Колыбель молчания - Алексей Кирсанов

указал на графики пиков активности. «Период активности… это… метаморфоза. Питание. Перестройка.» Его взгляд упал на Майю, чей палец все выводил спираль на стекле, и на Лео, застывшего в вечном ритме. «А мы… питание. Сырье.»

Элиас кивнул, ощущая ледяную пустоту в груди. «Разум… мешает. Шум. Сопротивление. Надо… очистить. Упростить.» Он показал на свой рот, потом махнул рукой, изображая исчезновение. «Речь. Письмо. Мысли. Личность. Все… лишнее. Только… тело. Ритм. Покорность.» Его рука дрогнула, указывая на экран с данными текущего пика. «Сейчас… пик. Пик… пожирания. Пик… превращения.»

Майя Сен отвернулась от иллюминатора. Ее глаза, остекленевшие, были полны непонимания, но в них мелькнул отблеск ужаса от тона голосов Элиаса и Джулиана. Она подошла к столу, где лежал ее треснутый планшет. Мимо него. К участку стола, покрытому толстым слоем пыли. Ее палец, тот самый, что чертил спирали на стекле, опустился на пыль. Медленно, с почти ритуальной тщательностью, она начала выводить спираль. Большую. Сложную. С расходящимися витками. Она водила пальцем снова и снова, углубляя борозду в пыли, ее губы беззвучно шевелились. Это не было картой. Это не было попыткой общения. Это был симптом. Визуальное эхо того самого паттерна, который Колыбель вбивала в их мозг. Паттерна цикла. Паттерна перерождения через уничтожение.

Джулиан и Элиас смотрели на нее, потом друг на друга. Гипотеза, рожденная в отчаянии, обретала жуткую реальность. Они нашли не объяснение катастрофе. Они нашли механизм. Цикличный, безжалостный, чуждый механизм космической жизни, для которой их человечество, их разум, их «райские» мечты были лишь удобным, самоорганизующимся биоматериалом. Колыбель не была домом. Она была желудком. Или маткой. И они были внутри. Пик активности был в самом разгаре.

«Она… проснулась…» – прошептал Элиас, глядя на спираль Майи в пыли, сливавшуюся со спиралями на графиках архива. «Из-за нас.» И в его голосе не было вины. Был лишь леденящий ужас перед масштабом безразличной чужой воли, в сети которой они угодили. Станция «Глубина» хранила не просто данные. Она хранила приговор. И доказательство того, что история Колыбели, история этого кошмара, повторялась. Возможно, не раз. И закончится так же. Цикл должен завершиться.

Глава 20: Цель «Колыбели»

Архивы «Глубины» лежали перед ними цифровым саваном. Графики циклов, спутниковые снимки мертвой глади в пики активности, шрамы после «сна» – все это складывалось в картину невообразимого биологического механизма. Но зачем? Вопрос висел в спертом воздухе станции, тяжелее гула Колыбели. Элиас Вернер чувствовал, как последние островки ясности в его сознании медленно погружаются в пульсирующий туман. Он должен был понять. Прежде чем станет слишком поздно.

Джулиан Картер, опираясь о пыльный стол, пытался систематизировать наблюдения. Его блокнот был кошмаром каракулей и абстрактных схем, но он боролся. Он показал на пункты:

Группы на базе, стада в долине, их собственный Марк у двери – все двигались к эпицентру свечения. Как железные опилки. Биологический императив? Навигация по полю?

Методичный погром на «Заре». Попытки Марка открыть дверь на ходу. Саботаж связи. Не агрессия. Ликвидация помех? Устранение чужеродных элементов?

Раскачивание, постукивание, синхронные движения, бормотание Лео. Стабилизация? Подготовка нейронных сетей? Хор для… чего-то?

Полупоглощенные тела у края «инкубатора». Джулиан при виде графиков биоактивности вспомнил гистологию – как клетки растворяются в лизосомах для переработки. Прямое использование биоматериала.

«Не хаос…» – прошипел Джулиан, тыкая пальцем в свои каракули. «Система. Точная. Целенаправленная.» Его взгляд упал на Лео, чье тело было лишь оболочкой для ритма, и на Марка, бившего кулаком в такт. «Они… готовятся.»

Элиас стоял у экрана, где мигал график регресса речи с базы «Заря», построенный на ранних его отчетах (теперь бесценных и почти нечитаемых). Рядом – данные о нарастании синхронизации ЭЭГ у зараженных, которые Джулиан успел собрать в первые дни.

«Разум… шум.» – Элиас подобрал слово с усилием. Он показал на график регресса, затем на график биоактивности – они росли синхронно. «Мешает сигналу… полю… ритму.» Он сжал кулак, изображая сопротивление. «Личность… выбор… память… мешают. Сопротивляются… потоку.»

