Здравствуй, Гр-р! - Татьяна Стекольникова

Горничная зажгла люстру, задернула шторы и спросила, не надо ли подбросить дров в печь. Надо. Но после. После того, как она мне кое-что расскажет…

— Даша, вы знаете, что сейчас делает Полина?

— Барышня в своей комнате — ужинают.

— А остальные? Антон Владимирович, следователь, маман?..

Я не сомневалась, что Дарья в курсе всех перемещений. Девица мялась. Если я правильно поняла, информация не бесплатна. Ну ничего не изменилось за сто лет! В ящиках туалетного столика я видела монетки. Будем надеяться, это сработает. Я протянула Дарье деньги — полная горсть монет. Не торопясь, она ссыпала их в платочек, завязала узелком и спрятала где-то под фартуком.

Судя по ее довольному виду, взятка была не маленькая. Я где-то читала, что до первой мировой в России фунт сливочного масла стоил сорок копеек, а фунт говядины — и того меньше, двадцать копеек. А откормленный гусь — полтора рубля. Даша теперь могла завести небольшое стадо гусей!

— Антон Владимирович в своей квартире — я им туда ужин отнесла.

— А где живет Антон Владимирович?

— Так через лестницу их квартира… К вам с парадной вход направо, а к ним — налево. Только у них комнат — три…

Странно Даша изъяснялась — рассказывая об одном человеке, употребляла множественное число. Их квартира… Адвокат что — не один в своей квартире обитает?

— А кто вместе с Антоном Владимировичем живет?

— Одни они-с, никого нет… Прислуга приходящая… Следователь уехали — им извозчика вызвали. Доктор еще раньше ушли-с. Мария Петровна у Аделины Францевны — старуха ей на картах гадает. Михаил Иванович в комнате своей заперлись — барыня им с Аделькой две спальни отделила и гостиную… давно уже, еще до меня было. Опять, наверно, напьются… Я видела, как они дворника за вином посылали…

— Кто посылал? Аделина?

— Да Михаил Иванович!

— И что он, часто так — напивается в смысле?

— Да вот как ваш жених покойный начали с ним дружбу водить, с тех пор и напиваются чуть не каждую неделю. Только барыня пьянства этого не любят. Грозили-с за университет не платить и с квартиры прогнать. Вот Михаил Иванович с господином Стремновым уходили — и до утра не было.

— А бабка эта, Аделина, она кто?

— Говорят, колдунья… Старую Адельку поэтому все боятся. Хотя она и помочь может, правда, деньги требует… У поварихи дочь заикалась, так старуха вылечила — за рупь. И не глухая она, Аделина, только притворяется, а матушка ваша ей верят… И про все у нее спрашивают, а та то на картах гадает, то в шар смотрит — у нее в спальне есть — чтобы узнать, значит, как поступить… Сейчас вот про вас гадают…

— И как? Что слышно?

— А ничего не слышно… К дверям не подойти — жандарм в квартире, не велит часто никому ходить.

— Меня что ли караулит?

— Да всех… Из дому нельзя выходить никому…

— А как же адвокат вышел?

— Антону Владимировичу можно и доктору. Следователь сказал, что они, как это, не замешаны, потому — у них…

— … алиби что ли?

— Не знаю я, как назвать… Но их ночью тут не было…

— А я, я где была?

— А я вас как раздела вечером, вы меня и услали, я спать и пошла — у нас комната одна с Устей Ерохиной, барыниной горничной. До утра мы и не выходили… Уж и следователь меня спрашивал, не слыхала ли я чего…

— И что вы ночью слышали?

— Да ничего… Если бы кто выходил, мы бы слышали, дверь-то у нас рядом, почитай, в головах. Если кто ночью дверь открывает, мы и просыпаемся… Сегодня никто дверь не открывал…

— А вот скажите мне, Даша, Полина — она добрая?

