Подари мне жизнь - Александр Трапезников

— Эй, Костя? — вывела его из оцепенения Катя. — Ты чего-то взгрустнул!

— Никто меня не любит, никто не жалеет, пойду я на болото, наемся жабонят, — откликнулся он. И действительно встал, допивая свой стакан.

— Куда это ты собрался? — спросил Митя.

— К Ритуле. Я знаю, где она может быть.

— А работа?

— Скажите, что я… умер!

— Не шути так! — крикнула ему вслед Катя.

Глава одиннадцатая

Пути и перепутья

Когда-то Константин выспросил у Риты адрес ее постоянного фотографа, снимавшего красотку для глянцевых журналов. И сейчас он брел по ночной пустынной улице как раз к этой фотостудии. Надежды обнаружить там Риту было мало, но рискнуть стоило. По крайней мере, могут подсказать, где ее искать. Ночь была теплая, ярко светили луна и звезды, в душе звучали грустные скрипки. О свалившихся на него проблемах Костя старался больше не думать. Ему вдруг почему-то казалось, что вот вернет он Риту — и тотчас все как-то само собой образуется. Все будут счастливы и довольны. А все потому, что он сейчас чувствовал себя очень одиноким…

В заборе отыскалась железная дверь. Звонка не было. Костя постучал. Потом снова — все громче и громче. Через минуту он уже барабанил в противную железяку руками и ногами. Наконец щелкнул засов и дверь отворилась. Перед Константином предстал полусонный молодой человек, обритый наголо, в длинном драповом пальто, ковбойских сапогах со шпорами и с серьгой в ухе.

— Манекен? — спросил он, зевая. — На съемки? Чего-то я тебя раньше не видел.

— Я к Рите, — ответил Костя. — Она не у вас?

Странный человек с минуту разглядывал его, изучая, затем коротко сказал:

— Топай за мной.

Костя пошел следом за ним по каким-то полутемным переходам и очутился в большом павильоне фотостудии. Горело несколько ламп. Помещение было уставлено декорациями, мебелью различных эпох, аппаратурой. Пахло духами, фотопленкой, пивом. В углу стояла огромная кровать с балдахином, под которым могло бы поместиться сразу человек десять, если их положить штабелем. Наверное, так тут и поступали, когда оставались на ночь. Но сейчас здесь лежала одна Рита и крепко спала. Фотограф подошел к кровати, ткнул в девушку пальцем, сам сбросил пальто, оказавшись совершенно голым и завалился в постель, натянув на себя одеяло.

— Сапоги бы тоже снял, — посоветовал ему Костя.

— Я сапоги никогда не снимаю, — откликнулся фотограф. — Я в них родился и умру. Не мешай спать.

— Тады ладно, приятных сновидений.

Он сел на кровать, рядом с Ритой и потряс ее легонько за плечо. Затем подозрительно приподнял одеяло, словно ожидая и ее увидеть голой и в туфельках, но на девушке было белое ажурное белье. Он вспомнил, что фотограф предпочитает мальчиков и успокоился.

— Проснись, голубка, — прошептал он в ее ушко.

Рита дрыгнула ногой и повернулась на другой бок.

Костя пощекотал ей спинку.

— Отстань, Вадик! — недовольно проворчала Рита.

— Я тебе не Вадик, а Костик, — сказал он, приподнимая ее голову. — Вадика я зарезал и изжарил. Вставай, Рита!

Она наконец-то открыла глаза и уставилась на него, словно увидела привидение. Потом зевнула и улыбнулась.

— Ты мне рада? — спросил он тревожно.

— Знаешь, если бы ты не пришел, я бы, наверное, через пару дней сама к тебе заявилась, — ответила она. — Не могу больше терпеть, не могу без тебя жить. У нас, должно быть, мысли в одном направлении движутся. Ты мне даже сейчас снился.

— То-то ты меня каким-то Вадиком обозвала! Это он, что ли? — Костя указал на похрапывающего фотографа.

— Нет, это Миша. Я тебе о нем говорила. Он гей. Но мне все равно никто не нужен, кроме тебя. И мне никогда не было ни с кем так хорошо, как с тобой. Мы с тобой — идеальная пара, и какие мы дураки, что расстались!

— Дураки и есть, — пробубнил во сне фотограф. — Ложитесь лучше и спите. Все поместимся. Втроем даже веселее.

— Нет уж! — усмехнулся Костя. — Я в этом отношении девственник.

А Рита уже соскочила с кровати и стала одеваться.

— Выпьем на дорожку кофе? — предложила она. — Сейчас я поставлю чайник. Ты на Мишку не обращай внимания, он хороший. Классный фотограф!

— Не сомневаюсь. А он и под душем в сапогах моется?

— Это у него бзик такой. Все талантливые люди с каким-либо приветом.

— Ясно. Хорошо, что я простой, обычный, нормальный человек.

— За это я тебя и люблю! — Рита подошла, крепко поцеловала его и добавила: — Оставайся таким всегда. Ты не представляешь, как мне надоели все эти звездные юноши, богатые дяденьки и крутые братки!

