-то мере подобрался, являя собой хвастливого мальчонку.

Анна Леопольдовна решила дальше эту тему не развивать. Но только сегодня. А вот после… Понемногу, по чуть-чуть, будет говорить про Юлиану, чтобы Антон Ульрих со временем смирился, понял, что быть ему, как с женщиной, только с Юлианой. И чтобы Анна, как женщина, была с Александром Норовым.

— Могу ли я остаться сегодня на ночь в вашей спальне? — Антон сделал робкую попытку ещё больше сблизиться со своей супругой.

— Нет же! Конечно же, нельзя! А если вы во сне ударите меня сильно по животу? — Анна Леопольдовна активно запротестовала.

Хилый, щуплый Антон и не понял. Это шутка какая? Он? И ударит сильно?

В дверь спальни Анны постучали, но никто не вошёл.

— Императрица идёт! — с нотками испуга сказала Анна Леопольдовна.

Был такой уговор, который, впрочем, почти ничего и не стоил лакеям и медикам, которые всё так же продолжали дежурить у покоев великой княжны. Если становится известно, что государыня намеревается посетить свою племянницу, тогда в дверь спальни обязательно постучат, и никто не войдёт. Анна Леопольдовна думала, что это она так влияет на свое окружение. Но это окружение делает все, чтобы создать вокруг беременной зону спокойствия.

Антон Ульрих наблюдал за тем, как судорожно, самостоятельно, даже не вызвав служанку, прихорашивается его супруга. Гребень в руках Анны Леопольдовны отрабатывал не хуже, чем бритва у лучшего придворного цирюльника. Тут же и платье было разглажено, пусть и руками. Поверх был накинут шёлковый платок с притороченными к нему кружевами.

Последний элемент одежды выглядел хоть и безвкусно, на что обязательно попеняет императрица, но явно богато. В любом случае Антон Ульрих позавидовал и во многом заревновал свою жену к тётке. Явно Анна Леопольдовна никогда подобным образом не прихорашивалась перед приходом своего мужа.

Государыня ворвалась в спальню к своей племяннице, как сквозняк, раскидывая створки дверей, обдувая присутствующих холодом.

— Антон, поди прочь! — грозно сказала императрица. — Все прочь, окромя Анны!

Напряглась не только Анна Леопольдовна, но и все придворные. Наибольшее недоумение вызвало следующее требование государыни:

— Остерман, останься только ты!

Андрей Иванович Остерман поклонился. Не преминул торжествующим взглядом исподлобья посмотреть на Бирона. Однако министр быстро взял себя в руки и тут же перестал тешить своё самолюбие и являть превосходство. Он понял, для чего именно его оставляют в спальне Анны Леопольдовны.

Больше всего негодовал Ушаков. Он, человек, который ещё недавно считал, что властен и даже способен победить при необходимости Бирона, недоумевал. Непонятным было для Андрея Ивановича Ушакова и то, почему за последние несколько дней к нему охладела государыня. Нет, она его не гонит, но и практически не обращает внимания, не спрашивает совета, не прислушивается, когда он говорит.

Несомненно, умный Ушаков, все же не смог понять, что его странное поведение в последние дни вызывало недоумение не только у государыни. Он нередко говорил невпопад. Вид имел такой болезненный и усталый, что государыня терялась: относиться ли к Ушакову по-прежнему, как к мудрецу и государственному деятелю, или причислить его к армии своих уродцев.

Это так болезненно далось Андрею Ивановичу — та растерянность, которая случилась из-за мнимого, ошибочного «отравления» принца и государыни. Оказалось, что здоровье уже далеко не молодого человека не железное. И не знал он, что многие болезни, если не все, — от нервов.

Из спальни Анны Леопольдовны вышли все, кроме государыни и Остермана. Строгий вид императрицы неожиданно сменился другим — с признаками усталой и больной женщины. А ведь Анна Иоанновна ещё явно не была старухой по годам.

— То, что нынче проговорим, знать не должен пока никто! Али тот будет знать, кому я поведаю сие, но не вы, — императрица говорила слова, которые должны звучать строго, но она будто бы просила об услуге, а не повелевала.

Анна Леопольдовна напряглась, понимая, что то, что сейчас она услышит, — дело государственной важности. Но будущую мать будущего наследника Российского престола именно в этот момент абсолютно не волновали дела державные.

Её больше волновало, чтобы дежурный медикус окно не закрывал, когда Анна Леопольдовна изволит днём спать. Ну и чтобы ужин был обильный, а не такой, что есть в полночь захочется.

— Читай, Андрей Иванович. Знаешь же, при племяннице своей говорю тебе… — Анна Иоанновна посмотрела на Остермана и вовсе умоляющими глазами. — Уповаю на тебя, как и больше пяти лет назад. Тогда ты мне поддержкой стал. Будет впредь и мне и племяннице моей.

Андрей Иванович Остерман кивнул головой.

— Не извольте сомневаться, ваше императорское величество!

Конечно же, он пообещает поддерживать любое решение государыни. И, дескать, да, не забыл он, как посылал своих людей в Курляндию, как вёл тайные переговоры с Анной Иоанновной, как обыгрывал Тайный совет в сложнейшей интриге. Наверное, в самой яркой своей интриге. Хотя… Ранее была другая интрига, с Петром Вторым.

Вот только Андрей Иванович Остерман не был уверен, что та девушка, пусть молодая и уже даже беременная женщина, справится с бременем быть матерью наследника престола. Но, пока жива нынешняя императрица, он будет верен всем её решениям. Пока…

Повинуясь знаку государыни, Остерман стал читать извлечённую из-под камзола бумагу:

— Божией волей мы, самодержица Всероссийская, повелеваем…

Если о мнимых болезнях императрицы, выдуманных, знал весь Петербург и даже большая часть страны, то о недомогании императрицы этой ночью только избранные. Вернее, лишь один избранный, если не считать медикусов, — Андрей Иванович Остерман.

Государыня не хотела, чтобы в таком виде её лицезрел герцог Бирон. Уж больно этот вид был нелицеприятным. Ночью, когда герцог отправился спать к своей жене, у государыни пошли камни. Да, она хотела звать фаворита, но…

Это было так больно, а еще и грязно, что императрица решила, что вот-вот преставится. И тогда она послала к Остерману, благодаря которому, по сути, и зашла на престол с полными правами самодержицы. Перед страхом смерти Анна Иоанновна решила прежде всего выполнить долг государственный.

Впрочем, этот долг вплотную связан и с любовным. Бирона нужно было пристраивать таким образом, чтобы он и после смерти государыни на плаху не взошел. И в завещании об