— Они… нет… Полина Федоровна у старухи учатся всякому колдовству. Я у них вашу карточку видела, истыканную иголками. А адвокатов портрет они под корсетом носят…

Последние слова Даши сопровождались жутким грохотом — кот свалил на пол поднос с моим ужином. Даша ойкнула и кинулась собирать с пола еду и посуду, а Маркиз гордо прошествовал за кресло, унося в пасти кусок ветчины. Через десять минут горничная принесла мне ужин номер два. Все эти десять минут возле меня торчал жандарм — ему показалось, что он слышал выстрел. Комнату он обыскивать не стал — поверил на слово, что я не прячу нигде пистолет. С другой стороны, откуда ж ему, пистолету, было взяться — комнату на предмет сокрытия в ней оружия уже осматривали.

На ужин у меня был омлет — без ветчины, но с приличным куском семги.

— Кыса-кыса-кыса, — позвала я на всякий случай, не надеясь, что кот сменит гнев на милость и придет за угощеньем. Он единственный, кто считает Анну не Анной. Нет, вру. Еще старая ведьма Аделина. И как это я про нее забыла? Может, пойти и поговорить с ней?

Я в раздумье ковыряла вилкой омлет. Какую только муть я не читала в своей жизни! И о призраках, и о похищении землян инопланетянами, и о переселении душ… И всегда мне казалось, что участники подобных происшествий ведут себя малодушно. Вместо того чтобы с жаром броситься выяснять причины и подробности, изучать, исследовать и заносить уникальную информацию в анналы истории, люди мало что предпринимают — только умирают от страха, ноют и жалеют себя. Теперь вот и я среди этих ноющих и жалеющих себя… Всю свою сознательную жизнь я старалась следовать правилу: даже в самом плохом можно найти что-то хорошее. Безусловно, положительные моменты есть и в моей ситуации. Конечно, никто не мог бы мне сказать, как долго я пробуду в теле Анны. Предположим самое плохое — я навсегда Анна. Я не смогу вернуться в свой мир, где остался мой сын, друзья, работа, любимые вещи, да вся жизнь, наконец! Не знаю, как там поживает мое тело, но если предположить, что ситуация зеркальна, то и с Анной в моем теле происходят конфузы, подобные моим. Но ей-то гораздо хуже, чем мне! Она попала в будущее — неизвестность, полный мрак! Я, пусть примерно, но представляю себе, что меня ждет — взять хотя бы 1914, а затем и 1917 год… Смоюсь в какую-нибудь… в общем, куда подальше — где ни революций, ни войн… И потом, я сейчас — юная особа с умом зрелой, умудренной жизненным опытом женщины, а она? Весьма в годах леди с умишком недоросля? В соседстве с телевизором, мобилой и компом, которые ей и во сне не снились? Если не свихнулась сразу, так сделает это в ближайшее время…

Омлет был съеден, кот не высовывался. Думаю, думаю — и ничего не могу придумать… Понятно же — из-за недостатка информации. Помните притчу, как слепцы ощупывали слона? Кто-то потрогал хвост, и для него слон был вроде веревки, кому-то досталась нога, и получился слон, как колонна. У меня же не было под рукой ни хвоста, ни хобота, ни ноги, ни чего-нибудь другого от слона по имени "Кто убил Стремнова?". Вся дальнейшая жизнь Анны, а возможно, и моя, зависела от ответа на этот вопрос, и я ничего не могла предпринять, чтобы хоть на шаг приблизиться к разгадке. Оставалось бродить по комнате и получать удовольствие от ощупывания антиквариата — бархата, бронзы, полированного дерева. Необычное это было помещение — с выступами и нишами, и каждый новый угол удивлял предметами. Я обнаружила небольшую этажерку с книгами и журналами, пяльцы, укрепленные на треноге на манер мольберта, с начатым вышиванием — алые маки гладью. А еще я нашла свое зеркало — между двумя окнами. Даже странно, что я не обратила внимания на такой огромный предмет, хотя не однажды проходила мимо, а уж сколько раз заглядывала в эти окна, чтобы полюбоваться видом заснеженного Петербурга сто лет назад, — и не сосчитать.