Колыбель молчания - Алексей Кирсанов

ниши – жесткие лежанки с пристяжными ремнями. Стол с закрепленным оборудованием для анализа проб. Везде царил запущенный порядок долгого безмолвия.

«Воздух… терпим…» – констатировал Джулиан, сделав глоток. Системы рециркуляции едва гудели где-то в недрах станции. На потолке тускло горела одна аварийная лампа, отбрасывая длинные тени.

Джекс нашел главный выключатель. Щелчок. На пульте управления замигали индикаторы. Несколько мониторов ожили, показывая статику, искаженные линии или диагностические сообщения. «Резервные… батареи… на минимуме… но работает…» – он пробормотал, опускаясь в кресло оператора. Пыль облаком поднялась вокруг него. Он начал тыкать в кнопки, пытаясь запустить основные системы.

Элиас помог Джулиану уложить Лео на одну из лежанок. Биолог не сопротивлялся. Он просто лежал, уставившись в потолок, его губы беззвучно шевелились. Марк, второй техник, прислонился к стене и начал медленно сползать вниз, его глаза закрылись. Майя осторожно поставила треснутый планшет на стол, как будто боялась его разбудить. Ее взгляд блуждал по приборам, по пыльным экранам, по темному иллюминатору, за которым пульсировала долина.

«Связь…» – Джекс нашел нужный переключатель на пульте. Замигал индикатор коммуникатора. Он схватил микрофон на гибкой стойке, стряхнул с него пыль. Его пальцы с трудом набрали частоту орбитального ретранслятора «Пилигрима». Стандартный канал экстренной связи.

«Пилигрим! Пилигрим! Это станция… Глубина… на поверхности. Говорит Риггс… Джекс Риггс! Прием!» – его голос был хриплым, прерывистым, но слова пока держались. Он отпустил кнопку передачи. В динамике зашипел белый шум. Тишина. Гул станции и бормотание Лео казались оглушительными.

Он повторил вызов. Снова. И снова. «Пилигрим! База Заря уничтожена! Биоугроза! Повторяю, биоугроза! Отвечайте! Любой, кто слышит! Отвечайте!» Отчаяние прорывалось в его тоне. Он стукнул кулаком по пульту. Пыль взметнулась.

Тишина в ответ была гнетущей, абсолютной. Не просто отсутствием сигнала. Это было молчание. Молчание мертвого корабля. Молчание вакуума, поглотившего крик.

Джулиан подошел, оперся руками о спинку кресла. Он смотрел на мерцающий индикатор связи, на пустые экраны мониторов, где мог бы быть телеметрический сигнал с орбиты. «Ничего…» – прошептал он. «Ни телеметрии… ни маяка… ничего. Как будто… его нет.»

Элиас Вернер стоял у иллюминатора. Он смотрел не вниз, на светящийся ад, а вверх. В черное, усыпанное чужими звездами небо. Туда, где должен был быть «Пилигрим». Точка света. Хотя бы точка. Но небо было пустым и безразличным. «Они… не молчат…» – его голос был тихим, леденящим. «Они… там. И они… такие же.» Страшная догадка, витавшая с момента их бегства, обрела плоть. Команда корабля. Капитан. Инженеры. Все. Заражены. Потеряны. Стали частью безмолвного кошмара на орбите. Последняя нить, связывавшая их с человечеством, с надеждой на спасение, оборвалась.

Джекс выпустил микрофон. Он упал на пульт, глухо стукнув. Голова техника снова начала покачиваться. Вперед-назад. Вперед-назад. В ритме, который теперь был единственной реальностью. Станция «Глубина» оказалась не убежищем. Она была склепом. Склепом для последних обломков их разума, затерянных на светящейся могиле под названием Колыбель. Молчание «Пилигрима» эхом отозвалось в каменной утробе станции, громче любого сигнала бедствия. Они были окончательно одни.

Глава 19: Открытие цикла

Пыль «Глубины» въедалась в легкие, смешиваясь с горечью отчаяния. Молчание «Пилигрима» повисло в тесном пространстве станции тяжелее свинца. Джекс Риггс сидел, сгорбившись, у пульта, его голова покачивалась в такт вечному гулу Колыбели, проникавшему сквозь скальную броню. Лео Коста лежал на лежанке, его дыхание было поверхностным, ритмичным, глаза открыты, но невидящими. Техник Марк сидел на полу, спиной к стене, и методично бил кулаком по колену: Тук. Тук. Пауза. Тук. Тук. Пауза. Майя Сен стояла у запыленного иллюминатора, ее палец бессознательно выводил спираль на запотевшем стекле, поверх отражения пульсирующей долины внизу. Они застряли в каменной ловушке, и стены сжимались.