Он вспомнил Эллиота, рисующего спираль на собственной коже с блаженным лицом. Вспомнил Кассандру, ведущую стадо с пустыми, светящимися глазами. «Упростить… до базового. Инстинкт… ритм… реакция на стимул.» Он махнул рукой в сторону иллюминатора, в пульсирующую долину. «Как… нейроны. Готовые… к включению… в сеть.»

Джулиан кивнул, холодный пот выступил у него на лбу. «Ассимиляция… требует… совместимости. Биохимия… проста. Электричество… проще. Но разум… сознание… барьер.» Он показал на свою голову, затем резко развел руки, изображая взрыв. «Сломать барьер. Стереть… индивидуальность. Оставить… биологический… автомат.» Его голос сорвался. Теория была чудовищно логичной. Редукция разума – не случайный побочный эффект чужой биологии. Это был необходимый этап подготовки сырья.

Элиас отвернулся от экранов. Ему нужно было пространство, чтобы связать нити воедино, пока он еще мог мыслить. Он подошел к запыленной стене, где когда-то висела карта региона. Теперь там был только прямоугольник чистой поверхности. Он поднял дрожащий палец.

«Цикл…» – он нарисовал в пыли большой круг. «Сон.» – тыкнул в верхнюю точку. «Мертвая… гладь. Приманка.» – провел линию вниз. «Мы… прилетаем.» – точка на круге. «Пробуждение.» – стрелка вниз, к центру круга. «Заражение… сети.» – он изобразил паутину внутри круга. «Редукция… разума.» – провел рукой по горлу, затем по лбу. «Транспортировка… к центру.» – стрелка к середине круга. Он остановился, палец дрожал над центром. Что там? Что было целью этого чудовищного конвейера?

Он вспомнил пульсирующую массу в долине. Вспомнил графики невероятной энергии. Вспомнил «шрамы» после предыдущих циклов. Его голос стал тише, добавился хрип, каждое слово – гвоздь в крышку их общего гроба:

«Не яйцо… не кокон…» Он посмотрел на Джулиана. «Перезагрузка. Или… рождение.» Он ткнул пальцем в центр пыльного круга. «Существо. Чужое. Древнее. Его… жизненный цикл. Долгий сон… короткое пробуждение.» Он жестом показал на себя, на других. «Мы… питание. Биомасса. Энергия. Нейроны… для его… сети. Чтобы… проснуться. Чтобы… завершить цикл. Родиться… снова. Или… уйти.» Последнее слово повисло вопросом. Уйти? Куда? В космос? Оставив «скорлупу» Колыбели снова чистой и мертвой, как приманку для следующей жертвы?

«Сырье…» – прошептал Джулиан, глядя на свои руки, которые начинали слегка подрагивать в такт гулу. «Мы… удобрение. Для чего-то… непостижимого.» Он посмотрел на Лео, чье тело было уже почти пустой оболочкой, идеально синхронизированной с ритмом планеты. Готовой к ассимиляции. К превращению в кирпичик в теле чудовища.

Тихий звук привлек их внимание. Скрип. Майя Сен сидела на полу, спиной к стене. Перед ней лежал не планшет. Она нашла кусок обугленной пластмассы (возможно, от какого-то сгоревшего прибора) и углем от нее водила по относительно чистому участку металлического пола станции.

Она рисовала.

Но это были не карты. Не попытки общения. Даже не спирали в чистом виде.

На полу возникали абстрактные, пугающие формы:

Витки Тьмы: Черные, плотные спирали, которые не расширялись, а сжимались внутрь, к невидимой точке, затягивая взгляд в бездонную воронку.

Скопления мелких, жирных точек, сливающихся в аморфные пятна, как стаи микроскопических тварей, пожирающих поверхность.

Линии, ветвящиеся под неестественными углами, повторяющие сами себя в уменьшающемся масштабе, уходя в бесконечную сложность, от которой рябило в глазах. Они напоминали схемы нейронных сетей, но извращенные, нечеловеческие.

Резкие, рваные линии, пересекающие композицию, как шрамы на ткани реальности. Вокруг них концентрировались точки и витки.

Она рисовала с сосредоточенной интенсивностью, ее дыхание было частым, поверхностным. Она не смотрела на них. Она смотрела сквозь пол, в самое сердце пульсирующей сети Колыбели. Ее искусство стало окном в процесс ассимиляции, в суть чужого разума, для которого они были лишь ресурсом. Это был не бред. Это был отчет ее деградирующего сознания, захваченного паттерном Колыбели. Пугающий, абстрактный иероглиф их предназначения – стать частью этой фрактальной тьмы,