Колыбель молчания - Алексей Кирсанов

Джулиан и Элиас смотрели на рисунок, потом друг на друга. Страшная теория Элиаса обретала зримое, пусть и абстрактное, воплощение на пыльном полу станции «Глубина». Колыбель не просто убивала. Она разбирала их. Стирала все человеческое. И готовила оставшуюся биологическую машину к включению в свой грандиозный, чудовищный цикл перерождения. Они были не колонистами. Они были урожаем. И жатва была в самом разгаре.

Глава 21: Угасание Майи

Тяжелое знание о цикле Колыбели висело в воздухе станции «Глубина» гуще пыли. Оно не давало надежды, лишь ускоряло внутренний отсчет. И этот отсчет для Майи Сен подходил к концу. Ее рисунки углем на полу – те самые витки тьмы и фрактальные щупальца – застыли незавершенными. Она сидела, скрючившись, спиной к стене, обхватив колени. Ее взгляд был устремлен куда-то в пространство перед собой, но не на рисунок, не на людей. В пульсирующем свете аварийной лампы ее лицо казалось восковой маской.

Джулиан осторожно подошел, присел перед ней. Он взял бутылку с водой. «Майя… Пить?» – его голос звучал неестественно громко в гудящей тишине. Он сделал простой жест: поднес воображаемый стакан ко рту, наклонил голову.

Майя медленно перевела на него взгляд. В ее глазах не было узнавания, лишь туманное любопытство, как у животного. Она не ответила жестом. Не кивнула. Ее пальцы нервно перебирали ткань на коленях комбинезона.

Джулиан настойчивее повторил жест, поднес к ее губам настоящую бутылку. «Вода. Пить. Тебе.»

Майя вздрогнула, когда пластик коснулся ее губ. Ее рука дрогнула, поднялась. Но не для того, чтобы взять бутылку. Ее пальцы схватили воздух возле бутылки, сжались в кулак, потом разжались, описав в воздухе нечто невнятное – не жест, а судорожное подергивание. Она издала гортанный звук: «Аа…» – без интонации, без смысла. Ее рука упала обратно на колено.

«Сложные жесты… ушли…» – прошептал Джулиан, отодвигаясь. Боль врача, видящего необратимое поражение мозга, смешивалась с личным горем. Майя, блестящий лингвист, создававшая системы общения, потеряла последний мост к другим. Остались лишь базовые рефлексы: отдернуть руку от горячего, повернуться на громкий звук, схватить предложенную еду машинально.

Элиас подошел к незавершенному рисунку на полу. Он надеялся увидеть новый образ, новую страшную подсказку. Но Майя не возвращалась к нему. Вместо этого, ее рука, лежавшая на колене, вдруг зашевелилась. Большой палец начал водить по указательному. Сначала медленно, потом быстрее. По кругу. Маленькая, бессмысленная спираль на собственной коже.

«Нет…» – Элиас почувствовал, как сжимается горло. Он взял с пола кусок угля, который она использовала. Осторожно протянул ей. «Майя… Рисуй. Пожалуйста.» Он ткнул пальцем в незавершенную работу.

Майя взглянула на уголь. Ее глаза на мгновение оживились чем-то похожим на интерес. Она взяла кусок. Ее пальцы сжали его так крепко, что уголь крошился, пачкая кожу. Она наклонилась к полу… но не к старому рисунку. Она начала водить углем рядом. Не фракталы. Не воронки. Простые, грубые спирали. Одна за другой. Круг за кругом. Они налезали друг на друга, сливаясь в черное пятно. Она водила углем снова и снова по одному месту, углубляя борозду, пока под слоем сажи не исчез металл пола. Это был не рисунок. Это было ритуальное действие. Механическое повторение одного паттерна – того самого, что Колыбель вбила ей в подкорку.

«Она… зациклилась…» – Джулиан смотрел, как черное пятно растет, поглощая остатки творчества. «Только ритм. Только… базовый импульс.» Рисунки Майи, даже пугающие, были попыткой выразить. Теперь осталось лишь повторять. Как Лео стучал головой. Как Марк бил кулаком по колену. Как сам гул Колыбели.

Джекс Риггс, возившийся у пульта со взрывчаткой (последняя надежда их отчаянного плана Лео), неловко обернулся, задев стул. Металлический скрежет громко прокатился по станции.

