Здравствуй, Гр-р! - Татьяна Стекольникова

— Вскрывать, — объяснил мужик. И представился: Громов, Григорий Романович. Детектив, адвокат, нотариус. Охрана, наблюдение.

Его "р" было раскатистым и удачно вписывалось в тот образ, который я представила себе, прочитав вывеску, — Гр-р, одним словом…

— Это все вы один?

Мужик хохотнул и тут же сделал озабоченное лицо. Нормальный такой мужчина — высокий, не худой — вот не люблю я тощих! — но и без брюшка, с рельефными бицепсами, можно сказать, лысый — оставшиеся два миллиметра волос, снятых машинкой, не считаются, — с живым интересным лицом и весьма проницательным взглядом из-под черных бровей. На вид постарше меня, но так, на пару лет. Назвать его брутальным мешал налет интеллигентности. Такие мужики мне нравились, но так уж получалось, что ни с одной мужской особью подобного типа у меня не было близких контактов — дальше "привет — привет" не заходило. Кто знает, почему?

Мне всегда подсознательно хотелось, чтобы часть моих проблем взвалил на себя кто-то другой, сказав: "Отдохни. Я все сделаю", — и когда этот приятный почти лысый заявил, что мне ни о чем не придется беспокоиться, он все сделает сам, я чуть не зачирикала от облегчения. Он услал Тюню, велев ей прийти попозже. Спросил, не голодна ли я, подождал, пока я чуть-чуть приведу себя в порядок, сделал комплимент моей собранности (хвалить другие мои достоинства было бы с его стороны преждевременно), вывел меня из квартиры, закрыл дверь, вручил ключ и повлек к стоящему у его конторы джипу, чтобы отвезти обедать. Обедали мы в чистеньком уютном кафе, еда была вполне приличной, обслуживание молниеносным — видимо, лысый Гр-р был здесь своим парнем. Я настояла, что за свой обед плачу сама, а потом он отвез меня в супермаркет — холодильник Луизы пуст. А еще потом мы сидели в конторе лысого, угощались моими фруктами и обсуждали мои дела. Дарственная на квартиру подписана тем числом, каким помечена отправка письма. Оказывается, этот Гр-р и нашел меня по просьбе Луизы, которую знает давным-давно, — когда-то в этом доме он жил с родителями, а теперь вот сделал из своей квартиры контору — очень удобно, так как живет там, где работает. Я заметила, что планировка в его конторе необычная, как и в Луизиной квартире. Черт, теперь, значит, в моей… Как объяснил Гр-р, квартиры такие получились потому, что после революции дом у губернатора отобрали и поделили на части, населив беднейшими жителями Энска, среди которых оказались и его дед с бабкой, лишенные прежнего имущества. Семье погибшего на гражданской войне губернатора Закревского, воевавшего, разумеется, за белых, оставили мансарду — так Луиза, его дочь, называла свое жилище на третьем этаже. Когда-то это был зал — с тем самым полукруглым окном, которое привлекло мое внимание, едва я увидела дом. В зале понаделали перегородок, чтобы сделать его подобием квартиры, и одна из этих новых стен изуродовала окно, поделив его по вертикали на две неравные части. В девяностые Луиза расширила жилплощадь, присоединив к мансарде квартиру на втором этаже. Так что теперь у меня почти пентхаус, пошутил Гр-р. И что, действительно сюда, в этот пентхаус, перебираться? Старуха Закревская была права, говоря, что мне все равно где жить. Уточню: все равно где — был бы Интернет, чтобы держать связь с работодателями… Громов убаюкивающе гудел:

— Жизнь в провинции имеет свои плюсы… Все друг друга знают… Работу вы найдете — если захотите работать… Ведь кроме квартиры Луиза Ивановна оставила вам деньги — не миллион баксов, конечно, но вполне приличная сумма, лежит в банке на ваше имя, сам счет открывал.

Я тут же заподозрила его в меркантильности — охмуряет состоятельную дамочку — и решила держаться от Гр-р подальше. Насколько это возможно — кроме этого детектива-адвоката и шофера, привезшего меня сюда, в Энске я не знала ни одной живой души. Да, еще Тюня, спохватилась я, не предполагая тогда, насколько была близка к истине, не причислив Тюню к живым душам.