Джулиан Картер ощущал, как туман подбирается к краю его сознания. Мысли спотыкались, цепляясь за простые действия. Надо… сделать… что-то. Он подошел к центральному пульту станции, рядом с Джексом. «Архивы…» – выдохнул он, тыча пальцем в один из тускло светящихся мониторов, где мигала иконка базы данных. «Данные… сейсмика… биология…» Слова давались с трудом, каждое – усилие.

Элиас Вернер, чей разум цеплялся за логику как за спасательный круг, присоединился к нему. Его лингвистическая интуиция гасла, но профессиональная привычка искать паттерны, структуру, оставалась. «Да… Искать… закономерность…» – он кивнул, его пальцы дрожали, когда он взял клавиатуру, прикрученную к пульту. Пыль взметнулась облачком.

Они начали копаться в цифровых архивах «Глубины». Станция десятилетиями автоматически записывала все: микросейсмические толчки, колебания магнитного поля, странные выбросы энергии низкой частоты, атмосферные аномалии. И – что теперь казалось ключевым – эпизодические всплески «биоактивности»: ультрафиолетовое свечение в определенных спектрах, химические изменения в пробах почвы и воздуха, необъяснимые тепловые пятна. Данные были сухими столбцами цифр, графиками, логами. Каменная летопись мертвой, казалось бы, планеты.

Первоначально все сливалось в монотонный фон. Фоновый гул. Фоновое излучение. Но Элиас, сузив масштаб времени, начал видеть всплески. Как судороги. «Смотри…» – он тыкнул пальцем в экран, где график сейсмической активности за последние 50 лет напоминал кардиограмму гиганта. Длинные, почти плоские линии покоя… и резкие, высокие пики. Пики, длившиеся недели, иногда месяцы. «Активность… не постоянна…»

Джулиан, переключившись на параллельный график зафиксированной «биоактивности», замер. «Совпадает…» – прошептал он. Каждый пик сейсмики идеально накладывался на период максимальных показателей биоактивности. И что было ужаснее – эти пики активности приходились именно на те периоды, когда поверхность планеты, по данным спутниковых снимков в архиве, выглядела абсолютно мертвой. Ни движения, ни тепловых следов, ни изменений в рельефе. Полное «затишье».

«Нет…» – Элиас покачал головой, пытаясь осмыслить. «Не затишье… Сон?» Слово родилось с трудом. Он переключился на данные текущего цикла. Пик сейсмики начался… за неделю до их высадки. Данные биоактивности взлетели до невиданных значений как раз в момент развертывания базы «Заря». И поверхность… поверхность до их прилета была именно такой – мертвой, безжизненной, идеальной. «Мы… разбудили…» – Элиас посмотрел на Джулиана, и в его глазах читался чистый, немой ужас.

Джулиан, стиснув зубы, борясь с накатывающей волной спутанности, открыл папку с визуальными данными. Спутниковые снимки поверхности за разные годы. Он нашел снимки, сделанные во время предыдущих пиков активности. На них – долина «Надежда». Но не та, что они видели при высадке. На этих снимках долина была… чистой. Слишком чистой. Без малейших признаков эрозии, без наносов, без характерных для мертвых миров следов выветривания. Как будто ее только что выгладили. И – главное – никаких следов светящихся «нейро-корней». Только гладкий, безжизненный рельеф под чужим солнцем. Совершенный «рай», замерший в ожидании.

Затем он открыл снимки, сделанные после пиков активности, в периоды «сна». И здесь долина была иной. Шрамы. Странные, спиралевидные структуры на скалах, похожие на гигантские окаменевшие узоры. Углубления, напоминающие высохшие русла рек, но ведущие в никуда. И главное – едва заметные, словно присыпанные пеплом, сети трещин в грунте. Трещин, которые теперь, в текущем цикле, светились адским голубым светом. «Она… готовилась…» – Джулиан показал на экран, на эти трещины-«шрамы». «Во сне… восстанавливалась… залечивала раны… готовила сеть…»

Элиас встал, оперся руками о холодный металл пульта. Он чувствовал, как его собственные нейронные связи рвутся, как нити. Но паттерн был слишком ярок, слишком чудовищно логичен.

«Не планета…» – начал он, подбирая слова, как острые камни. «Жизненный… цикл.» Он посмотрел вниз, сквозь скалу, туда, где пульсировало сердце светящейся сети. «Существо. Огромное. Чужое.» Каждое слово требовало невероятного усилия. «Спит… долго. Глубоко. Поверхность… мертвая… идеальная… приманка.» Он жестом показал на себя, на Джулиана, на безмолвных других. «Мы… прилетели. Разбудили. Заселили.»

Джулиан подхватил мысль, его медицинский ум искал биологическую аналогию. «Как… яйцо. Кокон. Колыбель… для нового… или… перерождения.» Он