— А много их у тебя было за последние пять месяцев?

— А у тебя? — с вызовом спросила она. Кажется, вновь назревала ссора. — Что там у тебя с твоей Ольгой? Все трахаетесь?

— Перестань, — сказал Костя. — Там речь идет о жизни ребенка. Я тебе по дороге все расскажу.

— А мне кажется, она тебя за нос водит. Или за хобот. Сучка.

— Ну ты и дура! — вырвалось у него.

— Ах, так?!

Рита влепила ему пощечину. Костя сгреб ее в охапку и швырнул на кровать, прямо на фотографа. Тот проснулся и заорал:

— Уроды! Выясняйте свои отношения дома! Я вторые сутки не сплю!

— Покорнейше просим извинения, — сказал Константин. — Но тут у нас одно маленькое недоразумение возникло. Продолжайте дрыхнуть, больше мешать не будем.

— Спи, Миша, спи, — добавила и Рита. — Мы сами разберемся.

Она встала, сердито и обиженно посмотрела на Костю.

— Ты кофе будешь делать? — спросил он. — Нам еще такси ловить. И поживее, пожалуйста.

— Ну как же мне вытравить тебя из моего сердца? — улыбнулась она.

Пока Рита заваривала кофе, Костя рассматривал фотографии на стенах. Тут были и модные эстрадные певцы, и артисты, и спортсмены, и даже политики. Некоторые в весьма фривольном виде. На одном из снимков он обнаружил почти обнаженную Риту с представительным пузатым дядечкой в смокинге. Но без штанов. Они страстно обнимались.

— С кем это ты тут? — ревниво спросил Костя.

— A-а, это… — Рита мельком взглянула на фото. — Забавный снимок. Это и есть Вадик. Вадик Каргополов, депутат Думы, мой богатенький Буратино и спонсор.

— Так теперь ты с ним?

— Теперь я с тобой, глупенький, — она щелкнула его по носу. — Скажи лучше, ты по-прежнему меня любишь?

— Любовь… — Костя растерянно пожал плечами. — Конечно, люблю. Но что все же такое — любовь? Стендаль писал, что есть разные виды любви — страсть, влечение, тщеславие, физическая потребность… А я не знаю, что такое любовь. Вот чашка кофе — это мне понятно. Кровать с балдахином — ясно. Железная дверь в вашу фотостудию — ее я уже знаю. А любовь — не дверь.

— Нет, — не согласилась Рита. — Любовь — это именно дверь, дверь в чудесный, загадочный и неведомый мир. Мир подлинных и высоких чувств.

— Выходит, — усмехнулся Костя, — любовь и дверь — синонимы. Ну, тогда я тебя, конечно, «дверь». Я тебя очень «дверь». Я тебя железно «дверь».

— Я тебя тоже изо всех сил «дверь», — сказала Рита. — Сейчас и всегда, — и они, обнявшись, прижались друг к другу.

— Обормоты! — заорал фотограф. — Захлопнете вы наконец свои двери?! И окна, кстати, на всякий случай тоже!

— Все, все улетаем! — весело откликнулась Рита.

Фармацевтическая империя Мамлюкова занимала территорию в несколько гектаров на севере столицы. В начале перестройки, а точнее — растащиловки СССР, Славка Мамлюков был одним из многих мелких дельцов, имея за плечами два курса в геолого-разведочном и три судимости за мошенничество. В школе он постоянно списывал у своего приятеля Петра Щеглова, ни к каким наукам призвания не имел, но уже с тринадцати лет любил фарцевать и надувать своих сверстников. В этом отношении у него была действительно умная голова, похожая на круглый гуттаперчевый шарик, покрытая сверху пучком блеклой соломы. В конце восьмидесятых пришло «его время».

Мамлюков быстро поднялся на торговле аптечными товарами. Гнал дорогие, но просроченные лекарства из стран третьего мира, а здесь продавал по еще более баснословным ценам. Затем занялся собственным производством пилюль, порошков и таблеток. Выкупил у правительства Москвы здания и взял в аренду землю. Создал свою карликовую политическую партию. Заимел связи в Кремле и Думе. Пролоббировал несколько выгодных для своего бизнеса законов. Стал в принципе вполне респектабельным господином, имея за границей счета в банках и виллы, царскую усадьбу под Петербургом, целый парк роскошных лимузинов и все прочее, без чего не мыслит своей жизни «новый русский». Но главную свою аферу Вячеслав Миронович Мамлюков начал разрабатывать лишь полгода назад. Она должна была принести ему баснословные прибыли, не сравнимые ни с чем тем, что он имел сейчас. Это был широкомасштабный проект, который требовал значительных финансовых вливаний и многих сил, но зато и открывал перед ним такие перспективы, от которых захватывало дух. В результате он мог войти в круг самых главных олигархов России, а в конечном счете и вовсе оказаться на вершине экономической и политической пирамиды. При грамотном раскладе карт маячила даже должность вице-премьера, а то и… (тут Мамлюков закатывал от вожделения глаза)… главы правительства или… (здесь Вячеслав Миронович попросту слизывал с губ слюнку)… президента «этой страны».