Свеча догорела, пламя сделалось крошечным, и, потрещав пару секунд, погасло. Кот нагло прошелся по моим ногам, потом спрыгнул на пол и исчез где-то в антикварных дебрях. Бубнить в темной комнате, обращаясь неизвестно к кому, было глупо — слушает ли меня кот, не разглядеть. Если честно, то и рассказывать коту истории, тоже не очень умно… Поэтому, послав в темноту воздушный поцелуй, я поплотнее завернулась в плед и, решив, что утро вечера мудренее, закрыла глаза.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

1. Я просыпаюсь и понимаю, наконец, кого мне напоминал Сурмин.

Проснулась я с ощущением, что не спала вовсе. Лежать было страшно неловко, в лицо светило солнце, но глаза открывать не хотелось — пропади они пропадом, эти проблемы… Доктор грозился собрать сегодня консилиум… А еще надо с Аделиной потолковать… Я обдумывала план действий — хотя бы примерный, потому что пока не разобралась во взаимоотношениях окружавших меня людей. И тут… Тут я понимаю, что меня больше не окружает тишина: я слышу обычный шум городской улицы, вот хлопнула дверь подъезда, шаги по лестнице — я даже знаю, чьи это шаги… Открываю глаза, боясь обмануться в своих предположениях… Я вернулась! Вот они, мои дорогие ручки! Вот оно, мое окно, через которое лупит мартовское солнце! Вот кусты сирени под окном! Не знаю, какого цвета ее кисти, но, надеюсь, увижу — какие наши годы! Звонок — новая дверь и кнопка звонка — следствие начавшегося еще осенью ремонта… Это Гр-р пожаловал — его шаги. Интересно, зачем? Я плохо соображала, когда шла открывать ему дверь, иначе сначала посмотрела бы на себя в зеркало, хотя бы мельком, хоть одним глазком! По взгляду Гр-р я поняла, что у меня что-то сильно не так с одеждой: видавший всякие виды хозяин "Грома" застыл с открытым ртом. Я сначала велела ему закрыть рот и войти, а потом уже оглядела себя: Анна оделась (ясно же, что это не я сама!), следуя своим представлениям о том, как должна выглядеть дама. Джинсы и футболка, бывшие на мне вчера, ее не устроили, и она основательно перетряхнула мой гардероб, чтобы одеться по своему вкусу. Представляю ее разочарование — ни корсета, ни панталон с оборками, ни платьев с декольте… Анна не нашла ничего лучшего, чем мой махровый халат — самый длинный из всех, что мне когда-то попадались. Из-за длины я его и купила, закрыв глаза на цвет — халат был малиново-красный, как мартышкина задница. Пусть бы халат, даже такого убийственного окраса — неглиже дома — это нормально. Так нет же! Под халатом, который я даже и не собиралась запахивать, потому что еще была не в себе, виднелся жемчужно-серый топ, носимый мной с пиджаком, если нужен был официоз, например, при посещении редакций. Но и топ сошел бы за легкомысленный домашний наряд, если бы Анна не напялила поверх топа мой дорогущий черный бюстгальтер, сберегаемый для экстренных случаев. Барышня серьезно покопалась в моих вещах, так как выудила из недр шифоньера льняные бермуды, засунутые мной подальше в ожидании лета. На бермуды она натянула колготки… Вы когда-нибудь видели даму в колготках поверх штанов? По уровню потрясения это зрелище сравнимо разве что с видом мужика в кожаном плаще, засунутом в треники. Но на этом Анна не успокоилась и украсила себя, то есть меня, черными стрингами, нацепив их на колготки. Это кружевное безобразие когда-то подарила мне одна развеселая подруга, намекая на намечавшийся у меня роман. Но романа не вышло, и я так и не научилась носить стринги. Немудрено, что мне было неудобно лежать — меня давило и в меня врезалось все, что могло давить и врезаться. Зеркало в прихожей, в которое я все-таки посмотрелась, поплотнее запахнув халат, показало, что Анна добралась и до моей косметики, но в этой области ее эксперименты были значительно скромнее, и, по сравнению с экстравагантным нарядом, мой макияж оказался слабой попыткой изобразить на лице шедевр Пикассо голубого периода — Анна поменяла местами губную помаду и тени. Интересно, покидала ли она в таком виде пределы квартиры… Если да, то репутация городской сумасшедшей мне обеспечена. А если Гр-р будет и дальше пялиться на мой халат в надежде получше рассмотреть то, что под ним, ничто не сможет убедить его в моей нормальности…