Майя резко дернула головой в его сторону. Ее глаза расширились. В них мелькнул… страх? Или просто реакция на резкий стимул? Она вжалась в стену, ее дыхание участилось. Она смотрела на Джекса, но не как на товарища, не как на человека. Как на угрозу. Как на внезапный, громкий, непонятный объект в ее суженном мире.

Элиас осторожно присел рядом, блокнот в руках (он все еще пытался записывать, хотя буквы превращались в каракули). «Майя… это Элиас. Помнишь?» – он мягко коснулся ее руки.

Майя резко отдернула руку, как от огня. Она зашипела, коротко, по-звериному, уставившись на него пустыми глазами. Никакого следа узнавания. Ни тени той связи, что была между ними, последними хранителями языка на погибающей базе. Для нее теперь он был просто еще одним источником непонятных сенсорных сигналов – прикосновения, звука голоса. Помехой в ее мире ритма и спиралей.

«Она… не узнает…» – Элиас отпрянул, чувствуя ледяной укол в сердце. Личность Майи Сен – ее знания, ее юмор, ее страх, ее надежды – была стерта. Осталась лишь биологическая оболочка, реагирующая на базовые стимулы: свет, звук, прикосновение, голод. Пустой сосуд, ожидающий наполнения чужим ритмом, готовый к ассимиляции. Стадия 3.

Джулиан Картер стоял над ней, его руки бессильно опустились вдоль тела. Врач. Человек, посвятивший жизнь лечению, восстановлению. А перед ним – пациент, чью болезнь он не мог диагностировать в привычных терминах, не мог лечить, не мог даже замедлить. Никаких препаратов в его аптечке не было против этого. Никакая хирургия не могла вырезать чужеродную сеть, опутавшую ее мозг. Его медицинские знания были бесполезны перед лицом абсолютно чуждой биологии, выполнявшей свой цикл.

Он опустился на колени рядом с ней, не касаясь. «Майя…» – его голос сорвался. Больше не было слов. Не было жестов, которые она поняла бы. Только гул станции, гул планеты, бормотание Лео, стук Марка и.… новый звук. Тихий, монотонный. Майя начала покачиваться. Вперед-назад. Вперед-назад. В такт гудению Колыбели, проникающему сквозь скалу. Ее губы чуть шевелились, но звука не было. Она нашла свой ритм. Последний этап перед полной потерей связи с реальностью.

Джулиан закрыл глаза. Его собственный разум затуманивался, но яснее ясного он понимал: Майя ушла. Ее место заняло что-то иное, переходная форма между человеком и ресурсом Колыбели. И это был не единичный случай. Это был образец. Скорость ее падения была ужасающей. Лео уже был там. Марк был на грани. Джекс цеплялся за рутину настройки взрывчатки. Элиас боролся с блокнотом. Он сам чувствовал, как мысль вязнет, как слова ускользают.

«Время…» – прошептал Джулиан, открыв глаза и глядя на Элиаса. Взгляд врача был красноречивее любых слов. Время не просто на исходе. Оно вытекло, как песок из перевернутых часов. Майя стала первым явным переходом в их группе. Она была живым таймером, отсчитывающим последние минуты их разума. Скоро они все станут такими же – немыми, ритмичными тенями, готовыми к последнему маршу в центр долины. Если они не успеют. Если их отчаянный план – последняя атака Лео – не сработает. Но глядя на Майю, покачивающуюся в своем углу, навсегда потерянную для них, Джулиан сомневался, что успеют вообще на что-либо.

Глава 22: Послание в никуда

Тихий скрежет угля по полу прекратился. Майя затихла в своем углу, лишь легкое покачивание тела выдавало в ней не человека, а биологический метроном, настроенный на пульс Колыбели. Лео лежал без движения, дыхание поверхностное и ритмичное. Марк бил кулаком по бедру с монотонным упорством автомата: Тук-тук-пауза. Тук-тук-пауза. Этот звук стал саундтреком их обреченности. Взгляд Джулиана Картера встретился со взглядом Элиаса Вернера. Никаких слов не было нужно. Время, отсчитываемое падением Майи, истекло. Следующими будут они.

Элиас подошел к пыльному пульту станции «Глубина», где Джекс Риггс, преодолевая тремор в руках, копался в настройках слабенького коммуникатора. Техник взглянул на него, в его глазах, налитых кровью, плавала не ясность, а остатки упрямства, привычки делать.

«Сигнал…» – начал Элиас,